О, женщины, что вы делаете с нами?! Один-единственный взгляд, даже словом не перемолвились, - и человек бросается на верную смерть, позабыв долг и службу! А я... Нет, я-то не брошусь. И возраст не тот, и шкура загрубела - но стыдно за свое бессилие, как давно не бывало.

Независимо от сантиментов, надо было уносить ноги. Не только потому, что бедного Васю многие видели со мной: народное отношение к "франкам" драматически накалилось и стояло на грани погрома. Почти как зимою двадцать восьмого, когда Маттео Беллинцони застрелил капудан-пашу.

Новые компаньоны помогли нанять фелюку. За двойную, против обычной, плату, потому что день святого Георгия, который левантийцы считают началом безопасной навигации, был еще далеко. Вплоть до начала мая случаются жестокие шторма. Но человеческая злоба внушала нам больше опасений, нежели буйство стихий. Торговые суда, идущие из Константинополя в Медитерранское море, турки обыскивают трижды: один раз на выходе из порта и дважды - в Дарданелльском проливе. Нас, однако ж, никто не задержал, ибо щедрость во взятках открывает все пути на Востоке. Бакшиш - всему голова! Тем не менее, путешествие оставалось крайне опасным. Только в Спиналонге, венецианском форпосте на Крите, смогли мы вздохнуть свободно.

После войны Священной лиги, за Венецией осталась Морея с близлежащим островом Эгина и три фортеции на маленьких островках у берегов Крита: Суда, Грамвуса и Спиналонга. Турки давно точили на них зубы и не атаковали только потому, что оставили на будущее: желание вернуть Азов превозмогло. Порта втянулась в кровопролитные и утомительные войны с Россией. Затем разрушение Персии отвлекло взор султана к востоку. До незначительных архипелагских анклавов у него руки так и не дошли. По совести, республика была обязана сохранением сих владений русским - и больше всего генералу Читтанову - но платила черной неблагодарностью. Драконовские торговые правила воспрещали всякую постороннюю коммерцию. Даже в приватном порядке договориться с комендантами не удалось.

Отсутствие подходящих перевалочных пунктов создавало серьезные трудности. Посылать свои корабли к самым малоазийским берегам - слишком опасно; пригласить друзей-разбойничков доставлять товары прямо в Ливорно - еще хуже. Там не будет способа заставить их сбывать добычу именно мне. Любой желающий перекупит, дав дороже.

Махнув рукой на несговорчивых кондотьеров, я привел в действие запасной план.

- Воды набрал? Поднимай якорь, ставь паруса. - Старый капитан Захарий Димитракис молча кивнул. Он понимал итальянский, как и прочие языки прибрежных народов; говорить же не любил ни на каком. - Идем на Лампедузу!

Еще лет двенадцать тому назад Лука Капрани на "Святом Януарии" играл здесь в догонялки с медитерранскими корсарами и сторожевыми фрегатами европейских держав; он-то и нахвалил мне уединенный остров с маленькой, но удобною бухтой. Необитаемый, по причине отсутствия воды, никому не нужный и, по сути, ничейный. Правда, сицилийская фамилия Томази в прошлом веке получила от испанских королей княжеский титул по этому бесплодному клочку суши. За целое столетие князья ди Лампедуза не глянули в зубы дареному коню: остров не посетили и не имели с него ни сольдо. Лишь пираты изредка сходили на эту землю, да, может быть, беглые рабы.

Теперь я последовал по их стопам. Надо же убедиться собственными глазами в пригодности места для моих нужд!

Первым делом послали молодого матроса с моей подзорной трубой на самую высокую скалу, доступную человеку. Обычно берберийцы не выходят на промысел в это время года - но береженого Бог бережет. Парень отсигналил, что море чисто до самого горизонта.

Остров лежал перед нами, как нацеленный на запад наконечник стрелы (кривой, тупой и зазубренный), верст около десяти длиною и три-четыре в самом широком месте. По лезвию берега ржа проела фестоны крошечных бухт. Самая поместительная из них, на юго-восточной оконечности, могла дать приют двум или трем судам (в ней мы и бросили якорь); еще несколько годились только для лодок.

