- Что такое? – Муравьев с издевкой глянул на соперника. – Сдох, камикадзе?

- Пошел ты! – Даня встряхнулся и всё же принял упор лежа.

Отжимались по-черному. На счет три. Армейская технология до сих пор не изжила себя, а зря. Доказано, что этот способ очень вреден.

- Раз! – Ива щелкнул пальцами. Парни чуть приподнялись от пола на руках. Выпрямлять их категорически запрещалось. – Держим!

Прошло минуты две. Руки затекли. Было больно.

- Два! – теперь можно было распрямить конечности, но легче не становилось.

Даня как-то раз попал на такую засаду, когда учился на первом курсе. Помнится, он долго отходил от таких отжиманий.

- Три! – вся четверка одновременно упала на пол лицом вниз. Сил не было. Закаленный хоть в какой-то степени Жданов и его враги сейчас смотрелись одинаково убого. – И это вы называете отжиманием?! Подъем, пекинесы!

- За что? – простонал верзила. Стыдно.

- За всё хорошее! – Ива наклонился к нему и сжал красное лицо в руке. – Запомни меня, дорогой! И в следующий раз думай, на кого прешь!

Иванов разрешил подняться. Даня сел на лавку и восстанавливал дыхание. Физрук не сказал ему ни слова. Обычно он и минуты не мог продержаться, чтоб не оскорбить или не наорать.

- Он же облажался! – Денис решил выяснить, за кого это заступается Иванов. Уж не за Жданова ли?! – Он больше не капитан!

- Ты теперь тоже! – это стало последней каплей.

Даня знал, что долго Иванов терпеть Муравьева не будет. Победа. Жаль, что приходится уходить. Всё же, жаль. Иначе за титул капитана команды они бы поборолись. И почему-то блондин был уверен, что физрук дал бы ему ещё шанс.

- Как это?! – Муравьев вскочил, напрочь забыв, что этого делать после нагрузки нельзя.

- Вот так!!! – выпрямился и Иванов. – Ты у меня теперь за комнатную собачку будешь! Понял?!

- Не по понятиям это! – спорить решился бы только идиот.

- Ты свои понятия засунь глубоко и надолго! Пошел вон! – Ива схватил за шиворот одного из парней и буквально выкинул из зала. – И дружков прихвати!

Даня наблюдал за этим действом и диву давался. Что это с Ивановым? Стоит ли это принимать на свой счет? За что такая честь? Или он чего-то не понимает?

- Считаю до трех, два пропускаю! – физкультурник сорвался на ор.

- Аукнется это вам ещё! – Денис кивнул своим парням и, громко хлопнув дверью, удалился.

Даня поднялся со скамейки. Руки тряслись. Черт. Ива умеет всё испортить! Преподаватель смотрел на парня, не мигая.

- Мне тоже идти можно? – Даня кинул быстрый взгляд на выход. Он никогда ещё так не радовался. Одним говнюком в его жизни теперь станет меньше!

- Иди. – Иванов выглядел спокойно. – Не забудь, что послезавтра последняя тренировка перед универсиадой.

- Но я же отчислен. – Жданов произнес это с такой титанической уверенностью, что преподаватель все же не удержался:

- Нет, – на лице физрука проскользнула хитрая ухмылка. – Ты не представляешь, как я рад, что тебя оставляют…

Вот теперь для Даниила настал черед удивляться и вся его веселость ушла.

- Простите, как вы сказали?

- Неужели ты думал, что я тебя отпущу? – Ива снова улыбнулся. Издевательски улыбнулся. – Нет, Жданов, я не могу таких парней отпускать! Мало ли, куда тебя бы забросило! Как же ты без моей команды?

Черт! Черт! Черт! Да как это возможно?! Почему?! За что?!

- Лапин велел мне донести эту радостную новость! – сообщил Иванов. – Ректор отозвал свой приказ об отчислении. Понял, что таких, как ты отчислять нельзя! Радуйся!

Даня словно перевернулся вверх тормашками. Вот почему так бывает?! Тебе кажется, что Земля круглая, а она внезапно оказывается квадратной! Вот это несправедливость!

- Иди, обрадуй свою даму! – Ивушка имел в виду Киру. – Скажи, что мы не прощаемся! Вам с ней ещё отрабатывать! И кстати, она мне понравилась даже! Ничего, голуби, я из вас сделаю баскетболистов!

