– Поттером потрачено уже больше восьми минут, и никакого особого результата пока не видно. Леди и джентльмены, я теряюсь в догадках, не находя этому объяснений.

– Потому что ты идиот, – бормочу я, призывая камень и преобразовывая его в небольшой шлем – как раз по размеру драконьего яйца. Моя цель защищена от призывающего, поэтому я воспользуюсь старыми чарами уловки аж двенадцатого века, которые мы обозвали «Крылышки» – да здравствует Хендрикс. Мародеры частенько пользовались чарами уловки, чтобы набрать сока, печенья, пирогов и сырых яиц – особенно сырых яиц – перенести все в пункт назначения, то бишь точку над головой Пъенса – тьфу ты, Снейпа, и отпустить.

Возможно, именно поэтому он прекратил заботиться о состоянии своих волос? Раньше такая причина мне как-то не приходила в голову. Внутри крылатый шлем покрываю липкими чарами. Готово!

Напоследок в качестве отвлекающего маневра трансфигурирую камень в корову и посылаю ту вперед, в смертельное путешествие, рассеивая между тем вопиллеры вокруг твари. Огнешар остается верен своей природе и игнорирует бумагу, когда перед ним разгуливает живая закуска.

Что-то я забыл… Точно, защитить свои уши. Наколдовываю звукозащитные наушники и накладываю на них заглушающее. Я больше не слышу Бэгмена, но, думаю, народ, наконец, понял, что сейчас произойдет, и сейчас отчаянно старается наложить свои собственные звукозащитные чары.

После комнаты-загадки следовало бы им сообразить, что я не дурак пошуметь. Практически одновременно письма начинают краснеть и подскакивать в воздух, в то время как огнешар, чавкая, пожирает фальшивую корову.

Пока мои письма кричат, бедная тварь выходит из себя, окружая себя стеной пламени. С помощью волшебной способности вопиллеров уворачиваться и моих временных огнезащитных чар почти половине писем удается уцелеть после первой волны. Выпускаю летающий шлем и направляю его к гнезду на земле, пока внимание дракона сосредоточено на порхающих словах «пристально вгляжусь в заходящее солнце».

Девять минут сорок пять секунд, и в мою ладонь приземляются «Крылышки» с фальшивым яйцом; звук продолжает утихать. Успел впритык, но это не имеет особого значения, потому как я закончил меньше, чем за десять минут. Повернувшись, направляюсь к обозначенному выходу, зная, что я только что пошутил над драконом и, в некоторой степени, над целым квиддичным стадионом, заполненным под завязку. Возможно, это новая точка отсчета для мародеров.

Результат должен быть приличным. Как часто кто-то побеждает дракона обычными домашними чарами и трансфигурацией (ну, двумя) в живое существо?

Поппи ждет в медицинской палатке – ей надо осмотреть выходящих чемпионов. Несмотря на то, что я вообще не приближался к дракону, подчиняюсь. В медицинской палатке – одна из лучших точек обзора на происходящее на арене.

Опускаю яйцо, пока она, смеясь, проводит поверхностное сканирование.

– Гарри! Этот сингл – самая смешная штука, которую я видела в своей жизни. Ты должен собой гордиться.

– Согласен, Гарри. Твои родители, особенно Джеймс, были бы горды, – раздается мужской голос.

Новый голос вызывает во мне воспоминание – не самое приятное.

– Привет, Лунатик.

***

В проеме входа в палатку видно, как укротители выдвигают на позицию зеленого валлийского. Замечаю среди них Чарли Уизли и тихо ворчу. Моя ярость ищет другие объекты для выхода, нежели стоящий рядом мужчина, и, за исключением Рона с Артуром, подходит любой мужчина в этом семействе.

– Что это было? – спрашивает Ремус.

– Делаю зарубку в памяти, что в один прекрасный момент надо будет устроить разнос старшим отпрысками Артура с Молли. Я ничего пока не сказал Перси, мой мозг был занят несколько другим.

– По какому поводу, интересно?

– В начале этого учебного года они все знали о турнире и действовали, как будто это всего лишь шутка. Естественно, это же не их вовлекли сюда обманом и не они оказывались несколько раз на волосок от смерти. Ситуация ничем не отличается от прошлогодней. Тогда я вынужден был тайком пробраться в Хогсмид под мантией-невидимкой, дабы выяснить, что Сириус Блэк – мой крёстный. Год другой, а вот дерьмо то же самое. От меня все постоянно что-то утаивают.

