– Смотрите! Смотрите! Суки, что творят! – привлек внимание товарищей Андрей Кольницкий. Все бросились к окнам, выходящим на майдан. На ступеньках лежал споткнувшийся беркутовец, а один из активистов пытался достать его тлеющей палкой. Еще трое стояли рядом и с интересом наблюдали за товарищем, иногда подбадривая его. Боец отбивал палку, из которой сыпались искры, сжатой в кулак рукой. Сзади к активистам подскочили коллеги бойца и стали вбивать палками в них уважение к милиции. Радикалы, прикрываясь руками, бросились бежать. Их никто не преследовал, милиционеры помогли подняться своему товарищу и растворились в темноте.

– Ну, ты видел, что творят, гады, – метался по автобусу, как тигр в клетке, Миша Ахтыркин.

– Он же хотел ему палку под шлем засунуть. Может подмогнем пацанам? Что сидеть? – загорелся Леха Каустович.

– Сидите! Вы думаете, мне легко смотреть на то, что происходит?

В передние двери заходил командир. Услышав последние слова Алексея, он постарался успокоить подчиненных.

– Приказ сидеть в резерве. Там и без вас народа хватит.

– Товарищ полковник, а можно выйти покурить? А то ухи пухнут, – задал вопрос Миша Ахтыркин, показывая свое большое красное ухо.

– Ну, тебе можно, – засмеялся командир, – задние двери открой, в них покури. На улицу не выходить. Одас, закрывай двери.

Полковник вышел на улицу и пошел к следующему автобусу. На майдане уже все успокоилось. Активисты разбежались и по площади ходили несколько человек в гражданской одежде. Офицеры собирали бойцов «Беркута» и уводили их в автобусы. Вэвэшники снимали привезенные железные щиты-парапеты и выставляли их в ряд.

– Все, кина не будет, будут танцы, – Гена расслабленно откинулся на сиденье, расстегивая липучки на бронике. Накал страстей стал утихать. Как всегда, нервное напряжение сменялось апатией и расслабленностью. Бойцы рассаживались по своим местам. Миша, снимая перчатки, которые он несколько минут назад с таким энтузиазмом надевал, бурчал:

– Если бы не этот вонючий «Икарус», сто пудов бы успели.

– Давайте поедим, а то после этих нервов так жрать захотелось, – внезапно подал голос до этого постоянно молчавший Американец.

– Точно. Я давно уже хотел предложить то же самое, – заявил Одас, перелезая из кабины в салон. В правой руке он тащил большой черный пакет. – У меня еще сальцо домашнее осталось, пара банок сардин в масле и три огурца свежих, – радостно улыбаясь, рассказывал Игорек. На заднем сиденье быстро накрыли стол. Иван тоже присоединился к товарищам, притащив с собой банку тушенки и оставшуюся от привезенных из дома продуктов пачку печения. Гена к раннему завтраку присоединиться отказался:

– Я в шесть часов утра есть не могу. Лучше посплю. За столом все разговоры сводились к только что произошедшему на майдане. Все поддерживали Мишу Ахтыркина, что разогнать эти сборы нужно было уже давно, а не играть в демократию и тянуть до сегодняшнего дня.

– Может, сегодня домой отпустят? – высказал, запихивая в рот очередной бутерброд с салом, мучившую почти всех мысль Игорь Одас. Все разговоры переключились сразу на поездку домой и выяснилось, что почти у каждого дома куча неоконченных дел и неразрешенных проблем. В разгар словесных дебатов Гриша Степаненко достал из сумки последнюю баклажку «Кока-колы» и, перебивая товарищей, спросил, кивая головой на бутылку:

– Кто-то будет пить?

– Ну везде эта Америка лезет, – протягивая Грише кружку, улыбнулся Леха Каустович.

– Наливай! – подставил свою огромную чашку Миша Ахтыркин. Попив «Кока-колы» Иван встал.

– Ну, раз у вас больше ничего нет, мы, пожалуй, пойдем.

Убрав со стола, все стали расходиться и укладываться спать. Когда Иван вернулся, Гена уже мирно похрапывал, развалившись напротив и подложив под голову бронежилет вместо подушки.

– Вот у кого нервы железные. Спит как трофейная лошадь, – высказался Одас, расстилая на двигателе спальный мешок и бросая сверху бушлат. Гена прекратил храпеть, открыл один глаз и, подняв указательный палец, пафосно произнес:

– Завидовать нехорошо.

