Еще у него было трудное детство, хотя возможно жестокость в те времена была нормой, но если судить по нынешним меркам, то Майкла просто бы лишили родительских прав за жестокое обращение с детьми. Розги розгами, но не каждые же пять минут, да и за что? За обычные детские шалости. Трудное детство плюс вампиризм получается Клаус.

На площади Святого Марко, самой живописной площади в мире она подивилась количеству голубей, они буквально были повсюду.

- На этой площади голуби ходят, а львы летают, – улыбнулся ей Клаус. Но как только гибрид ступил на саму площадь, голуби стали взлетать, освобождая путь первородному. – И они боятся меня, – как бы извиняясь, произнес он.

- Это поправимо, – улыбнулась Керолайн и загадочно посмотрела на торговца бакалейной продукции.

- Что ты удумала? – сощурился гибрид с недоверием глядя на блондинку.

- Смотрел «Красавицу и Чудовище»? – Клаус лишь вскинул бровь, нашла, у кого спрашивать. – Ну, так вот там было Чудовище, которого тоже боялись птицы, Красавица мигом исправила эту ситуацию.

- Мне, конечно, льстит, что ты назвала меня Красавицей, – решил поиздеваться гибрид, потому что ему совершенно не понравился бублик в руках у мисс Форбс.

- Так-так мистер Майклсон, да я как погляжу, вы только что не побоялись меня назвать Чудовищем? – разламывала на крошки бублик вампирша.

- Что ты, я же не смотрел этот диснеевский мультик. Может там Чудовище и вполне ничего.

- Хм, – изогнула она бровь. – Давай сюда свои ладони, – попросила она.

- Ни за что Керолайн, я не собираюсь кормить голубей! – воспротивился гибрид.

- Но это же так мило, – очаровательно улыбнулась она.

Стиснув зубы, он все же поддался ее чарам: улыбке и глазам.

Через десять минут Керолайн еле сдерживала смех, потому что великий и ужасный Клаус был буквально атакован пернатым братством. Они сидели у него везде, где только можно было: на руках, плечах, голове.

- Боже ну почему у меня нет с собой фотоаппарата? – смеясь, спросила Керолайн.

- Вот только без этого, – буркнул Клаус, хватило с него одного умника.

- А почему же нет? Телефон ты всегда меня выручаешь, – достала она аппарат из кармана узких джинс. – Замри! – приказала она.

- Нет! Ты не посмеешь!

- Уже посмела, – показала она ему язык.

- Ах, так! – голуби взметнулись вверх и приземлились на площадь, все еще не отходя от подравшегося им хищника.

- А-а-а! – взвизгнула Керолайн, когда он подхватил ее на руки и закружил.

- Красивая пара, – сказала пожилая женщина, сидящая за столиком в ресторане на площади, своему спутнику.

- Согласен с тобой милая, – погладил ее по руке муж.

- Ник! Поставь меня! – причитала Керолайн.

Земля тут же оказалась у нее под ногами, голова слегка кружилась, но девушка поймала на себе хмурый взгляд гибрида.

- Что-то не так? – озадаченно спросила она.

- Ты назвала меня Ник.

- И что? – не поняла блонди.

- Так зовет меня семья и те…

- О! – воскликнула она. – Просто забудь, ничего не было, в одно ухо влетело, а в другое вылетело, – смущенно пролепетала она. – Ладно, хватит голубей, предлагаю пойти… – девушка ступила назад и поскользнулась на кем-то выброшенной кожуре от банана. Вампирская хваленая ловкость в этот момент куда-то испарилась и мисс Форбс определенно бы распласталась на каменной площади, если бы Клаус не удержал ее в полете. – Ой! – еще больше смутилась она. Гибрид поймал ее не за руку, а удержал за талию и сейчас она была слишком близко к опасному и запретному плоду. – Спасибо, – опустила она глаза.

Гибрид вернул их в вертикальное положение, все еще не отпуская мисс Неуклюжесть и дотронулся до ее подбородка, вынуждая взглянуть на него. Керолайн распахнула глаза и встретилась взглядом с глазами Клауса.

- Я не забуду, – проговорил он и отпустил девушку.

« – Фух, пронесло, – подумала мисс Форбс. – Но почему тогда так одиноко?»

