Все заканчивается, хорошее и плохое. Рано или поздно, либо что-то меняется, либо возвращается на круги своя. По слухам с фронта можно было понять, что война на пороге кульминации, дело идет к перемирию. Как и каждый гражданин Франции, я вынес свои выводы из этого времени, прежним мне уже вероятно не стать, но и мир вокруг изменился. Надеюсь, странам хватит ума сделать правильные выводы из уроков творимой на наших глазах истории.

Что же касается меня, за последние три месяца проведенные в госпитале, я вернул свой хваленый самоконтроль, не остановившись на достигнутом, совершенствовал выдержку. Никогда не знаешь, каким боком повернется жизнь, хорошо, если ты максимально готов к любому виражу. Философ Ницше прав: «Все, что не убивает, делает меня сильнее».

Конечно, не всего удалось добиться усилиями воли и твердостью характера. По-прежнему, я не мог вернуть себя равновесие во сне. Стоило хоть на мгновение расслабиться, отпустить контроль, и я окунался в пучину безумной боли, опрокидываясь в свое безумие. От хронического недосыпания настроение, конечно, лучше не становилось, раздражение накапливалось, бессилие сводило с ума.

В начале ноября я получил приказ возвращаться в Париж для повторного вручения Ордена Почетного легиона. Да что же они не оставят меня в покое? Чем на этот раз я заслужил такие почести? Сомнения мои развеял Оливер, предположивший, что это следствие протекции благодарного префекта. По крайней мере, формулировка звучала довольно размыто – «за особые заслуги в боевых условиях перед государством и народом Франции». Приятеля слегка перекосила эта новость. Хоть и уверял, что полностью равнодушен к почестям и звания, тем более, человеческим, тем не менее, как начальник госпиталя за свои века умудрился собрать неплохую коллекцию наград, но вот высшей не удостоился. Мои же желания на тот момент были намного прозаичней. Вернуться домой, к привычной жизни, надеть костюм, сесть за руль любимого автомобиля, завести любовницу и похоронить окончательно все воспоминания об этой войне.

Уже в поезде, распрощавшись с надоевшей до зубного скрежета госпитальной суетой, осознал, что за все время даже не попытался связаться с отцом, да и почти не думал о нем. Очевидно, те, кто считают, что вампиры особенно привязаны к своим семьям, заблуждаются. Похоже, я постепенно освобождаюсь от любых зависимостей, и это хорошо. Это делает меня свободным.

Однако, Гаэтан был в курсе моего возвращения, вновь узнав о награждении из газет, а до этого получив благодарственное письмо от префекта. Встретил он меня с ожидаемыми слезами на глазах, без меры гордясь моими заслугами перед Отечеством и тем вкладом, который его сын внес в победу над агрессором. Разубеждать не имело смысла, к тому же я точно знал, что никогда не стану говорить с ним об этом, резко пресекая любые попытки расспросов, не смотря его на явное недоумение и обиду.

После церемонии официального награждения президент Пуанкаре лично уделил мне внимание. Глава государства вновь выразил признательность и свою особую благодарность, намекнув, что министр Катри посвятил его в мою сущность, и он крайне рад, что, вопреки расхожему мнению, и наш брат может являть собой защитников государства, а не наводящее ужас нечеловеческое зло. Как глава Ордена он подчеркнул, что при необходимости могу обращаться с любой просьбой. Далее я попал в объятия префекта, от которого также терпеливо выслушал множество благодарностей. Любящий родитель, счастливый от возвращения невредимого сына, на время даже снял с себя расчетливую продуманную маску и был по-настоящему искренен. От него я узнал, что Астор Мартиньез и Маркос Лоренсо тоже награждены Военными медалями – высшими знаками доблести рядового состава.

Вернувшись, наконец, в тишину родного дома, с облегчением вручив растроганному отцу свои ордена, не разделяя ни торжественного настроения, ни радости, а собственно оставаясь практически безразличным ко всему происходящему, закрылся в подвале. Официальное окончание войны я благополучно пропустил, вовсе не намереваясь в ближайшее время нарушать своего уединения. Любимый коньяк успешно заменил мне и друга, и собеседника, одновременно исполняя роль доброй феи, даря, наконец, крепкие сны, без сновидений.

