С интересом глядя на спутницу, Мычка задумчиво произнес:

- Насколько я успел заметить, твои сородичи не большие любители соваться в лес. Одна изгородь вокруг деревни чего стоит.

Девушка фыркнула:

- А человеку в здравом рассудке и незачем ходить в лес. Но, учитывая обстоятельства, они конечно пойдут. Обязательно пойдут.

Последние слова она произнесла без особой уверенности, и Мычка лишь грустно улыбнулся. Его соплеменники пошли бы на поиски товарища, не взирая на время и погоду, даже если за всю жизнь до того не перекинулись и парой слов. Но в родной деревне Зимородок, судя по всему, дело обстояло вовсе не так. Хотя, быть может, это всего лишь кажимость, и вялые в обычное время, жители деревни поднимаются, как один, лишь только одному грозит опасность?

Мычка пожал плечами, сказал нейтрально:

- Что ж, наверное ты права. Думаю, стоит притушить огонь.

Он потянулся, принялся разгребать ветви. Зимородок на мгновение опешила. Успев хорошенько продрогнуть, она с жадностью впитывала волны тепла, для чего специально подползла как можно ближе к огню. И вот, едва стала согреваться, как этот дикарь всерьез собирается затушить пламя!

Добавив в голос как можно больше яда, она процедила:

- Трус! Ты готов мерзнуть, и... морозить меня, лишь бы не встретится с карающей дланью моих односельчан!

Мычка покивал, сказал с убеждением:

- Ты - молодец. Правильно сказала - огонь привлечет преследователей. Вот я и стараюсь, тушу... А холод - что холод? Лучше быть замерзшим, но живым.

В ночной тиши послышался далекий заунывный вой. Начавшись на низкой ноте, усилился, набрал мощь, но вскоре сошел на нет. При первых звуках Зимородок встрепенулась, завертела головой, в глазах метнулся страх.

- Что это? - произнесла она едва слышным шепотом.

- Где? - Мычка повертел головой, взглянул с непониманьем.

- Ну, этот жуткий вой?

Мычка вытащил из костра веточку, задумчиво покачав, резким движением воткнул в землю, затушив огонек, откликнулся:

- Собаки.

- Собаки? - Зимородок распахнула глаза. - Что ты несешь, нечисть? Как будто я собак не слыхала. Они рычат совсем по-другому.

- Собаки, - повторил Мычка нараспев, словно пробуя слово на вкус. - Только не ваши, прикормленные, а настоящие, лесные.

Неотрывно следя за руками вершинника, что загасил очередную ветвь, и потянулся за следующей, девушка спросила с испугом:

- А эти собаки... опасны?

Мычка закатил глаза, некоторое время морщил лоб, сказал в раздумье:

- Кому как. К примеру беру, хозяину леса, они не страшны. Опять же, лосю. Он хоть и мирный, но сил столько, что лучше не трогать. Но если найдут охотника одиночку... - он бросил мимолетный взгляд на девушку, - или даже двух - нападут неминуемо. Особенно в темное время и без огня.

Сглотнув так громко, что Мычка вздрогнул, Зимородок прошипела:

- Так зачем ты, нечисть бестолковая, ветви гасишь?

Мычка уставился на спутницу, сказал с величайшим удивленьем:

- Так ведь погоня на хвосте. Как не гасить?

Девушка задергалась так, что взметнулась хвоя, зашептала, едва сдерживая слезы:

- Развяжи руки, немедленно развяжи, вершинник проклятый! Развяжи, кому сказала.

Мычка помедлил, но девушка дергалась так отчаянно, что не выдержал, сжалился. Потянувшись, он дернул за тесьму, хитро завязанный узел распался, освобождая пленницу. Та немедленно кинулась сгребать ветви, бросать в костер, не обращая внимания на то, что руки затекли, и сучья большей части валятся из пальцев. Лишь когда пламя взметнулось в рост человека, отбросив тьму далеко вокруг, а от жара начали слезиться глаза и сворачиваться волосы, она успокоилась, замерла, протягивая к огню руки и неотрывно глядя в глубину костра.

Мычка искоса наблюдал за девушкой, но, сколько не пытался, не мог обнаружить сходства с наставником. Отбрасываемые пламенем, отблески непрерывно мечутся по лицу, отчего черты смазываются, двигаются в странном танце, не позволяя сосредоточиться, ухватить суть. Еще мгновение назад казалось - рядом сидит точная копия наставника: тот же разрез глаз, те же черные, как смоль, волосы, очертания губ, но вот пламя вспыхивает, и... наваждение исчезает. Напротив, созерцая бесконечный танец огня, застыла обычная девушка, и очарование момента сменяется запоздалым удивлением.

