С о ф ь я (задумчиво). Ещё один вопрос...
М у р а т о в (наклоняя голову). Хоть десять!
С о ф ь я. Скажите мне, просто и прямо, что побудило вас собрать эти бумаги?
М у р а т о в. Моё чувство...
С о ф ь я. Оставим чувства в покое...
М у р а т о в. Ну - что же я скажу тогда? (Пожал плечами, усмехается.) Уж очень вы строги со мною - терпенья нет! Я даже и не назвал - какое чувство...
С о ф ь я. Ревность, что ли?
М у р а т о в. Представьте - нет!
С о ф ь я. Желание причинить мне неприятность, да?
М у р а т о в. Тоже - нет. Боюсь, что не сумею объяснить вам так, чтоб это не рассердило вас и чтоб вы поняли. (Подумав.) Не поймёте, наверное; я сам плохо понимаю, в чём тут дело...
С о ф ь я. А всё-таки?
М у р а т о в (вздохнув). Есть между нами некий спор, - есть, как вы думаете? (Она молча кивает головою, присматриваясь к нему.) Ну так вот эти бумаги - доказательство, что прав - я, а вы ошибаетесь.
С о ф ь я (вздохнув). Уклончиво.
М у р а т о в. Позвольте откланяться...
С о ф ь я (оглядывая его). Прощайте. Отчего вы так легко одеты? Ветер, может пойти дождь...
М у р а т о в (тихонько смеётся). О, не беспокойтесь!
С о ф ь я. Почему вы смеётесь?
М у р а т о в. Есть причина... есть, уважаемая женщина! Я - ушёл.
С о ф ь я. Извините - не провожаю. Вы зайдёте в контору? Пожалуйста, пошлите ко мне Тараканова...
(Бросив бумаги на стол, вытирает руки платком, потом крепко прижала пальцы ко глазам. В дверь из сада входит Антипа, нездоровый, встрёпанный, в толстом пиджаке, без жилета, ворот рубахи расстегнут, на ногах валяные туфли.)
С о ф ь я (вспыльчиво). Надо спрашивать - можно ли войти!
А н т и п а (равнодушно). Ну, вот ещё... новости!.. Что я - чужой, что ли?
С о ф ь я. Что тебе нужно?
А н т и п а. Ничего. (Осматривает комнату.)
С о ф ь я (присматриваясь к нему, мягче). Ты что шляешься растрёпой таким?
А н т и п а (садясь в кресло у камина). Умру - нарядишь.
С о ф ь я. Н-но, здравствуйте!
А н т и п а. Не люблю я старых этих барских домов. Не дома - гроба! И запах даже особый, свой. Напрасно я к тебе переехал. Чужой стал я всему...
С о ф ь я. Перестань, пожалуйста... Не время мне слушать этот вздор. (Входит Тараканов, она протягивает ему толстую папку со стола.) Матвей Ильич, отберите, пожалуйста, все счета и документы по Чернораменской даче и по Усеку. Здесь и сейчас... (Садится к столу, пишет. Тараканов пристроился за столиком у камина, надел очки; Антипа смотрит на него, улыбаясь.)
А н т и п а. Что в газетах пишут?
Т а р а к а н о в (мрачно). Китай ополчается...
А н т и п а. Противу кого?
Т а р а к а н о в. Против нас. По наущению немца.
А н т и п а. Не любишь ты немцев!
Т а р а к а н о в. Нисколько не люблю.
А н т и п а. За что?
Т а р а к а н о в. Они нас умнее.
А н т и п а. Умных надо уважать.
Т а р а к а н о в. Я уважаю. Только не люблю.
А н т и п а. Чудак ты, брат...
Т а р а к а н о в. У нас все, кто поумнее, чудаки...
А н т и п а. Это, пожалуй, верно! (Подумав.) Хоша - ты вот и не больно умён, а тоже чудак.
Т а р а к а н о в. Это неверно.
А н т и п а. Сказывай! А зачем мундир снял, службу бросил?
Т а р а к а н о в. Объяснял я это.
А н т и п а. Объяснял, да не объяснил.
Т а р а к а н о в. Отойди, сказано, ото зла и сотворишь благо...
А н т и п а (ударив ладонью по ручке кресла). Дудки! Ничего не сотворишь, отойдя ото зла, ничего, таракан! Нет, ты иди в самое во зло, в сердце ему бей, вали его наземь, топчи, уничтожь, а не поддавайся ему, не давай одолеть тебя - вот как надо! Верно говорю, Софья?
С о ф ь я. Верно. Не мешай мне...
Т а р а к а н о в. Это - просто один крик, слова, барабанная дробь. Погоди, навалится на тебя злое - сам побежишь прочь...
А н т и п а. Я? Нет, я не из таких. Я, брат, знаю: жизнь наша кулачный бой! Я - не убегу.
