Ты прекрасней всех, слышь-ка,

Этой ночью мне не спится!

По правде сказать, Глеб не умел целоваться. За такой безбашенный поступок его вполне можно было бы похвалить. Зора оценила порыв, но ответить взаимностью не могла.

Во-первых, она считала, что у них не может быть в принципе ничего общего, а во-вторых, что она – камикадзе? Лизаться с другим на глазах у того, с кем пытаешься замутить, возможно, и эффективно, если рассматривать это как попытку привлечь внимание или вызвать ревность, но риск окончательно потерять интерес со стороны объекта, слишком велик.

Если Крылова не хотела светиться, то вот для Глеба это стало необходимостью. Он знал, что как бы ни старался оставаться в тени, за ним пристально наблюдают два зеленых глаза, так почему бы не выйти на свет? Хоть раз в жизни сделать так, как точно бы не сделал, находясь в здравом уме!

«Выход в свет» оказался буквальным, так как уставший развлекать ди-джей не упустил возможности засветить парочку, решив переключить внимание толпы на куда более интересных людей, чем он сам. Огромный напольный прожектор с несколькими разноцветными лампочками вмиг был направлен прямо на целующихся. Естественно, что такой ход обречен на успех. Музыка все ещё гремела.

Ты наверно считаешь, что сошел с ума я

И меня поскорее надо связать.

Ты права, дорогая, да, сошел с ума я –

Смог тебя я поцеловать!

Глеб сразу отпрянул от Зоры и закрыл рукой глаза от режущего света. В следующую секунду получил неслабую пощечину. Лев в это время стоял, как ни в чем не бывало. Он бы мог вмешаться, но подумал, что для такого лошка его силы будет слишком много. Студенты быстро оказались в кольце, образованном зеваками. Кто-то даже зааплодировал, требуя продолжения. Темноту зала рассеял вошедший Лапин. Он знаком показал, что вечеринка закончена. Крылова, завидев его, схватила за рукав Саппоро, но парень не дернулся.

- Бежим! – она потянула его за собой. Выслушивать Лапина с его назиданиями и нравоучениями цыганке не хотелось. Саппоро все же ушел с ней, но перед этим очень выразительно посмотрел прямо в глаза Хабарову, показав жестом, что ему не жить.

Ну куда же ты, детка?

Ну не уходи, детка!

Как же можно ночь эту пропускать,

Я не понимаю!

Перестань смотреть грубо,

подставляй свои губы –

Целовать этот мед желаю!*

Что оставалось бедняге Кексу? Только смотреть им вслед и осознавать, что в скором времени эта сцена будет анекдотом номер один. Об этом будут рассказывать студенты, потом преподаватели, потом дойдет и до прессы… А главное – все его усилия провалились! И зачем он решил лезть именно к Зоре? Неужели нельзя было найти более сговорчивую девчонку? Приплатить ей немного и она бы сделала так, что все бы рты открыли от зависти.

Хабаров раньше подсознательно всегда чувствовал, кому можно довериться, а кому нет. Лишь до того момента, пока не влюбился. Какое уж тут чутье! Никто не мог понять, что такого случилось, да и сам он вряд ли бы смог объяснить свое поведение… школьная любовь не приводит к счастью. Это закон.

- Хабаров! – профессор погрозил парню. – Зря ты не смылся вместе с Крыловой! Ох, зря!

- А какой смысл? – Глеб никогда не отрицал вины, если она действительно на нем была. – Бегать от вас бесполезно!

- Вот тут ты правду сказал!

Клей был опустошен, выжат до капли, как половая тряпка или лимон. Кто-нибудь задумывался над тем, каково живется человеку, если нужно все время – каждый день и каждый час – идти против всех? Против семьи, правил, веры, чести, дружбы… против всего, что для других кажется само собой разумеющимся. Оставаться верным лишь себе. Своим убеждениям. Это трудно. Порой – невыносимо. Лимов прекрасно осознал свои наклонности, давно, когда был ещё школьником. Мало оставаться собой всегда и везде. Мало понять, кто ты и зачем. Мало верить в светлое будущее, когда настоящее диктует свою волю.

Каждый гей считает себя особенным. Кем-то подобным богу, если хотите. Почему? Да кто их разберет?

