По урегулированию неизбежных осложнений с державами, предварительные планы имелись. Только совершенный кретин может полагать, что какие-либо морские шалости в Медитеррании возможны без покровительства британцев. Хотя бы тайного. Мои обширные деловые связи в Лондоне позволили вступить в переписку с достаточно влиятельными людьми и обнаружить их заинтересованность. Дело в том, что за предшествующее десятилетие французские купцы из Прованса заметно потеснили в Леванте английских коллег. Хотя союз меж двумя странами расстроился, миролюбивое министерство Уолпола не спешило воспользоваться всеобщей войною для искоренения торговли соперников. Что ж, англичане никогда не чурались иных способов действия. В пристойной форме, не называя вещи своими именами, мне дали знать, что готовы на многое закрыть глаза, если действия клефтов будут нацелены правильно. При этом условии, сильнейший флот Европы и всего мира вмешиваться не станет. С Карлом Неаполитанским взаимное согласие достигнуто - следственно, Испания, где правят его родители, тоже в стороне. Второстатейные державы всё понимают и никуда не полезут без консультаций с главнейшими; остаются французы и турки. Последние, собственно, и составляют главный предмет моей заботы: по части обращения с ними, есть множество идей. А вот как обезопасить себя от Франции?! К тому же, надо щадить чувства Кассара, не желающего причинять вред соотечественникам (исключая королевских министров). Воистину, непростая задача. Имеет ли она решение?
Да, безусловно!
Начнем с того, что собрать всех морских клефтов под единым флагом заведомо невозможно. Собственно, само слово "клефт" означает "вор", и оно вполне соответствует природе этих разбойников, большинство из которых чуждо любых политических или религиозных сантиментов. Если Кассару удастся приручить хотя бы четверть или треть оных - сие будет громадным успехом. Остальные заведомо останутся в прежнем "диком" состоянии. Возможно, некоторые встанут и на сторону турок, ежели капудан-паша пообещает платить за службу. Замерзелая турецкая гордость делает сей оборот мало вероятным, и все же... Итак, делая основную ставку на организованную флотилию, надобно помимо нее установить тайные связи с "дикими" клефтами и время от времени подбрасывать им сведения о движении французских торговых судов - таким образом, чтобы, не позволяя Кассару и другим французам заподозрить меня в двойной игре, исполнить пожелания британцев. Открыто же надлежит не только отмежеваться от "диких", но и, возможно, объявить им прямую войну. Играя за обе стороны сразу, всегда можно добиться результата, наиболее выгодного мне. Полной гарантии от вмешательства французского флота подобная тактика не обеспечит - однако даст широкое пространство для маневра.
Не будет ли такое двуличие предосудительно с точки зрения чести? Никоим образом! Вполне допустимая военная хитрость. Безбожный союз Луи Пятнадцатого и его министров с Портою Оттоманской ставит их вне христианства: противу Франции теперь дозволено всё. Самая многонаселенная, богатая и сильная в военном отношении держава Запада вступила в сговор с первенствующим государством Востока - зачем, позвольте спросить?! Ради приобретения Лотарингии? Для утверждения королевского тестя на варшавском троне? Это мелочи. Никакая выгода, меньшая, чем всеевропейское господство, не окупит бесчестья, принятого на себя "христианнейшим" королем. Странно, что Англия ведет себя столь пассивно: уж Уолпол-то должен понимать угрозу! Да, я знаю, что в пору англо-французской любви и согласия он обещал поддержать Лещинского на польском троне; так ведь сейчас положение иное! Вообще, Европа остается свободной лишь до тех пор, пока галлы и бритты находятся меж собою в контрах, ибо совместными усилиями они способны навязать свою волю кому угодно. Двенадцать лет длился противоестественный роман Лондона и Парижа, и все это время Россия находилась в положении тревожном и опасном. Ныне Британия отстранилась от континентальных дел - но Франция тут же стакнулась с османами, что грозит моим единоплеменникам еще худшей бедою.
Если в Варшаве утвердится Лещинский, он примется соблазнять Речь Посполитую возвращением Киева и Смоленска; турки вспомнят про Азов и днепровские городки; шведы тоже в покое не останутся. Их король Фредерик прославился, правда, отнюдь не задиристостью, а иными петушиными достоинствами. Сей монарх принадлежит к разряду существ, кои не плодятся в неволе: оба его брака остались бездетны, хотя бастардов проказник наделал предостаточно. Гессенец поразил благочестивых шведов сначала тем, что поселил фаворитку во дворце, чуть ли не в соседних с королевой апартаментах; потом и вовсе начал водить к себе девок, подбирая оных на улицах - молодец, конечно, в шестьдесят-то лет. Политические дела решаются без него: не в королевском окружении, а в риксдаге. Учитывая присущую выборным чинам продажность, следует ожидать, что при надлежащих ассигнованиях французские агенты легко приведут к власти партию войны.