Он похлопывает меня по плечу – пытается изобразить отцовский жест. Меня это лишь раздражает.

– Не буду притворяться, что понимаю то, что ты сейчас вынужден проходить, но искренне сочувствую.

– Спасибо. Так что тебя сегодня сюда привело?

– Профессор Дамблдор хотел обеспечить дополнительную защиту. Он позвал кое-каких старых друзей.

– Орден? – оглянувшись, замечаю сидящих рядышком Диггла и Подмор. Дамблдор уже привел план в действие. Моя вера в него несколько крепнет.

– Откуда ты знаешь о нем?

Лгу. Ложь легко слетает с языка.

– Мы с Бродягой воспользовались зачарованными зеркалами.

– Понятно. Я собираюсь с ним вскоре увидеться. У него в распоряжении немало омутов – пусть посмотрит на то, что здесь произошло. Это его повеселит.

Его слова вызывают у меня смех.

– Уверен, он с удовольствием на это взглянет. Хотя когда он услышит о моем результате, будет в таком же шоке, как и я, – Ремус присоединяется ко мне, когда объявляют удручающе несправедливый результат. Максим с Диггори дали мне по шесть очков. Бэгмен – семь. Каркаров – три. Единственный луч света в царстве тьмы – девять очков от Дамблдора, хотя мне до смерти хочется знать, за что же он вычел очко.

Твою ж мать! Я ведь теперь буду болеть за Флёр. Её только что позвали.

– А теперь наш следующий участник, Флёр Делакур из Бобатона! Посмотрим, какую стратегию она избрала, чтобы добыть свое золото яйцо!

Смотрю, как она входит на стадион. Девушка не теряет времени, подойдя к зеленому примерно футов на тридцать. Флёр начинает скандировать и неторопливо выводить палочкой круги. Ремус первый определяет:

– Усыпляющие чары. Если не ошибаюсь, она поет колыбельную Таши.

– Неплохо. Но я действовал лучше.

– Согласен. Твой метод был намного забавнее. Вероятно, она усыпит и часть толпы.

– … а остальные выпадут в осадок от явной скуки. Слушай! Спорю, ей дадут больше очков, чем мне! – заканчиваю я.

– Ты стремился понравиться зрителям, а не судьям. Такую ошибку частенько делал и твой отец.

– Что ты сказал? – язвительно выплевываю я. Его комментарий вкупе с адреналином мне как вожжа под хвост.

Ремус с любопытством на меня смотрит:

– Я всего лишь сказал, что твой отец выбирал такие методы, которые обычно могли насмешить максимальное число людей, и, что гораздо важнее, казавшиеся ему самыми забавными. Джеймс не стремился поразить кого-то сложным заклятьем, хотя, уверяю тебя, он запросто мог это сделать. Твое решение комнаты-загадки было как раз очень в его стиле: громкое, разрушительное и вне всяких границ.

Его слова в некоторой степени успокаивают меня, и я изо всех сил пытаюсь не дать открыть себе рот и не взорваться обличительной речью. Как во время одной из тех дурацких исторических лекций, твержу про себя снова и снова: «Не имеет значения, что он спал с Лили. Я не Джеймс. Никто не мог заставить Лили сделать то, что она не хотела».

– Скажи мне, Гарри: я чем-то тебя оскорбил? Если так, мне бы хотелось воспользоваться возможностью и извиниться, однако я был бы не против узнать, за что мне следует просить прощения.

Ремус всегда был самым «чутким» из нас.

– Я не хочу сейчас об этом разговаривать, Лунатик.

Он замолкает.

– Значит, я чем-то тебя обидел. Тебе станет легче, если ты мне расскажешь.

– Сомневаюсь. Оставим тему.

– Если дело в том, что я не писал летом, прости…

– Нет, не в том. Брось, Люпин, – мой голос приобретает предостерегающие нотки – я чувствую, как во мне вскипает гнев.

– Гарри? Думаю, я заслуживаю ответа.

Вытащив палочку, накладываю знаменитое снейпово Муффлиато.

– Да срать я хотел на то, что, по твоему мнению, ты заслуживаешь. Мы не будем сейчас затрагивать эту тему. Точка.