В Германии произошла революция, Вильгельм II бежал в Голландию, а новое немецкое правительство было готово подписать капитуляцию, что и произошло в итоге в Компьенском лесу. Над городом гремел артиллерийский салют, возвестивший об окончании Великой войны. Наступил долгожданный, выстраданный, достигнутый ценой неимоверных потерь, мир.

========== Часть 12. Возвращение ==========

ДЖОРИ 1918-1923 (Франция, Париж)

Глава 01.

Вскоре стряхнул с себя охватившее по возвращению оцепенение. Как бы не потрепали повороты судьбы, не в моем характере надолго выпадать из жизни. Хотел было сказать «из привычной жизни», да понял, что порядком поотвык от Парижа и всего с ним связанного. Другое дело, что, выйдя, наконец, из своего подвала, куда я как крот в нору забился в малодушной надежде, что все проблемы решатся сами собой, понял, что и послевоенный город изменился. А потому не стало разительным отличие между состоянием души и зализывающей раны страной. Проанализировав ситуацию, пришел к выводу, что мысли и воспоминания не помогут мне ни совершить желанное

возмездие, ни погасить жар в сердце, дымным тлением душивший и отравляющий каждую секунду моего существования. Разве для этого я возжелал когда-то вечность? Чтобы возненавидеть ее? Не это ли полная и

безоговорочная победа моих мучителей, даже после смерти не дающих мне покоя?

Именно тогда я и запретил себе думать о Грайфсвальде, плене, неудовлетворенной мести. Жестко и безоговорочно похоронил в глубинах памяти любые попытки напоминания и возвращения в Пруссию. Силы воли мне не занимать, твердость характера не раз помогала в самых разных жизненных ситуациях. Прежде всего, максимально загрузил мозг, вернувшись к работе. Юристов не хватало, зато тяжб, правда, в основном скучных, наследных, с избытком, чем и занялся с небывалым ранее усердием. Заменив меня в конторе на время службы и послевоенного кризиса,

отец вновь с облегчением передал дела, после чего в меня клещами вцепился наш неуемный помощник месье Галлен. Полученное в бою ранение, никак не отразилось на активности трудоголика, подумаешь, негнущееся колено,

хромота не умерила пыла Шарля.

Результата добился практически сразу. Во-первых, самым большим плюсом стала возможность реже бывать дома и видеть грустные, полные родительской боли глаза отца, а заодно избегать его наивных попыток завести «душеспасительный» разговор под предлогом посторонней темы. Будто надеялся, что это принесет мне облегчение. И с каких пор он стал таким ненаблюдательным? Раньше старик всегда прекрасно понимал, когда я хотел выговориться, а когда меня лучше оставить в покое. Видно, старость берет свое, между нами все глубже возрастная пропасть. Очевидным становилось, что, если не прекратится заботливый штурм, буду вынужден съехать к себе на Рю де ла Пэ.

Вторым преимуществом погружения в работу оказалась нехватка свободного времени, что тоже, как ни странно, бывает благом. В голове теперь крутились только правовые акты, тексты исковых документов, подготовка стратегий к слушаниям и тяжбам. В принципе, можно сказать, что проблема решена по крайней мере на ближайшее время, если бы не сны… Благо, мне хватало, чем занять все сутки, оставляя тяжелой дремоте лишь пару часов.

На исходе осени, пасмурным серым днем, как нельзя лучше подходящим для прогулки, заехал в галантерейный магазин, приобрел пару вошедших в моду узких галстуков и новые перчатки. Вообще, о послевоенном времени можно

было сказать несколько слов, потому как атмосфера в городе ощутимо преобразилась. Я как нельзя более четко осознавал, что вечно живущему существу необходимо отмечать все изменения, дабы не застыть в определенном моменте, что и происходило довольно часто с моими собратьями.

В отличие от северной Франции, некогда наиболее промышленно развитой, а теперь превращенной в пустыню, столица не слишком пострадала. Разве что в Бельвиль и Менильмонтан, подвергшиеся наиболее интенсивным