Лицо Дерюги закаменело. В глазах метнулось жуткое понимание, словно когда-то давно корчмарь уже видел нечто подобное, если не сказать больше. Ощутив, что вновь впадает в ярость, Мычка оборвал мысль, не стал углубляться в страшную догадку.
С огромным трудом, будто челюсти сжимают невидимые руки, Дерюга прорычал:
- Что ж, убеждать ты умеешь. Девку увели в городок по соседству. Сразу за рощей начинается тропа, по ней и пойдешь, не заблудишься.
Ощутив, как с плеч свалилась непомерная тяжесть, Мычка поспешно спросил:
- Город велик, где именно искать?
- Терем, где живет местный правитель. На женской половине.
Мычка кивнул, поспешно поднялся, бросив на прощанье:
- Благодарю. Ты сдержал слово, сдержу слово и я. Прощай.
- Погоди, - хрипло воскликнул Дерюга. - Погоди... Я не хочу подыхать здесь один, от голода и диких зверей.
Мычка прищурился, произнес с прохладцей:
- Предлагаешь тебя вытащить?
Корчмарь помотал головой, сказал тихо:
- Я хоть и злодей, но не дурак. Вижу, у тебя за плечом лук. Окажи честь, не пожалей стрелы. Только... чтобы сразу, без мучений.
Мычка мгновенье смотрел на корчмаря. Лицо осунулось, щеки побледнели, в глазах мольба и надежда. Не говоря ни слова, Мычка вынул лук, сбросив заплечный мешок, запустил руку внутрь. Клубок обнаружился сразу. Сгибаясь, скрипнул лук, стрела заняла место.
Все это время Дерюга не отрывал от него глаз, смотрел не мигая, лишь лицо становилось все бледнее. Заметив, что приготовления окончены, он прошептал:
- Только... без мучений, прошу.
Не отворачивая лица, он закрыл глаза, застыл, лишь на виске, выдавая сильнейшее напряжение, яростно и бессильно забилась голубая жилка. Мычка вздернул лук. Зажав пальцами тетиву, резко отвел руку. Миг, и стрела сорвалась. Голова Дерюги дернулась, упала на бок. В глазнице, погрузившись наполовину, застыло оперенное древко.
Лук занял свое место, мешок вернулся на плечо, а рука ухватила факел. Мычка развернулся, деревянно шагая, двинулся по тропе, за заполнившей душу болью и пустотой, не замечая текущей по рассеченному тетивой предплечью крови.
Достигнув края рощи, Мычка остановился в раздумье. От похитителей отделяет день пути. Если идти всю ночь, можно изрядно сократить расстояние, а то и нагнать, свалившись, как снег на голову. Но это если повезет. В темное время, даже с факелом в руке, шибко не разбежишься. Следы почти не видны, зато сам, как на ладони. Это днем факел - тускла искра, пройдешь рядом - не заметишь, ночью даже самый слабый свет виден издали. Голодное зверье не замедлит приблизиться, а то, чего доброго, нагрянут лихие люди, коих, как оказалось, в здешних местах ни чуть не меньше, чем в лесу хищников.
Забежать наперед бредущего по дороге одинокого путника, сделать засаду - что может быть проще? От брошенного невидимой рукой камня не спасут мечи, засевший в придорожных кустах, скрытый во тьме лучник легко убьет сколь угодно умелого воина. И даже если все сложится удачно, в конце наверняка ожидает схватка. Вряд ли похитители так, запросто, отдадут "товар". Придется драться. Да только пользы от такой драки, когда от усталости дрожат ноги, а в глазах двоится, не особенно много.
Приняв решение, Мычка свернул в сторону. Достаточно удалившись от тропы, он приглядел место поудобнее, нарвав с кустов молодой поросли, соорудил подобие кровати, куда и улегся, предварительно затушив факел. Выбросив россыпь искр и недовольно зашипев, огонь погас, тьма накрыла непроницаемым пологом. Тщательно укутавшись в плащ, Мычка закрыл глаза, постарался расслабить мышцы, но еще долго ворочался, не в силах уснуть. Перед внутренним взором мелькало лицо корчмаря, а в ушах отдавался жалобный голос спутницы. Небо начало светлеть, когда Мычка наконец забылся тревожным сном, но и там, в зыбком царстве духов, волнения дня продолжали преследовать, отчего лицо скорбно кривилось, а из груди раздавался исполненный горечи стон.
