- Все? – Даня имел в виду число студентов.

- А что, документы забирают по частям?! – профессор злобно рыкнул на него.

- Неужели ничего нельзя сделать?

- Нельзя.

- Аскольд Прокофьевич, – Дане стало жалко декана. – Простите, что всё так вышло…

- Ты что, издеваешься?! Ты, Жданов, за три года выпил у меня крови больше, чем в донорских центрах берут!

Блондин лишь виновато потупил взгляд. Он и сам всё понимал.

- Но кое-что я для тебя сделать обязан.

Все вопросительно уставились на Лапина. Тот достал из сейфа личное дело Жданова, выудил из папки какую-то бумажку и сунул в руки парню.

- Возьми и никому не рассказывай, что я тебе его отдал.

- Что это?

- Это твой строгий выговор, который я пока не подшил. У тебя будет шанс поступить в другой университет. На тех же основаниях, учись дальше и помни мою доброту, – сказал профессор и посмотрел на Глеба и Киру. – Вы все уходите в связи с закрытием факультета, поэтому ваши права на бюджетные места сохраняются.

- Спасибо, но…

- Никаких «но»! – Лапин чуть не стукнул кулаком по столу – делаешь добро и все чем-то не довольны. Ну и молодежь пошла. – Сейчас пишите заявления по собственному, пока не выпущен приказ об отчислении. Это единственный шанс.

Студенты переглянулись. Перед ними лежали чистые листы бумаги и три ручки. Но никто не шелохнулся. Они прекрасно понимали, что Лапин сейчас нарушает законодательство и устав. Спасая их, он подставляет себя.

- Аскольд Прокофьевич, не стоит, – твердо сказал Даня, озвучивая общее мнение. – Вы не должны из-за нас…

- Жданов! В этом кабинете я буду решать, что стоит, а что не стоит делать! Понял?!

Тихий стук в дверь прервал беседу о дальнейшем существовании. Это был Бобровский. Ну конечно! Кто же ещё? Он выглядел каким-то растерянным и потрепанным.

- Где шлялся? – без вступлений спросил декан.

- Позвонить надо было.

- Тоже пиши! – профессор достал ещё листок. – Для подстраховки…

- Что писать? – не понял рыжий.

- Заявление по собственному. – Даня нацарапал своё быстрее остальных и сдал на проверку. – Телефон мой верни, вредитель! Больше я тебе ничего не должен!

- Конечно, – немного заискивающе ответил Бобровский и протянул блондину его аппарат, – благодетель.

- Задним числом ставьте, – декан бегло проверял написанное на наличие ошибок – мало ли. – В понедельник утром жду здесь. И без фокусов. И так вляпались!

За окном послышался характерный свист взлетающих в небо петард. Даня первым из присутствующих глянул на часы – полночь. Вовремя, однако!

- Айда смотреть! – крикнул блондин, хватая за руку Киру и выбегая из деканата. Кекс, быстро попрощавшись, вылетел за другом. Макар лишь вздохнул и как самый культурный тихо вышел, закрывая за собой дверь.

- Тьфу! – Аскольд махнул рукой.

Виолетта выбралась из колючего низкорослого кустарника, как только Бероев отошел настолько, насколько это было возможно. Он в любой момент мог заметить её. Он в любой момент мог вернуться.

Виолетта снова набрала Жданову. В этот раз монотонный голос ответил шатенке, что «Абонент находится вне зоны доступа…» Зачем вообще нужны мобильные телефоны, если в самый критический момент на них нельзя положиться?!

Девушка, оглядываясь, мелкими перебежками стала продвигаться к стадиону. В толпе ей будет куда легче скрыться и помощи можно будет попросить! В короткий перерыв между взрывами салюта зазвонил телефон. Пронзительно громко. Это пришло сообщение. Проклятье! Она попалась!

- Стоять! – Бероев моментально заметил её. – Не вздумай бегать! Хуже будет!!!

Виолетта, вскрикнув, припустила словно спринтер. К черту шпильки и все остальное! Нужно бежать! Пока хватит сил, пока её не догонят!

- Стой, сука!!!

В небе разрывались всеми цветами радуги сразу несколько петард разного размера. Белый, синий, зеленый, красный… Грохот и свист были жуткими. В груди у Виолетты было, примерно, то же самое. Сердце едва не выпрыгивало наружу. Дышать было больно. Холодный воздух сковал легкие.

