- Надежда Алексеевна. Жизнь моя - сплошной казус и круговорот. Круговорот и казус...
Надюша слушает, и в самом деле ей интересно. А однажды Костя пришел домой и застал там Юрину жену.Леониллу Илларионовну. Она сидела не на стуле, а как бы при стуле, похожая на сову: настороже, выпрямившись, широко открыв круглые глаза. Гражданская одежда ее не красила: черное платье, несвежий воротничок, на коленях пепел. Увидев Костю, она заторопилась.
- Господь с вами, будьте здоровы, - клюнула Надюшу в лоб и ушла.
- Зачем она приходила? - спросил Костя.
- Просто так. Ты не думай, она хорошая.
- Возможно. Только зачем она так вертит шеей?
- Наблюдает. Она внимательная.
* * *
Несколько дней спустя Косте самому пришлось признать: она хорошая.
Дело было ночью. Надюша его разбудила:
- Костя, вставай. Ольга Федоровна отравилась.
- Чем?
- Не знаю. Иван Филимонович постучал, говорит: отравилась. Идем туда.
В комнате был беспорядок, на кровати, вся лиловая, лежала Ольга Федоровна, изо рта у нее пузырилась серая пена. Иван Филимонович, помятый и растерянный, в плохо застегнутых брюках, суетился у кровати, переставляя с места на место маленькие ноги в голубых носках. На тумбочке, на столе, на кровати - всюду валялись пустые пузырьки с красными этикетками: "наружное".
- Что она выпила? - спросил Костя.
- Не знаю, - сказал, ломая руки, Иван Филимонович. - Вероятно, все, что в доме было наружного. Я ей физически не изменял.
Ольга Федоровна сипела, закатив глаза.
- "Неотложную" вызвали?
- Да. Сказали: машины в разгоне. Ждите.
- Костя, я позвоню Лиле.
- Звони, только скорее. Нет, лучше я сам. ...Длинные гудки. Никто не подходит. Неужели спят, не слышат? Нет. Подошла сама Лиля.
- Леонилла Илларионовна, это Левин. Да, Костя Левин. Простите, ради бога, что беспокою вас в такое время. Наша соседка отравилась. "Неотложная" не едет.
- Чем? - спросил деловой, металлический голос.
- Неясно. Что-то наружное. Много.
- Буду сейчас.
Костя вернулся. Ольга Федоровна лежала и сипела. Иван Федорович повторил:
- Я ей физически не изменял.
Виолетта, неизвестно откуда взявшаяся, подошла и ударила его ногой. Иван Филимонович обеими руками схватился за лысину, застонал и сел на пол.
Звонок. Неужели Лиля? Не может быть, слишком скоро. Так и есть: она.
Костя с трудом ее узнал. Суженный точный взгляд, прямая, гордая шея. Королева! Она подошла к кровати, перебрала пузырьки, понюхала каждый...
- Все вон, кроме Нади. Надя, воды. Буду делать промывание желудка.
Костя и Иван Филимоноаич вышли. Виолетта сопротивлялась, хныкала.
- Девочка, я сказала: уйди.
- Идемте к нам, - предложил Костя.
Виолетта вся тряслась. Костя уложил ее в свою постель, закутал. Она заснула почти мгновенно.
Иван Филимонович застенчиво сидел на кончике стула, подобрав голубые ножки.
- Я ей физически...
- Знаю.
За стеной что-то происходило. Лилась вода, слышны были стоны, шаги. Кто-то входил, выходил на кухню, снова входил. Иван Филимонович заплакал.
- Какая женщина! Я любил ее, честное слово. Что мне было делать? Я полюбил другую... Как честный человек...
- Молчите, - сказал Костя.
Снова звонок. На этот раз "неотложная". Костя отворил. Пухлая дамочка в белом халате долго возилась в передней. Потом стала мыть руки. Костя с полотенцем ей прислуживал.
- Где больная? Костя постучал в дверь.
- Кто там? - спросила Леонилла Илларионовна.
- "Неотложная".
- Уже не нужно. Впрочем, войдите. Есть адреналин? Дайте. Ну, что вы там копаетесь? Давайте аптечку, я сама. Есть адреналин!
Дверь закрылась.
Костя вошел к себе. Иван Филимонович, по-заячьи вздрагивая, сидел на своем краешке, стараясь занимать поменьше места.
