Откуда-то появилась пара голенастых, ободранных котов. Воинственные, бойцовые коты, крышеходы. Они с жадностью набросились на еду. Каждый ел и рычал на другого.

"...Как в сказке, - думал Костя, - девочка, ученица феи, и при ней коты..."

Вернулись на кухню. Вода уже согрелась.

- А передник у вас есть?

"Нет у меня ни передника, ни кота", - подумал Костя.

- Чего нет, того нет. Старый пиджак годится?

- Давайте.

Надюша надела пиджак задом наперед, и он оказался ей почти до колен. Костя застегнул пуговицы у нее на спине. Она загнула рукава и стала мыть посуду. Костя вытирал.

Рюмки она перетерла сама. Дышала в каждую, протирала и глядела на свет.

- Кажется, все.

Она оглядела строй розовых рюмочек, стопки тарелок.

- Завтра отнесете это все Ивану Михайловичу. Расстегните пуговицы. А теперь я пойду домой.

- Надюша, только не подумайте ничего плохого, но зачем вам уходить? Ведь поздняя ночь, ни автобусов, ни трамваев. Я, конечно, вас проводил бы, но дело не в этом. Вам далеко?

- На Петроградскую.

- Ну вот, а вы устали. Оставайтесь-ка. Я вас уложу у соседей, я знаю, где они оставляют ключи.

- Я боюсь.

- Ну, знаете, я не пошляк.

- Да не вас я боюсь, вот смешной. Боюсь, что соседи будут недовольны, что без их ведома кто-то ночевал.

- А они не узнают.

- Как сказать? Вдруг утром приедут неожиданно, и на тебе - жилица.

- Вот и хорошо. Я вижу, вы уже согласны, вы очень мило улыбнулись. Сейчас достану ключи.

На обычном месте, на кромке дверной рамы, ключей не оказалось. Где они могут быть? Он обыскал все возможные места...

- Нету ключей.

- Ну что же, не вышло, значит.

- Надюша, будет очень глупо, если из-за каких-то дурацких ключей... Ночуйте у меня. Я могу пойти на кухню.

- Нет, зачем на кухню? Я вообще не вижу здесь ничего особенного. Ведь спим же мы в одном купе с посторонними? Я даже охотнее переночую у вас, чем у соседей.

- Умница! Вот уж не думал, что вы такой молодец. Только вот горе: у меня нет простынь.

- Это ничего. Я ведь не из неженок.

- Я тоже. Это будет очень нахально, если я вам положу скатерть?

- Ту, на которой мы сегодня пили? Ну, нет. От нее, верно, пахнет селедкой. И красным вином. Целые лужи налили и солью засыпали.

- А еще говорите: не из неженок. Нет, не бойтесь, я вам не эту предлагаю, а другую. Девственно чистую.

- Прекрасно.

Костя вытащил скатерть и стал стелить Надюше на тахте.

- А вы?

- Я на сундуке. Видите сундук? Я на нем половину жизни спал.

- Вам же коротко.

- Стул приставлю.

- Смотрите, вам будет неудобно.

- Мне - неудобно? Мне не может быть неудобно.

- Мне тоже.

- Ну, ложитесь, Надюша. Я выйду в коридор, а вы пока ляжете. Потом я войду, вы отвернетесь к стенке, и я лягу.

- Нет, мне надо сначала помыться.

- Мойтесь, пожалуйста. Вот полотенце, чистое. Мыло на полочке справа.

- Пойду, а вы пока ложитесь. Или, может быть, вам тоже надо помыться?

- Зачем? Я уже сегодня мылся.

- Я так и знала. Мужчины вообще редко моются по собственному желанию больше раза в день.

- Иногда моемся, но мы не фанатики. Можно иной раз лечь и не помывшись. Особенно в день защиты диссертации. Сегодня я и без мытья хорош.

- Так и быть, не мойтесь, а я пойду.

Костя постелил себе на сундуке и лег. Ого, как он, оказывается, вырос с тех пор, как последний раз спал на сундуке! Ноги свисали на добрых полметра. Он повозился-повозился и переложил тюфяк на пол. Получилось прекрасное ложе. Вытянулся - здорово!

Вошла Надюша.

- Уже на полу, - спокойно сказала она.

- Да, вырос из сундука.

- Ну, отворачивайтесь.

Костя отвернулся. Она ходила, поскрипывала, чем-то шелестела, наконец, легла. Жестко заскрипела крахмальная скатерть.