Бероев был совсем близко… Стадион тоже…

Рывок… Ещё один рывок…

- Помогите! – хриплый вопль, который всё равно никто не слышал, был словно последний выстрел.

- Иди сюда, сучка! – Игнат схватил Виолетту за волосы. Девушка упала. Руки её отчаянно хватаясь за сырую вытоптанную напрочь траву футбольного поля…

- Ну ты глянь! – Даня восторженно наблюдал, как взмывают в ночное небо петарды. – Тротила им там часом не подсунули? Слишком уж ярко горит! Будто огонь! И много залпов…

- Хрен знает. – Глеб высунулся из открытого окна на втором этаже. – Дружок твой организовывал, если что…

- Какой дружок?

- Диск, кажется.

- Этот может напортачить! – Жданов покачал головой.

- Есть у вас тут хоть один человек, который не портачит? – поинтересовалась тем временем Кира.

- Мы пока таких не встречали! – хором ответили друзья.

- Привет, мальчики…

Парни обернулись. Перед ними стояла девушка, точнее – женщина (затасканный вид из любой девушки делает старуху) в облегающем вечернем платье размера «мини» на высоченных шпильках. Залаченные темные волосы небрежно болтались ниже плеч как патлы. Боевой раскрас мог сравниться только с «макияжем» индейцев. Глаза её не выражали абсолютно ничего человеческого. Только пустоту.

Лицо Жданова стало серым, а Глеб нервно сглотнул. Не узнать эту девушку он не мог. Даже если бы он очень захотел, то ничего не получилось бы. Хабаров сбился со счета – сколько раз он пытался выкинуть её из головы?

Ну, здравствуй, как жизнь,

Как дела твои?

Как ты изменилась в глазах моих!

Я тоже, как видишь, уже другой,

Но только как ты не дружу с травой!

А помнишь наш вечер?

И белый снег

Ложился на плечи тебе и мне,

Шел первый, теплый снег декабря –

Тогда я не знал, какая ты дрянь!

Дело было несколько лет назад, когда Глеб заканчивал одиннадцатый класс. В то время ему ещё казалось, что всё в этом мире устроено по правилам и законам. Законам притяжения. С Олей его познакомил друг отца. На удивление, они быстро нашли общий язык. Можно сказать, пешком под стол вместе ходили. Так и завертелось.

Подростковые чувства, как известно, самые сильные и чаще всего безответные. Как неистово может любить парень впервые? Как вообще любят впервые? Крышесносно. Если бы кто-нибудь тогда сказал Хабарову, что всё это проходящее, он бы посмеялся. Так пролетело шесть лет. Глеб серьезно втюрился в девчонку. Подарки, признания, прогулки, обещания… Его даже не смущал тот факт, что ему было всего-навсего семнадцать, а ей – уже за двадцать.

Ольга не собиралась быть с ним. Понемногу они стали отдаляться друг от друга. Девушка при этом не отказывалась от его ухаживаний, но и большего не позволяла. Глебу не хотелось терять потенциальную спутницу жизни.

Он совершил самую большую ошибку в тот день, когда пригласил её на свой выпускной. В элитной гимназии для богатеньких были свои порядки. Полугодие, завершающееся получением аттестата, выпало на декабрь. Глеб один из немногих, кто получил хорошие корочки.

А помнишь наш вечер?

И белый снег

Ложился на плечи тебе и мне,

Шел первый, теплый снег декабря –

Тогда я не знал, какая ты дрянь!

А помнишь наш вечер

И белый снег,

Когда поцелуй подарила мне?

Сказала, что любишь ты в первый раз –

А снег на земле превращался в грязь!

Выпить на выпускном может каждый, но вот перепить – избранный. Глеб и сам не знал, зачем он так накачался, но довольно быстро ему надоели танцы и еда. Он захотел развлечений по-взрослому. Ольга весь вечер танцевала с другим и не обращала на парня никакого внимания. Хабаров решил взять реванш. Затащить её в темный угол не составило труда – она не сопротивлялась.

Целовались они не больше пары секунд – это было скучно. Для неё. И вот в самый ответственный момент, Глеб, по своему обыкновению, облажался. Нет, пока ещё не в буквальном смысле. Он сказал ей, что любит её… Он сказал, что готов сделать предложение. И сделал. Видимо, алкоголь был единственным способом заставить тихоню разговаривать. Эта разговорчивость не закончилась ничем хорошим: у него не встал. Вообще.