Лимов относился к такому типу гомосексуалистов, которые не шифруются, а отрыто заявляют окружающим, кто есть кто. Может, это и разумно. Зато ни одна девчонка больше не станет пытаться затащить такого паренька в койку и заставлять полюбить женскую грудь. Есть, конечно, туповатые блондинки, которым никогда не объяснить, чем грудь отличается от жопы. Другие отвечают быстро: «Жопа – это та же грудь, только без сосков…» Логично предположить, что геи любят грудь, только в иной её модификации.

Насколько сладким бывает запретный плод? Говорят, что геями не рождаются, а становятся. Клей был уверен в обратном. Вряд ли кто-то по доброй воле не станет таким. Зачем? В любое время было и будет то, чего никто не может понять. Клей понимал лишь одно то, что придумал сам. Его не интересовали всякие там космические теории. Он объяснял это явление проще: во времена Адама и Евы, как известно, секса не было. До тех пор, пока змей не искусил Еву. А она ведь, по сути, предала Адама! Только он сделал вид, что простил её и даже пожелал уйти вместе из Рая… и вот тогда началось – людям нужно было самостоятельно как-то питаться и размножаться. Грех, совершенный Евой, дал ростки новым. Люди начали убивать, грабить, лгать. Из-за Евы мужчины перестали доверять женщинам. Так появились первые проявления мужской любви…**

Лимов верил в то, что если мальчик рожден матерью, склонной к разгульному и бесшабашному образу жизни, он обязательно станет геем. Иногда Клей называл таких парней «Евин сын», то есть тот, кого легко искусить, а точнее – того, кто уже искушен, только потому, что подсознательно избегает женщин. Не зря же именно женщину в любом храме считают грешницей! Женщину, а не мужчину! Таким образом, Лимов оправдывал гомосексуализм неизбежностью своего существования. Привлечение внимания к этой наболевшей теме значило для него гораздо больше, чем спасение Бенгальских тигров или ламантинов.

Как и любой другой человек, Клей тоже искал свое счастье. Не совсем традиционное, но имеющее место быть. Он привередливо относился к своим партнерам. Он искал идеального любовника, который впоследствии мог бы стать спутником жизни. Лимов не признавал легких путей. Слащавые милые мальчики, готовые отсосать первому встречному, доказывая, что они мастера минета, его не привлекали. Его так же не привлекали явные бабы с членами в трусах. Он не увлекался пирсингом или татуировками, как это заведено в гейских кругах. Клей одевался по настроению. Он мог выглядеть и женственно, а мог одеться как среднестатистический студент, ничем не выделяющийся из толпы других. Эта его противоречивость подкупала даже тех, кто считал себя заядлыми натуралами.

Клей нравился многим, но немногие нравились ему. Кроме Дани, которого парень готов был ждать сколько угодно, был ещё безотказный одногруппник Валерка. Нет, он не был убежденным геем, но и с бабами часто не ладил.

- А не засекут? – Валерка тревожно огляделся. Хоть стояк и был каменным, но засветиться в коридоре за поревом, причем гейским, не хотелось.

- Смазку взял? – Лимов без церемоний повернул партнера передом к окну, а к себе любимому задом.

- Взял… – маленького роста светлый паренек вытащил из кармана почти стянутых джинс пузырек с надписью «Вазелин».

- Блядь! – выругался Клей. – А посовременнее нельзя было достать?!

- Не нравится? – Валерка хотел было отойти, но его весьма грубо схватили за ягодицы и потянули назад. – Ч-ш-с…

Трусов на Валерке больше не было. Он уперся одной ладонью в холодный и пыльный подоконник, оттопыривая пятую точку, а другой рукой принялся активно двигать, обхватив вспотевшими пальцами свой член. Как же хотелось кончить!

- Я… я… я так долго не смогу… ты давай там… – рвано выдыхал Валерка. – С-с-сука!

- Спокойно, сейчас всё будет, – Лимов несколько раз качнул бедрами, словно примерялся, затем раскатал по пенису латекс презерватива. – Черт! Давно мы не практиковались! Я тоже долго не выдержу…

- Ты меня трахать будешь или пиздеть?! – Валерку можно было полюбить лишь за то, с каким вдохновением он всегда говорил о сексе.