Солнечный луч мягкой лапой уперся в лицо, осторожно прошелся по щеке, опасливо коснулся носа, после чего, подумав, со всей дури ткнул в глаз. Мычка замотал головой, недовольно поморщился, отвернулся, пытаясь скрыться от докучливого гостя, и, одновременно, вернуться в сон. Но мир грез поблек, подернулся рябью и испарился, вытесненный всепобеждающим светом дня.
Мычка потянулся, открыв глаза, повернул голову, отыскивая спутницу. Воспоминание ударило обухом, едва не выбив из глаз искры, перед внутренним взором пронесся вчерашний день: яма, похищение спутницы, Дерюга... Проспал! Застонав от досады, Мычка вскочил, завертел головой, пытаясь понять насколько сильно проспал. Над головой колышется зеленое море ветвей, почти не пропускает света, мерцающие осколки неба слишком малы, чтобы посчитать точно, но понятно и так - проспал изрядно.
Из груди потоком рвутся ругательства, но бичевать себя - удел слабых духом, сильные побеждают молча. Отбросив ненужные мысли, Мычка сосредоточился на сборах, лишь брови сошлись над переносицей, да закаменели желваки. Стряхнуть с рубахи наползших за ночь жуков, не забыть - забросить мешок за спину, проверить перевязь - не ослабли ли ремни, легко ли выходит из ножен оружие. Все в порядке. Можно выходить. Вот только сосет под ложечкой, да голодно взрыкивает желудок. Но это не страшно, позавтракать можно и на ходу.
Роща осталась за спиной. Где-то там, под сенью деревьев, в яме вырытой для других, но ставшей могилой хозяину, покоится Дерюга. Злодей в жизни, но достойный в смерти муж, чей пример надолго останется в памяти. Его рассудят духи. Что до тех, кто сейчас двигается впереди, таща на поводу плененную девушку... Духи рассудят и их, но чуть позже. Сейчас об этом лучше не думать. Лучше не думать вообще. Так будет проще и быстрее. Тем более, желания - желаниями, а уж как выйдет на деле не знает ни кто.
Под ноги ложится тропка, взгляд неотрывно следует всем изгибам, отмечая малейшие следы. Вот один из похитителей оступился, трава еще не успела выпрямиться, в мягкой от небольшой лужи по соседству земле остался оттиск подошвы. А вот в горстке пыли обозначились следы Зимородок: отпечатки мельче мужских, шаги короче. А это и вовсе непонятно что. В другое время стоило бы остановиться, рассмотреть, подумать, но не сейчас. И ноги вновь попирают пыльную плоть земли, направляясь к неведомым горизонтам бесконечной знойной степи, миг за мигом, вздох за вздохом, шаг за шагом.
Двигаясь по тропе, Мычка неспешно жевал мясо, доставая из заплечного мешка, и забрасывая в рот кусочек за кусочком. Горсть вяленых кусков, взятая у корчмаря перед уходом, оказалась как нельзя кстати. Тугие волокна, уплотнившись от тщательной сушки, требовали усиленного пережевывания, отвлекая от невеселых мыслей. Солнце медленно вползало на небосвод, пока не утвердилось на самой вершине, изливая все более плотные потоки жгучего зноя.
Бурдюк с водой заметно полегчал. Отхлебнув в очередной раз, Мычка покачал головой, упрятал емкость на самое дно мешка, подальше от соблазна. От жажды он не умрет. Не смотря на невыносимый жар, на пути то и дело встречаются рощицы и опушенные густым кустарником небольшие группки деревьев. Найти сырое место, сделать углубление, и вскоре на дне ямки выступит влага, а если подождать подольше, можно легко наполнить бурдюк. Вот только время поджимает, так что придется потерпеть. К тому же, если подумать, пить не так уж и хочется.
Мычка вернулся мыслью назад, когда они с Зимородок впервые вышли из леса. Жар открытых пространств показался невыносим, солнце обжигающе, а от бурдюка почти не отрывались, восполняя стремительно улетучивающуюся из тела воду. Однако, сейчас он идет средь полей, под палящими лучами, не ощущая жажды, и чувствует себя совсем неплохо.
Мычка мельком осмотрел себя. Кожа на руках заметно потемнела, приобрела коричневатый оттенок. Если бы не штаны и рубаха, он бы давно стал таким же, как барахтающиеся в пыли дети, виденные в прошлом селе - темно-коричневый, не отличимый от местных. Если же взъерошить волосы, чтобы не выглядывали кончики ушей, никто и не заподозрит в нем вершинника.