Замыслы мои против турок, при исполнении оных, будут полезны для Отечества, но это - удары по пальцам, а не в сердце. А сердце враждебной коалиции здесь, в Париже. Только надо иметь в виду, что тыкать в оное острым железом - хуже, чем бесполезно. Любой, кто придет на смену кардиналу Флери, превзойдет старика воинственностью. Нынешнее правительство ввязалось в войну не столько своею волей, сколько угождая настроениям дворянства. Стало быть, об изменении сих настроений и надлежит стараться.
Я сам почти француз. Юность моя прошла в Латинском квартале. Воинская карьера начиналась под знаменами Людовика Четырнадцатого. Посему с полной определенностью готов заявить: апелляции к разуму этого народа успеха не возымеют. Нельзя опираться на то, чего нет. Пусть не обижаются почтенные буржуа: речь не о них, а о политическом классе королевства. Когда важнейшие дела решаются на бегу, между театральной ложей и будуаром любовницы, когда серьезный тон вызывает зевоту, а рассуждения о благе государства - ироническую усмешку, властителями дум становятся шуты и комедианты. Иные из них и впрямь наделены изрядным талантом, как тот улыбчивый молодой человек, с коим довелось встречаться в Англии, у Болингброка... Как бишь его звали? Он предпочитал именоваться псевдонимом Вольтер, хотя от рождения носил другую фамилию. Интересно, где он сейчас?
Навел справки - и выяснил, что неугомонный шутник, которого жертвы остроумия уже и били, и в тюрьму сажали (всё без толку), вновь сыскал себе приключений. Его письма о Британии, изданные пару месяцев назад, Парижская судебная палата приговорила к сожжению, как книгу "соблазнительную, противную религии, добрым нравам и почтению к властям". Как обычно бывает в подобных случаях, действия властей только разожгли интерес публики, а голландские типографы с азартом кинулись зарабатывать на вольных идеях (вполне, на мой взгляд, безобидных). Автор подлежал аресту, но спасся бегством, найдя приют в отдаленном имении одной симпатичной и очень неглупой дамы, маркизы дю Шателле. Родив законному мужу троих детей, сия дщерь Афины Паллады сочла супружеский долг исполненным и со страстью предалась тому, что ее подлинно увлекало - математике и натуральной философии, не чураясь, впрочем, любовных отношений с равными по разуму. Надо сказать, маркиза не единственная доказывала миру умственные достоинства своего пола: в позапрошлом году юная Лаура Басси стала профессором анатомии Болонского университета. Под впечатлением сих успехов Франческо Альгаротти, равно талантливый в науках и куртуазных галантностях, сочинил книгу "Ньютонианство для дам" и напечатал с посвящением Фонтенелю.
Но вернемся к нашему беглецу. Русскому человеку смешно слышать, что преступник, осужденный столичным судом, вместо Бастилии отправляется в сельскую глушь (куда не досягают полномочия парижских крючкотворов) и преспокойно там живет, никем не тревожимый. У нас бы живехоньнько за ним драгун послали. Здесь же единственной пыткой для амбициозного сочинителя, привыкшего блистать в салонах, служила провинциальная скука. На нее я и сделал расчет. Отдал в письме заслуженные почести его книге, перебрал общих знакомых в Англии, ввернул пару свежих парижских сплетен и поведал немало забавного о своей недавней поездке в Константинополь. Большей частью, истории эти касались взгляда магометан на Европу, и Францию в особенности. Рассказал, как некий турок именовал кардинала Флери "великим муллой неверных"; как недоумевают люди Востока, почему французский народ, столь мудрый и просвещенный, отвергает истины, возвещенные пророком; ну и, конечно, не обошлось без анекдотов на тему обрезания и гаремных радостей. И в завершение - совет, как посмеяться над правительством безо всякой опасности для себя. Известно, что успех "Персидских писем" барона де Монтескье породил множество подражаний, часто не лишенных таланта. Года два назад появились "Письма турка из Парижа", сочиненные мушкетерским офицером Пулленом де Сен-Фуа и стяжавшие, благодаря превосходному слогу и своеобразному юмору, внимание благородной публики. Кто мешает прибавить к ним еще несколько эпистол, а затем пустить новым, "дополненным" изданием?! Сен-Фуа это ничем не грозит: находясь с армией в Ломбардии, он может легко и убедительно опровергнуть любые обвинения.