Повернулся на другой бок и опять захрапел. Иван полусидя оперся на броню под спиной и, свесив голову, быстро заснул.

– Одас, ты что, нас всех здесь потравить хочешь? Только что открывший глаза Иван смотрел на Гену, который воспитывал водителя.

– Двери открывай. Мы здесь все скоро задохнемся, – продолжал он распекать Игорька. Окинув взглядом салон, в котором стоял сизый вонючий дым, Иван повернул голову к водителю, сидящему за рулем тарахтящего автобуса, и сказал:

– Открой двери и включи на всю печки. Откуда столько дыма в автобусе?

– Карась впереди свою керогазку завел и из выхлопной весь дым к нам в автобус тянет, – пояснил Игорь.

– Уезжаем уже. Надо машины прогреть.

На улице уже было светло и в открытые двери было видно, как разъезжались автобусы с «Беркутом». Гена посмотрел на тяжелые серые облака, затянувшие небо.

– Сегодня в дорогу солнышка не будет, – огорченным голосом уточнил он.

– А что, сказали, домой едем? – с надеждой в голосе спросил Иван.

– Нет, еще не сказали, но что тут делать? Майдан зачистили. Думаю, наверняка сегодня уедем, – поделился своими догадками с Иваном товарищ.

– Как говорит мой батя, «Скажеш гоп, як перескочиш», – влез в разговор друзей Одас, который до этого внимательно к нему прислушивался. Передний автобус, выбросив черные клубы дыма, дернулся и поехал. Следом за ним вырулили на Крещатик и они. Автобус, подпрыгивая на ямах, ехал вдоль набережной.

– Ну вот, я же говорил, едем в общагу. Вещи соберем, и домой, – радостно сообщил на весь салон Гена. Иван не ответил, задумчиво смотря в окно. Предчувствие говорило, что никуда они сегодня не поедут, а своему предчувствию он привык доверять. Подъезжая к общаге, Иван отвлекся от созерцания мокрых серых улиц Киева и крикнул в салон:

– Просыпаемся! Приехали уже!

Командир построил свое войско перед общагой. Бойцы, сонные и недовольные всем происходящим, становились в строй. Полковник вышел перед строем.

– Сейчас мыться, бриться и отдыхать, – произнес он коротко.

– А домой едем? – задал кто-то из строя вопрос.

– Пока нет. Отдыхайте. Все, разойдись. Распустив всех, командир пошел в общагу.

– Находько, ключ у тебя? – спросил Иван у расстроенного друга, который уже представлял, как его дома встречает жена, и сын, и дочь.

– Нет. У Андрюхи! – раздраженно ответил товарищ, разочарованный словами командира. Поднявшись на этаж, друзья увидели, что двери в номер открыты и внутри уже хозяйничает Кольницкий. Гена разулся, зайдя в комнату и, не раздеваясь, завалился на кровать, уставившись безучастным взглядом в потолок.

– Что с ним? – спросил Андрей, показывая глазами на Гену.

– Расстроился, что домой не едем, – ответил Иван на вопрос друга.

– Ген, да не расстраивайся. Сегодня не поедем, завтра уедем, – успокаивал друга Андрей.

– На хрен мне завтра! Я на этот Киев уже смотреть не могу. Достал он меня. Здесь постоянно чем-то недовольны. То Кучма им не такой, потом Ющенко не нравится. Сейчас в Евросоюз захотелось. Завтра решат, что им в союз с Китаем вступать нужно. Почему в других городах люди спокойно работают, учатся, растят детей? А в Киеве, как не демонстрация, так митинг. Ладно, отцепитесь вы от меня.

Раздраженный товарищ отвернулся лицом к стенке. Иван жестами показал Андрею, чтобы не трогал Гену. Тот понимающе кивнул головой. Иван сходил искупался, постирал вещи и тоже завалился на кровать. Взял книгу и погрузился в чтение, рядом на кроватях уже сопели Гена и Андрей.

В комнату заскочил Саркис с возбужденно горящими глазами и прямо с порога завопил:

– Дрыхните!? Пойдемте быстрее, там по телеку про сегодняшний майдан все каналы только и говорят.

– Не кричи, – успокоил товарища Иван, – не видишь, пацаны спят.

Он встал с кровати и вслед за Сергеем пошел по коридору. В «аппендиците», где стоял телевизор и диван, была куча народу. Все жадно уставились на экран, где один за другим крутили ролики, как «Беркут» разгоняет майдан. Депутаты, политические обозреватели, все с удовольствием смаковали произошедшее, давая самые негативные оценки силовикам.