- Да-да, идите.

Лишь сейчас мне кажется, что голос у мамы все-таки неестественный. Не только потому, что спокойный. Он какой-то отрешенный. Раньше, чем я успеваю сообразить, что бы это значило, ты уже возникаешь передо мной:

- Ты звал меня, Рицка?

Я напряженно киваю:

- Как ты?..

- Услышал? Это несложно. Мой слух настроен на твой призыв, я услышу, если ты позовешь. Впрочем, это лучше обсуждать не сейчас и не здесь. Ты собрал вещи?

- Да. Но там сумка размером с императорскую пагоду. А я только необходимое взял.

Ты усмехаешься и легонько треплешь меня за кошачье ухо:

- Пагоду? Ну, надеюсь, у нее есть ручки.

- Эй, - я дергаю ушами, - перестань! Конечно, у нее есть ручки. Ээ… она неподъемная.

- Нестрашно. Возьмем такси.

Ты, кажется, первый раз поднимаешься в мою комнату по лестнице, а не забираешься через балкон. Первый раз - и только чтобы больше этого не делать… Я опускаю голову и не отстаю от тебя. Мне сейчас очень тяжело видеть маму.}

}Ты оцениваешь сумку взглядом, потом примериваешься и вскидываешь ее на плечо. Я пару раз мигаю и требую:

- А ну поставь обратно! Соби! Соби, я кому говорю! Давай вместе! Ты надорвешься! Ты меня слушаешь или нет? Соби, черт возьми!

Ты поворачиваешься, углы губ поднимаются:

- Есть моменты, когда я могу тебя не послушаться? - но останавливаешься. Я хмурюсь:

- Пожалуйста. Я… я не хочу тебе приказывать.

Ты все еще стоишь в дверях. Кажется, этот поединок взглядов я должен выиграть? Хорошо же.

Через полминуты ты ставишь сумку на пол и встаешь так, что теперь я вижу только твой профиль. Но все равно замечаю, что глаза у тебя погрустнели. Черт. Я не хотел…

- Соби… - подхожу и останавливаюсь в нерешительности. Не знаю, что сказать. Не знаю, как себя вести. - Я просто… Думаешь, я не справлюсь? Я могу и сам!..

- Можешь. Но мне было бы приятно сделать это для тебя, Рицка.

Ты говоришь ровно, без эмоций. Зато у меня их через край. Я пинаю бок сумки, в последнюю секунду вспомнив, что там диски и винчестер. Пинок выходит вполсилы. Я коротко вздыхаю. Почему ты такой упрямый?

- Хорошо, - говорю сквозь зубы пару вдохов и выдохов спустя. - Возьми сумку, если тебе так охота растянуть связки. Вечером не сможешь рисовать - я не виноват.

Ты резко оборачиваешься, в глазах опять удивление - как недавно в парке:

- Рисовать?

- Ты же живописью занимаешься. Или мне вчера показалось? - язвительно напоминаю я. А ты, вместо того чтобы разозлиться, улыбаешься:

- Так ты беспокоишься.

Я тебя сейчас…

- Соби, ты… ты точно придурок! - я вспыхиваю и отворачиваюсь. - Бери уже эту чертову сумку и пошли!

- Слушаюсь, - я отчетливо различаю в тоне беззлобную насмешку. Точно - спускаясь по лестнице, ты говоришь через плечо: - Ты непоследователен, Рицка.

Я тебе когда-нибудь скажу, какой ты. У меня много определений.}

}Мама так и не выходит из комнаты, чтобы проводить нас. Я осторожно заглядываю в гостиную. Она там. Спит, устроив голову на изголовье кресла.

На мгновение я чувствую такую острую жалость, что хочется остаться. К глазам подступают слезы. Я люблю тебя, мама. Я так люблю тебя.

Прислоняюсь лбом к стене, закрываю глаза, загоняя непрошеные слезы назад под веки. Нет. Я не буду плакать.}

}Твоя рука обнимает меня, и я отрываюсь от стены, иду к выходу. Дверь уже открыта, в прихожую падает косой столб света с улицы. Там солнце и яркое небо. И когда мы оказываемся под ним, делается ненамного, но легче. Вот и все, да? Теперь к тебе.

Ты достаешь мобильный, вызываешь такси. Оно подъезжает спустя одну твою выкуренную сигарету и наше ненарушенное молчание. В нем нет отчуждения. Не знаю, о чем ты думаешь, но молчишь легко.

Водитель выходит из машины, помогает поставить в багажник сумку. В комнате она казалась громадной, а сейчас я понимаю, что она в общем средних размеров. Может, не стоило на тебя орать…

Но ты ведь не слушаешь, когда я прошу. А приказывать я не умею. И хоть понимаю, что должен научиться… Знал бы ты, как мне не хочется, Соби.}

}В такси я отодвигаюсь от тебя как можно дальше и неотрывно смотрю в окно. Говорить нет сил. На сегодня впечатлений уже перебор.

Ты просишь водителя не гнать, и неторопливая смена городского пейзажа за окнами в сочетании с шуршанием шин действует усыпляюще. Я задремываю с открытыми глазами. Надо будет спросить, как ты убедил маму, и почему она потом заснула. Кажется, Шинономе-сэнсей увидит тебя на следующем собрании родительского клуба. На этой мысли глаза закрываются.

*

- Рицка, проснись… - ты трогаешь меня за плечо, и я медленно поднимаю тяжелые веки. Точно, приехали. Выбираюсь из машины.

- Поднимайся, - ты расплачиваешься с таксистом, он выставляет на тротуар сумку и отъезжает. Я по-прежнему стою, не двигаясь с места. Кажется, сейчас что-то кончится в жизни, к которой я привык. Или начнется. Именно теперь, когда я войду и назову твой дом своим.

Я жду, пока ты перебросишь через плечо ремень, проденешь руку в ручки сумки, удерживая ее на локте, и пойдешь вперед.

- Ну что же ты?

Оборачиваешься, я торопливо, в два шага к тебе присоединяюсь. Мы идем наверх, ты достаешь из кармана пальто ключи.

- Завтра я сделаю тебе вторые, - говоришь между делом, отпирая.

Я киваю:

- Ладно.

Ты ставишь сумку на пол, разуваешься и проходишь в комнату, включая свет и какую-то негромкую музыку. Я ненадолго закрываю глаза, чувствуя, как опускаются уши, руки, хвост. Я устал. И есть хочется.

- Обедать будешь? - спрашиваешь ты, проходя мимо.

Я что - о голоде вслух сказал?

- Да, - я наконец сбрасываю куртку. Потом смотрю на молнию сумки, прикидывая, разбирать ее сразу или отложить на вечер. Лучше отложить. А то сейчас буду непрерывно дергать тебя вопросами, что куда пристроить.

- Суп или второе?

Вот этот вопрос мама мне никогда не задавала. Я даже не знаю, что на него ответить.

- А есть выбор?

- Рицка, - ты выглядываешь из кухни, - конечно, если я спрашиваю, есть варианты. Нужно только разогреть. И проходи в комнату. Тебя что-то смущает?