- Вам удобно?

- Великолепно.

- Свет потушить?

- Пожалуйста.

Свет погас. В комнате постепенно заголубело Белая ночь. Голубая.

- Надюша, вы не спите?

- Нет, Костя.

- Можно вам задать один вопрос?

- Пожалуйста.

- Вас никто не ждет дома? Не беспокоится?

- Нет, я одна, как Иван Михайлович.

- И раньше были одна?

- Нет, я была замужем.

- А ваш муж...

- Его нет. Он погиб на войне.

- Простите, что я спрашиваю. Это нельзя?

- Нет, кажется, можно. Вы ведь по-хорошему спрашиваете.

- А детей у вас не было?

- Был один. Он умер. Во время блокады.

- Простите, Надюша, милая.

- Ничего, Костя.

- Вы плачете?

- Ничего, Костя. Это хорошо - иногда поплакать. Не думайте, что вы мне напомнили. Это всегда со мной.

- Костя, вы спите?

- Нет, Надюша, не сплю.

- Я вам все про себя рассказала, а вы мне - ничего.

- Это верно. Я расскажу. У меня была жена, Рора, Аврора. И сестра Циля. Перед самой войной я их отправил к тетке, под Житомир. Когда немцы заняли Житомир...

- Не надо, молчите, Костя. Я все поняла.

- Костя, вы еще не спите?

- Нет, дорогая.

- Вы плачете?

- Совсем немножко.

- Костя, вы очень любили Рору?

- Очень.

- Это плохо, что мы сейчас о ней разговариваем?

- Нет. Я сам об этом себя спрашивал и решил, что не плохо.

- Почему-то считается, что нужно молчать о самом важном. Верно это?

- Отчасти верно. Нет. Все зависит оттого, как говорить.

- Но трудно же всю жизнь молчать.

- Говорите, Надюша.

- Ну вот, я тоже очень любила Сережу, мужа. Но маленького я любила больше. Он ведь совсем недолго жил, а я его больше всех любила. Главное, это было почти одновременно. Накануне получила извещение, а на другой день мальчик умер. Я думала - так не бывает. Не верила. У меня все спуталось. Я виновата перед Сережей: из-за маленького я ему почти не уделила горя.

- Я это понимаю.

- Ну, спите, Костя.

- Надюша, я вас расстроил, вы не спите и все вздыхаете. Экий я болван.

- Нет, милый, не упрекайте себя. Напротив, я рада, что все вам рассказала.

- Давайте поговорим о чем-нибудь другом.

- Давайте.

- Знаете, сегодня я себя чувствовал невероятно, колоссально счастливым. За все нормы!

- Как: это хорошо!

- И знаете, не только из-за диссертации. Ну, конечно, и из-за нее тоже. Но не только. Во-первых, я очень почувствовал, как-то по-особенному, что у меня много друзей. Кроме того, мне показалось, что и в науке у меня кое-что получается.

- А раньше вы в этом не были уверены?

- Нет. В сущности, я не ученый. Пожалуй, мне не надо было заниматься техникой. Скорее, мне надо было стать врачом. Как мой дедушка. Он прекрасный врач, до сих пор работает, несмотря на годы.

- А кто еще у вас есть, кроме дедушки?

- Сестра его, тетя Роза. Я вас как-нибудь туда сведу. Любопытная пара.

- А ваши родители?

- Оба умерли. Мама умерла, когда мне было тринадцать лет. А отца посадили в тридцать седьмом году. Он умер в тюрьме.

- Как страшно.

- Да. Я с отцом не был особенно близок, но все-таки был уверен, что он ни в чем не виноват. До сих пор уверен. Если бы он не умер, я убежден, его бы выпустили.

- Костя, всех невинных выпускают?

- Хочу думать так, Надюша, милая.

- И я хочу. Но иногда не удается. Страшнее всего, что никто никому не верит. Все про себя что-то думают и молчат.

- Говорим же мы с вами сейчас...

- Это так редко бывает. Вы меня не боитесь?

- Нет, не боюсь.

- И я вас. Как это хорошо.

- Надюша, у вас никого не сажали?

- Из близких - нет.

- А кто у вас есть из близких? Хочу все про вас знать.

- Очень мало, почти никого. Отца я плохо помню, он умер, когда я была совсем маленькой. Мама долго болела и умерла незадолго перед войной. Мы остались с братом, он работал на заводе, а я поступила на курсы...