- А вот тут и проверим!

- Мальчики, мальчики! Вы опять начинаете? - всерьез испугавшаяся магесса сорвалась со скамьи, убегая за ними. Натаниэль, раньше всех догадавшийся о мотивах этой сцены, хотел ее остановить, но алкоголь, почти не тронувший его голову, осел в ногах.

- А малышка раньше никогда не видела, как вы играете в доктора? Хоук, ты чего не отвечаешь? - гном выглянул из-за спины Авы. - А, точно, он уже ушел. Убежал. Аристократ, как твоя невеста реагирует на внезапные уличные страсти?

- Гном, смотри к себе в тарелку, - вяло сказал Натаниэль, опуская голову на сложенные руки. – Не буду больше. А то завтра не встану.

- Они только что… - Кордула икнула и продолжила, - они ушли… сажать цветы?

- Что делать? - переспросила Эсмильда.

- Ну ты знаешь, горшки, цветы… мечи - ножны, стрелы - колчаны… ты видишь, куда я клоню?

- Она о трахах, - бесцеремонно уточнила Ава, сгребая последнюю кассу.

- Я бы не сказал лучше, - поддержал свою новоприобретенную подругу Варрик.

- Какой кошмар, - ужаснулась храмовница, быстро допивая свой эль. - А как они… это делают? Я слышала, некоторые маги так коварны, что превращаются в женщин…

- А некоторые еще коварнее, - согласился гном, - они вообще рождаются женщинами!

- Верх коварства! - схватилась за голову Эсмильда. Она начала что-то говорить, но ее животрепещущую речь уже никто не слушал. За столом осталась только Кордула, а ей меньше всего хотелось узнавать что-то новое про магов.

Смотря на лестницу как на врага, Натаниэль полз к себе. Варрик с Авой удалились в сторону задних комнат, и гномке стало грустно. А потом и к храмовнице кто-то подошел. Кордула осталась совсем одна.

***

Вылетев на улицу, Бетани не сразу увидела, куда ушли Гаррет с Андерсом. Тьма в этом городе оказалась удивительно въедливой - первые секунды девушка не могла разглядеть и собственных рук. Стараясь не наткнуться на ограды перед собой, она брела вслепую, пока не услышала справа шаги, смятые обрывки разговора и смутившие ее звуки поцелуев.

Магесса не желала увидеть того, что не предназначалось для ее глаз. Ни для чьих глаз. Но и возвращаться в таверну она не хотела. Сладкое опьянение все еще кружило у нее в голове.

Свернув в другую сторону, Бетани плотнее закуталась в накидку и пошла вперед.

Она была рада тому, что сцена ревности, небеспочвенно закатанная Андерсом, была лишь поводом сбежать с этих посиделок и уединиться где-нибудь на горизонте у грустной скамейки. Ей меньше всего на свете хотелось, чтобы повторилась их ссора.

Они могли дуться сутками напролет, при этом изображая, что прекрасно обходятся друг без друга. Маг ходил чернее тучи и не желал разговаривать, брат переносил размолвки легче - он мало что принимал близко к сердцу, - но магессе всегда казалось, что в душе у него в такие моменты творилась канитель. Он не делился с ней, ему гораздо легче было от всего отшучиваться. И она не знала, действительно ли ему плохо, или он уже обо всем забыл.

Бетани была счастлива, что он нашел Андерса. Андерс был мужчиной, а Хоук, несмотря на немалые года, все еще оставался мальчиком. Ей не нужно было беспокоиться о том, кто позаботится о ее братишке.

***

Они все-таки добрались до этой демоновой лавочки. Это и было их конечным пунктом.

Так подумал Андерс, когда Гаррет остановился и повернулся к нему лицом, вскидывая подбородок. Он не спешил увлекать их на скамью. И в этом было что-то варварское.

- Здесь? - шепотом спросил целитель, оглядываясь.

- Были другие варианты?

Его руки скользнули к локтям Андерса. Пальцы уверенно обхватили его плечи, притягивая к себе. Маг лишь отстранился назад, сосредоточенно рассматривая его лицо, будто выискивая что-то, чего там обычно нет.

Они смотрели друг на друга долго. Изучая, привыкая, словно в первый раз.

Хоук улыбался: он любил каждую черточку этого лица, каждую его морщинку и каждую искорку карих глаз. Каждый вздох своего целителя, каждое движение, каждое слово, каждый изгиб тела. Он не мог сказать, что видел в жизни что-то лучше этого.