Что может быть общего у этой хрупкой взбалмошной девицы с наставником: выдержка, опыт, могучий дух? Губы кривятся в горькой усмешке, а из груди рвется тяжелый вздох. Если в жилах Зимородок и течет частичка крови подземника, то совсем небольшая, и этого не хватит, чтобы перекинуть даже тоненький мостик через пропасть, что лежит между суровым отшельником и капризной селянкой, бесконечная пропасть из воззрений, традиций, и жизненного уклада.

К удручающим мыслям добавилось чувство голода. Мычка потянулся к заплечному мешку, распустив тесьму, обнажил содержимое: горстка мяса, пучок пряных трав, сушеные ягоды. Желудок предвкушающе заурчал, а рот наполнился слюной. Мычка сдвинул мешок так, чтобы девушка могла дотянуться, произнес:

- Угощайся. Когда огонь погаснет, лучше, чтобы изнутри грела еда.

Зимородок повернула голову, взглянула с брезгливой гримаской.

- И не надейся, что я хоть пальцем прикоснусь к этой гадости.

Мычка вскинул брови, сказал с непониманием:

- Почему гадость? Зайчатина. Свежая, хорошо прожаренная, с травами и ягодой. Возьми, попробуй.

- Чтобы отравиться и умереть в мучениях? - Голос девушки наполнился ядом.

Мычка взял кусок мяса, понюхал, на всякий случай попробовал, сказал в недоумении:

- Почему отравиться?

- Откуда я знаю, почему ты хочешь моей смерти? - Зимородок дернула плечиком. Добавила с нажимом: - Но то, что хочешь - точно! Вот и мясо специально заготовил, стоит только проглотить кусок...

- Я уже проглотил, и гораздо больше, чем кусок. - Мычка помахал наполовину сгрызенной заячьей лапкой.

Девушка фыркнула:

- Тебе, нечисти, может и ничего, хоть десять зайцев съешь, а мне и ломтика хватит.

- Зачем мне тебя травить? - воскликнул Мычка с раздраженьем. - Разве для того через лес пер, надрывался, чтобы после умертвить?

- А я откуда знаю? Может, это у вас, нечисти, так заведено!

Мычка вздохнул, сказал устало:

- Ладно, в будущем можешь не есть, что я готовлю. Но это бери смело.

Зимородок насторожилась, спросила с подозреньем:

- Это почему?

- Это Филин готовил. Уж он-то тебе точно зла не желал.

Девушка посмотрела на зайца, перевела взгляд на зажатую в руке спутника обглоданную лапку, вновь взглянула назад. Ее ноздри зашевелились, вбирая мясной дух, а губы задергались, словно это не Мычка, а она вгрызается в сочный ломоть. Поколебавшись, Зимородок отвернулась, хотя движение явно стоило большого труда, сказала глухо:

- Даже если ты не врешь, и это действительно готовил дядя, все равно не буду.

- Да почему, почему?! - подпрыгнув, завопил Мычка.

Он пристально всматривался в спутницу. Вот ее плечи поникли, голова наклонилась, руки в волнении треплют шкуру. Еще немного, и она откроется. А если не сможет, то он скажет сам, поможет, объяснит, что, как бы то ни было, он вытащил ее из деревни не по собственному желанию. Это воля Филина. А воле родни, пусть даже дальней, надлежит повиноваться. Он бы и сам рад пойти своей дорогой, вернуться в деревню, увидеть близких, но слово дано, и теперь им быть вместе до тех пор, пока наказ не будет выполнен. И будет легче, намного, намного легче, если они станут пусть и не друзьями, то хотя бы верными товарищами. Ведь путь далек, а дорога опасна.

Мычка уже открыл рот, готовый излить все, что накипело на душе, когда Зимородок вдруг подобралась, плечи вернулись на место, подбородок вздернулся, а губы искривились в знакомой насмешке. Смерив вершинника презрительным взглядом, она процедила:

- Довериться первому встречному вершиннику, силой увести племянницу из деревни... Прожив столько времени в лесу, Филин просто сошел с ума! Так что оставим разговор. Тем более, за мной скоро все равно придут, а ты, если не унесешь вовремя ноги, поплатишься за содеянное.