Т а р а к а н о в. Поглядим.
С т ё п к а (из двери налево). Антип Иванович, мужики пришли.
А н т и п а. Какие?
С т ё п к а. Каменские...
А н т и п а. Вот я им задам, прохвостам!
С о ф ь я. Подожди, они не виноваты! Я знаю - это Хеверн приказал им...
А н т и п а. Ну? Верно?
С о ф ь я. Верно, верно...
А н т и п а (уходя). Бестолковая немчура...
Т а р а к а н о в. Потолковее нас...
С т ё п к а. Софья Ивановна, дай мне книжку...
С о ф ь я. Спроси у Миши.
С т ё п к а. Он меня прогнал. Он молодой хозяйке в ухо поёт...
С о ф ь я. Это что такое?
С т ё п к а. Сидят на диване рядышком, а он ей песню поёт.
С о ф ь я. Ну - иди, иди! И не болтай пустяков.
С т ё п к а. Я - только тебе!
(Ушла.)
Т а р а к а н о в (ворчит). Молодая хозяйка... Какая она хозяйка?
С о ф ь я. Вы давно знаете Муратова?
Т а р а к а н о в. Я? Лет десять.
С о ф ь я. А как вы о нём думаете?
Т а р а к а н о в (глядя на неё через очки). Раньше - давно - думал хорошо. Затевал он тут весьма много полезного по своей части, по лесной, новые насаждения и всё такое. Хворост крестьянам давал, много очистил леса, осушил. Потом - вдруг, словно ударился обо что, - ослеп и озлился. Теперь очень неприятное лицо. Люди у нас - соломенные; вспыхнет, сгорит, дыму - не мало, а - ни света, ни тепла.
С о ф ь я (внимательно слушает, облокотясь на стол). А что в нём неприятно вам?
Т а р а к а н о в. Мне? Да то же, что и всем... не любит он никого, злит всех, ссорит... Сплетник... ну, и по женской части нечистоплотен... А - умный ведь...
П а в л а (входит). Можно к тебе?
С о ф ь я. Конечно!
П а в л а. Холодно везде...
С о ф ь я. Вели затопить камин.
Т а р а к а н о в (подавая пачку бумаг). Извольте-ка... Могу идти?
С о ф ь я. Благодарю вас. Пошлите, по дороге, Стёпу. И - Мишу...
П а в л а. Почему ты такая нарядная?
С о ф ь я. Гостя жду.
П а в л а. А Миша опять стихи сочинил.
С о ф ь я. Хорошо?
П а в л а. Да. Про сосны.
С о ф ь я. Он выпивши?
П а в л а (вздохнув). С утра.
Ц е л о в а н ь е в а (в двери). Конечно - мальчик должен пить мёртвую.
С о ф ь я. Почему же должен?
Ц е л о в а н ь е в а. А - обидели!
С о ф ь я. Мало ли обиженных!
Ц е л о в а н ь е в а. Все и пьют. А вы думаете - отчего пьют? И отец твой от обиды пил: он был умный, а никто за ним этого не признавал. Он и стал ум свой озорством доказывать, вот - как лесничий! Его, конечно, судить, а он того пуще озорует. Много ли человеку надо? Душа человечья детская, душа недотрога... Зачем, бишь, я пришла? Да, Софья Ивановна, вы Стёпке жёлтую ленту подарили?
С о ф ь я. Подарила, а что?
Ц е л о в а н ь е в а. Ну, тогда - ничего. А то она запутала в мочало своё ленту и пялится на кухне перед зеркалом...
П а в л а. Бросьте это, мамочка!
Ц е л о в а н ь е в а. Да мне что? Своё добро береги, а чужое вдвое...
(Степка входит.)
Ц е л о в а н ь е в а. Вот она, красавица...
С т ё п к а. Звали меня?
Ц е л о в а н ь е в а (уходя). Конечно, звали. Какая без тебя жизнь!
С о ф ь я. Затопи камин, Стёпа...
С т ё п к а (убегая). Ух, не любит меня бабушка... страсть сердитая!..
С о ф ь я. Славная девчоночка...
П а в л а. Одна она в доме весёлая. Только дерзкая очень.
С о ф ь я (подходя к ней). Скажи-ка ты Антипе, чтоб он тебя в Москву свозил...
П а в л а. Зачем?
С о ф ь я. Посмотришь, как живёт столичный город.
П а в л а (равнодушно). Хорошо, я скажу.
С о ф ь я (положив руку на голову ей). Тебе этого не хочется?
(Из внутренних комнат вошёл Михаил, посмотрел на них и опустился тихо в кресло. Почти не видный за портьерой, сидит и дремлет.)
П а в л а. Ехать? Нет. Мне - уснуть хочется на год, на три... а проснусь - и чтобы всё было другое...