Андерс смотрел на него: его взгляд никак не отпускали эти глаза. Серые, как весеннее небо, с голубыми переливами - воспоминаниями июня, месяца его рождения, блестящие, как хитрые жуки, и откровенные, мысленно сметающие с тебя всю одежду одним взмахом темных ресниц. В них отражался целый мир - его личный мир, который он предпочитал делить с Андерсом. Гаррет был непосредственен, как ребенок, веря в добро и зло, и прост, как тарелка супа, но как бы целитель ни хотел, чтобы он был таким вечно, множество смертей оставило на нем свой отпечаток. Все чаще в серых глазах пробегала грусть. Маг отдал бы жизнь, лишь бы никогда ее там не видеть.

Уловив момент, когда Хоук облизывал губы, Андерс первым потянулся вперед, целуя его. Целитель не закрывал глаз, наблюдая, как опускаются его ресницы. Ощущая, как сердце под тканью рубахи ловит его ритм, пытаясь подстроиться. Хоук не собирался давать ему преимущества - в бою и в любви он был одинаков.

Хватание за воротник не было болезненным - не таким болезненным, как удар спиной о холодную стену, к которой оказался прижат маг. Губы Гаррета с ожесточением вцепились в его, заставляя силой открыть рот. Язык пробежался по зубам совсем не ласково, будто он просто проверял их наличие. А руки, так больно сдавливающие его плечи, отпустили его, скользя под поясницу, чтобы выдернуть рубашку из брюк.

Холодный ветер, прошедшийся по спине, показался лишь облегчением, когда Хоук наконец бросил терзать его губы, припадая к шее. Было щекотно, смешно и очень приятно.

Андерсу показалось, что он хотел что-то сказать. По крайней мере, его рот открылся. Вместо осмысленных фраз он смог выдать только непонятный хрип или даже стон. Маг мог поклясться, это не его стон. Каждый раз он удивлялся способности своего возлюбленного друга доводить его до неистовства. Руками. Губами. Обещаниями. Угрозами.

Бросив насилие над рубашкой, Гаррет вновь обнял его, прижимаясь так, словно ничего на свете больше не существовало. Его бедро скользнуло между бедер целителя, вызывая болезненное раздражение и эту неуемную похоть, которая бралась словно из воздуха, разливалась теплым по всему телу, как кровь, накачиваемая сердцем, только жарче и волнующе. Когда кончики пальцев немели и начинали дрожать, губы пересыхали, дыхание застревало где-то на полпути, а возбуждение становилось настолько непереносимым, что ткань брюк казалась наждачкой. Кожа чесалась, была бесконечно грязной - ее нужно было тереть, касаться, сжимать, и только не оставлять.

Большая ладонь Хоука обхватила мага между ног, а перед глазами стояла лишь его ухмылка. Он гладил, терзал и резко отпускал, заставляя Андерса тянуться к нему и всхлипывать, прижимаясь пахом к его руке. А потом он тихо хмыкал, наблюдая, что его ласки делают с целителем. Как темнеют от пота его виски, зубы в нетерпении грызут нижнюю губу, а глаза подергиваются пленкой влажного желания. Эти демонские издевательства, что он мог устраивать, были безумны. Маг его ненавидел.

Гаррет отступил назад, убирая руки. Склонив голову на бок, он смахнул челку с глаз, проверяя его. Толчком он привалился к стене рядом, отводя взгляд в никуда - к черному небу, где каждая звезда казалась бликом в глазах его мага.

Андерс думал, что это тоже одержимость. Как он зависит от Хоука, от его души, присутствия, манеры есть… демоны Тени - даже от его храпа! И от его тела. Это было неправильно, такого просто не могло быть - но это было. Ему хватало простого кивка или улыбки, чтобы свести с ума. Может быть, он этому у кого-то научился. Это же не магия крови? Он ведь потрошитель, так это называлось. Щелчок пальцами - и кровь внутри закипает. Но это не могло быть магией крови. Это не могло быть магией, иначе бы сам целитель расставлял на него свои сети…

Взгляд весенне-сумрачных глаз упал вниз, привлекая внимание к собственному возбуждению, испытывая его, и маг в очередной раз не мог устоять. Он сдавался, хотя был уверен, что это что угодно, но не проигрыш. Падая перед ним на колени - они так саднили потом, ведь камень едко впивался в кожу через брюки, - как последняя шлюха, он цеплялся за ремень Гаррета обеими руками, выдирая его вместе с пряжками и тканью. Пальцы так дрожали, перед глазами все расплывалось и горело, а иссохшийся рот, наоборот, начинал наполняться слюной.