- Что там? - спросил он, подняв молящие глаза.
- Не знаю. Вводят адреналин.
- Значит, есть надежда?
- Наверно, есть.
- Константин Исаакович, выслушайте меня. Я...
- Молчите.
Они сидели, каждый на своем стуле, долго-долго. Часы пробили два, половину третьего, три... В половине четвертого в комнату вошла прекрасная женщина.
- Все. Будет жить.
* * *
- Юра, знаешь, меня поразила Лиля...
Юра отвернулся.
- Ты меня словно орденом награждаешь. Новость сказал.
Но все-таки он был рад. Улыбка так и ползла на его губы. Он ее стряхивал, а она все ползла - умильная, глупая, такая не Юрина улыбка.
* * *
А статью они кончили. Писали-писали, все казалось, что ей конца нет, и вот - кончили. Отдали на машинку - и все.
- Что же теперь мы будем делать? - спросил Костя.
- Не знаю. Пантелеевна себя изжила. Не могу больше смотреть на ее одноглазое рыло.
- Я тоже.
- Придумаем что-нибудь другое. Чем бы дитя ни тешилось...
- Я уже придумал. Слушай, Юра...
- Помолчи. До завтра я не хочу говорить о работе.
- О чем же нам еще говорить? Ведь за душой у нас ничего, кроме работы. Нищие духом.
- Редкий случай, когда я с тобой вполне согласен. - Юра вынул гривенник, положил на стол и обвел карандашом. - Вот наш кругозор.
- Если у тебя такой, то у меня...
Костя долго искал копейку, нашел и тоже обвел. Два кружка на зеленой бумаге. Два кругозора.
- А помнишь, - спросил Костя, - как мы с тобой ходили в Публичную за кругозором?
- Да, братец, с тех пор мы стали кандидатами наук. Это сильно сужает поле зрения. Закопались в свою науку, как кроты. Прельстились простыми закономерностями.
- Ну, не слишком-то простыми...
- Ха! Самая сложная из наших задач на порядок проще самой простой задачи из жизни общества. Там ничего еще не сделано.
- Есть же общественные науки?
- Практически нет. Есть шаманские заклинания.
- А "Капитал"?
- Ну, Маркс создал нечто вроде науки, для своего времени, своих условий. Его беда, что он не знал математики. Некоторые его законы так и просятся на язык дифференциальных уравнений...
- Да, я тоже об этом думал.
- Это просто очевидно. Помнишь о расширенном воспроизводстве? Первое подразделение, второе... Производство средств производства, производство средств потребления, и атата, и атата...
- Припоминаю.
- Так это же совсем элементарно, если грамотно изложить. Юра написал систему дифференциальных уравнений.
- Видишь? Тут коэффициент - доля потребляемых средств, а тут - доля средств, отводимых на расширение. Заметь, коэффициенты могут быть как постоянными так и переменными.
- В самом деле, забавно.
- А главное, можно аналитически вывести условия, при которых процесс расширенного воспроизводства будет устойчивым.
- То есть без кризисов?
- При известных условиях - да.
Костя еще раз прочел уравнения, подумал и написал формулу.
- Такие условия? - Именно.
- Черт возьми, это же очень интересно.
- Мне это пришло в голову на политзанятиях. Пока этот болван Зайцев мусолил: первое, второе подразделение... боясь отойти от "Капитала" на волосок, даже не решаясь буквой обозначить переменную... Помнишь? Нет, тебя в тот раз не было. А я был, и сидел, и со скуки вывел уравнения. Потом сдуру вышел и написал их на доске.
- Написал?!
- Да, попутал бес.
- Юра, а ты не сказал, что к чему?
- Нет, успокойся, никто ничего не понял. Но все равно это было глупо. Сказано: "Не шути с женщинами, эти шутки грубы и неприличны". Козьма Прутков.
- Юра, ты уверен, что никто ничего не понял? Про равновесие?
- Н-не совсем. Кто-то сзади хихикал.
- А Зайцев?
- Ну, он-то совсем ничего не понял. Совершенный кретин. Еще не произошел от обезьяны.
- А вдруг произойдет? Несладко тебе будет.
Юра внезапно оглянулся и замолчал.
- Ты чего?
- Ничего, так.
- Послушай, Юра. Что происходит кругом? Ты что-нибудь понимаешь?