Сознание и сердце вампирши разделились, сознание гнало прочь саму идею того, что гибрид ей нравится, а сердце хотело большего. Ей было немного обидно от того, что он не зашел дальше, когда она была выбита из калии не состоявшимся падением.

- А я думал он ее поцелует, – огорчился муж пожилой женщины.

- Он такой же не смелый, как и ты, – улыбнулась она супругу. Если бы она только знала, кого упрекнула в трусости перед дамой, так бы не улыбалась.

Убедившись, что все покинули дом, Эдмунд начал подготовку к ритуалу, сад дворца должен подойти. Первородный начал портить лужайку индейской символикой мертвых, что была частью ритуала, переживая как бы ничего не перепутать. Один не верный знак и все может полететь прахом. Все может обернуться катастрофически, утрать он контроль над ритуалом и соверши хоть одну ошибку. С миром мертвых играть очень опасно.

Он уже совершил условие, прошел обратный маршрут смерти. Яхта что вышла из Норфолка соблюдала точный курс «Виргинии», дом в котором родилась Велия, благо не затопило, учитывая в каком городе, он находился нельзя ни в чем быть уверенным. У него был белый дуб, без которого вся эта затея с воскрешением не возможна в принципе, вещь, что была на девушке на момент смерти – сапфировый кулон в виде слезы. Он и никогда не надеялся, что украшение сыграет свою роль. Просто как память об утраченной любви. И частица самой Велии, фарфоровая кукла с ее волосами – третий ингредиент всего ритуала. В те времена куклам делали волосы из волос будущих хозяев, поэтому радости не было предела, что сохранилась эта ее частичка. Иначе пришлось бы использовать кровь единственного родственника. Деймон вампир и не известно, какую бы сторону приобрело заклинание, используй он его кровь.

Знаний о ритуале должно хватить, он уверен. Когда солнце зашло за горизонт и началось время сумерек, то самое когда свет еще не отступил полностью, но и тьма еще не вступила в свои права, Эдмунд сложил вещи в центр круга мертвых, а орел доставил ему кол. Три ингредиента, наконец, вместе.

Орел уселся на крышу дворца, предварительно пожертвовав пару перьев из хвостовой части, без них, увы, ни один ритуал индейцев не имел смысла и начал наблюдать за махинациями своего любимого хозяина. Взору птице предстал воспаривший кол из белого дуба, а символы на земле засветились. Ритуал начался.

Эдмунд бормотал слова, на языке предков взывая к священному древу вечности, чтобы оно отворило врата. Кол из белого дуба начал преобразовываться, обретая призрачную форму древа. Ветка за веткой, сучок за сучком начал разрастаться белый дуб, возвышаясь, казалось, чуть ли не до неба. Копия того самого древа, что сожгли первородные тысячу лет назад, постепенно раскидывало свои ветви над садом дворца. Призрачная форма давала понять, что это лишь иллюзия, но необходимая для открытия врат.

Эдмунда осветило серебряное сияние кола, который неожиданно засиял, приоткрывая завесу врат. И тут первородный почувствовал нехватку силы, тогда он еще больше подключился к собственному организму, закачивая ритуал своей жизненной энергией. Чувствуя, как кожа иссыхает из-за его махинаций с собственной жизнью, но останавливаться нельзя, сейчас самый не стабильный момент во всем ритуале. Врата открываются, осталось немного совсем чуть-чуть. Но первородный почувствовал, как организм отказывает ему, ресурса бесконечного двигателя не хватает и все выходит из-под контроля.

- О нет! – узрел он как свечение врат, вышло за пределы круга, теперь у него нет власти, заклинание вышло за пределы и будет разрастаться, выпуская в этот мир все что, сможет проскользнуть из глубин мира мертвых.

Эдмунд не учел одного, не задался вопросом: почему имея возможность воскрешать мертвых, давно покинувших этот мир, шаманы редко прибегали к этому ритуалу? Все было просто, даже сильнейшие шаманы своего времени опасались последствий открытия врат мертвых, не было гарантий того, что ритуал не выйдет за пределы. Ведь мертвые всегда стремились к живым.

Город, кипевший жизнью, так и манит, тени стали вырываться из врат улетая, прочь. Эдмунд на грани сдерживал разрастающиеся врата, все, что ему оставалось – это пытаться выпустить в этот мир как можно меньше теней из мира мертвых. Истощая свой организм полностью.