СОЧИ.

Рамзан Бероев не любил ночевать дома. На то было несколько причин: во-первых, он считал себя совой, то есть человеком, который активен в ночное время, а во-вторых, Инна начала бы его доставать с какими-нибудь глупостями. Её бизнес не давал ему покоя. Дело женщины – кухня. Бероев считал, что мужчина не может быть поваром, а вот женщину создавали как раз для этого.

В этот раз он всё же удосужился приехать чуть раньше. Она не встретила его. Даже не вышла. Чертова баба! Неужели она не может понять одной простой вещи: он – мужчина и может делать всё так, как хочет, а она лишь должна его во всем поддерживать! Для Инны Матвеевны такой расклад не казался удачным. Она всегда была за равноправие. Это своего рода ирония: хочешь быть независимой и самостоятельной – не выходи замуж за кавказца, а раз вышла – терпи! Сколько раз её подруги говорили ей об этом, однако женщина была уверена в том, что Бероев – предел её мечтаний. Наверное, это была настоящая любовь, потому что иначе объяснить этот маразм, которому ежедневно подвергалась она, просто было невозможно.

После не самой приятной беседы с пасынком, Инна впала в отчаяние. Её душили ревность и боль. Она знала, что всё сказанное Игнатом, правда. Она выглядела в его глазах именно как шлюха, не ценящая и не уважающая себя. Она жила вразрез со своими принципами, стараясь угодить Бероеву, пусть и не во всем, но она старалась! Она столько раз пыталась поговорить с супругом. Бесполезно. Мэр делал вид, что у них всё прекрасно, а сам тем временем продолжал свои интрижки. А что оставалось ей? Терпеть? Видимо, это её крест, который надо нести. Либо же порвать всякие отношения с этим мужчиной и скрыться. Инна пару раз думала над тем, что её уход значительно облегчит жизнь Игнату, которого женщина любила как родного сына. Она прекрасно осознавала, что он не хочет идти с ней на контакт из-за бессознательной ревности к отцу. Бероев и так слишком мало уделял парню внимания, а после смерти первой жены и вовсе забил на него, считая, что всё, чем может быть доволен Игнат – это деньги. Как же он ошибался! Женщина всегда тоньше чувствует состояние ребенка, а Игнат, каким бы взрослым он не казался, был таковым. Его биологический возраст не совпадал с духовным. Он был ребенком – избалованным, капризным, эгоистичным, трусливым и… одиноким. И это самое страшное, что только может случиться. Инна не осуждала Игната, который пытался как-то существовать без опеки родителя. Деньги, в которых никогда не был ограничен пасынок, не давали стопроцентной гарантии, что Бероев-младший сможет жить один. Инна Матвеевна знала, что рано или поздно, но Игнат станет преступником. Знала, что этот день придет, сколько бы она не молилась. Просто людям, а особенно детям, свойственно становиться жестокими, глядя на тех, кого они больше всего любят. У жестокого отца не может родиться милый толерантный малыш. Рамзан не был дипломатом никогда. Порой казалось, что он вообще ненавидит всех вокруг. И её тоже. За что? За то, что она не смогла его полностью понять? Инна знала о том, что Рамзан убивал людей. Она каждый день вспоминала об этом и каждый день уговаривала себя забыть.

- И что же ты делаешь? – Рамзан появился за её спиной так неожиданно, что Инна вскрикнула.

Видимо, конец её терпения настал. Женщина сняла с вешалки свое пальто и бросила его поверх двух огромных дорожных застегнутых и забитых под завязку уже сумок.

- Собираю вещи, – она постаралась говорить как можно бесстрастнее. – Я думала, что ты вообще не придешь…

- Боялась, что не попрощаемся? – мэр злобно оскалился.

- Нет, хотела передать тебе ключи.

- Инна, мне почему-то кажется, что ты сейчас горячишься. – Бероев прошел в комнату и сел на край стола. – Если уйдешь, то назад пути не будет. Ты хорошо подумала?

Подумала ли она? Да. Эти думы сводили её с ума на протяжении нескольких лет. Инна знала, что Бероеву, в общем-то, наплевать на неё. Почему они до сих пор не развелись? Хороший вопрос. Наверное, потому что ему, как первому лицу города нужно было держать имидж. Как правило, за политиками пристально наблюдают. Наблюдают за их жизнью, за семьей, за идеалами.