Колючая трава, не полностью прикрывающая камни; какие-то жестколистные кустики, - даже весною сей убогий кусочек пустыни, со всех сторон окруженной морем, не радовал взор цветением. Слоистые известковые скалы, трещиноватые и пористые, как губка... Еще бы, откуда тут быть воде?! Скудные зимние дожди не насыщают почву: влага уходит вглубь, моментально впитываясь.

У берега можно было видеть следы прежних высадок: то развалившийся очаг из плоских камней, то треснувшую бочоночную клепку, то выветренные кости, всего скорее человеческие... А вот в стороне явно тесаные плиты; такие древние, что помнят, наверно, Ганнибала или Сципиона...

И удивительная тишина. Не просто безлюдье - и живности почти нет! Лишь изредка пролетит морская птица, да ветер шевельнет жесткую траву.

- А знаешь, Марко, - я нарушил молчание пустыни, - ставлю гинею против шиллинга, что найду на острове воду. Что скажешь?

- Как будет угодно Вашему Сиятельству: сказали, значит найдете.

- Дело не в том, кто из нас сиятельство. Вот смотри, дождевые воды куда уходят?

- Через трещины стекают в море.

- У самого берега - да; а в середине острова? Должны остаться в порах камня. Поскольку пресная вода легче морской, она будет сверху. Камни и песок препятствуют перемешиванию. Выкопать колодец, имеющий дно точно на уровне моря... Не глубже: чем глубже, тем солоней!

- Если будет колодец - здесь точно кто-нибудь поселится. Скорее всего, магометанские корсары.

- Само собой. Нет смысла что-то делать на пользу врагам.

Далековато на запад и слишком близко к Африке; однако, за неимением лучшего, бухта для рандеву с греками годилась. Перебравшись в Мессине на неаполитанское каботажное судно, отправил Димитракиса с депешами обратно в Архипелаг - и карусель завертелась! Турецкое зерно, доставленное в Италию, само по себе не покрыло бы даже четверти взятого подряда, но... Откуда другим об этом знать?! В торговле имеются свои хитрости. Цену можно вздуть (или сбить) путем сговора, только устойчивость оной будет в обратной пропорции к отклонению от равновесного положения. На сильно извращенном рынке чуть-чуть, одним мизинчиком, подтолкни - самые малодушные (или самые дальновидные, по обстоятельствам) начнут перебегать в противоположный стан, и все рухнет! Вот он, мизинчик-то, из Турции и протянулся! Мои собратья по промыслу, тосканские евреи, устрашившись, что скупленные ими провиантские запасы залежатся до нового урожая и обесценятся, начали избавляться от хлеба. За неделю цена упала на треть! Контракт удалось исполнить своевременно и с прибылью.

С пороховой мельницей тоже неплохо получилось. Дон Карлос при ликовании народных толп занял Неаполь в самый день моей прогулки по Лампедузе. Однако цесарские гарнизоны крепко держались в Капуе и Гаэте, а пороха для осады, как всегда, не хватало. Сколько ни дай - испанцы всё возьмут и заплатят, не торгуясь. Сопровождая герцога Монтемара в походе на юг и быв свидетелем его славной, хотя бесхитростной, победы над принцем Бельмонте, я завел прочные деловые связи и надеялся, ежели война продлится, взять на себя изрядную часть поставок оружия и амуниции. Дело выглядело достаточно верным, чтобы заранее разместить заказы в Англии.

Еще одна удача, совсем неожиданная, была оборотной стороною чужой беды. Давно ли ветковские раскольники, бежавшие из России в Литву, прогнали моих вербовщиков и отказались переселяться в Англию? Теперь от них пришли ходоки просить о помощи! А причина в том, что императрица Анна, воспользовавшись военным случаем, отправила на Ветку бригадира Сытина с пятью полками, дабы вернуть беглецов силой. Иноков староверческих разослали по монастырям на покаяние, мирян - в места прежнего жительства либо на поселение в Ингерманландию. Всего тысяч сорок вывели из Литвы. Однако самые ловкие (и самые непримиримые) убежали. Шатаясь меж двор по Речи Посполитой и страшась вернуться в разоренные слободы, они, по словам старцев, нигде не находили покойного места и с великим сокрушением вспоминали отвергнутую милость.