«Что делать? Хороший вопрос...»

- Подумайте над тем, что я вам сказал! – многозначительно кивнул ему юрист. – Не прощаюсь!

Аккуратно прикрыв дверь кабинета, цыган едва не взвыл от досады.

- Лачо, что с тобой? – Хитана (ну и как здесь оказалась?!) подошла к мужу.

- Ты?

- Да, я...

- Зачем?!

- Надо.

СГУ.

Даниил слегка стушевался (когда с ним такое было?!): сказал вроде искренне, но не слишком ли он торопит события? А может, наоборот – прелюдия затянулась? Что Кира теперь о нём подумает? Как вообще ведут себя в подобных ситуациях?

Чтобы избежать недоразумения нужно что-нибудь да произнести, попытаться объяснить ей, что симпатия с его стороны не подразумевает ничего пошлого, во всяком случае, пока. «Пока! – передразнило парня подсознание. – Кобель ты, Данечка, всё-таки! Ох, кобель!»

Чуть отстранившись, блондин почувствовал, как руки девушки сомкнулись на его пояснице, обнимая. Уже неплохо! Успокоилась. Почти. Теперь главное – не спугнуть!

Кира думала о том, как она выглядит сейчас в глазах парня, небезразличного ей. Можно ли так с ходу бросаться ему на шею? Не будет ли он считать её девушкой без принципов?

- Ты что-то хотел сказать… – она вынырнула из своих размышлений.

- Да, – он ощутимо облегченно вздохнул. – Я против того, чтобы ты уезжала домой, потому что иначе моё посещение университета просто потеряет всякий смысл! А без учебы мне одна дорога – в армию! Нет, я конечно, ничего не имею против людей в форме, но приоритет на данном этапе жизни отдаю диплому вышки…

- Вот как… – Милехина слабо улыбнулась и подняла глаза. – Хочешь сказать, что только я могу тебя избавить от кирзовых сапог?

- В общем – да! – парень кивнул, прикоснувшись лбом к её лбу.

Кира не могла не слышать его бешено бьющееся сердце, да и её выстукивало такие ритмы, что в пору было перестать дышать.

- Первые две недели самые сложные, это всегда так, – уверенно заявил Жданов. – Потом будет проще, если научишься не концентрироваться на мелких неудачах и пустяках, как сегодняшний!

- Ничего себе «пустяки», да я даже представить не могу, что может быть хуже…

«Господи, что я несу?! Неужели в такой прекрасный момент нужно говорить именно об этом чокнутом физруке?!» – Кира разозлилась сама на себя.

- Я тебе уже говорил, ЧТО может быть хуже… Давай сменим тему, а? – обезоруживающая улыбка. – Да и вот ещё что: если возникнут какие-либо проблемы, то смело обращайся в любое время!

«Мда… такими темпами, я скоро стихами заговорю!» – блондин не сводил глаз с девушки.

- Спасибо… – сосредоточиться на дальнейшем разговоре не получалось из-за постоянных прикосновений парня, которые становились более раскованными.

«Что он творит?! А ну, немедленно отойди и заяви, что тебе ещё рано думать о подобном!» – зашевелилось где-то глубоко внутри… Внутренний голос. Вот как это называют.

Даниил провел ладонью по её всё ещё влажной от слез щеке, подушечкой большого пальца нежно очертил контур нижней губы, которую Кира тотчас чуточку прикусила, чтоб избавиться от щекочущих ощущений… Не прерывая зрительного контакта, блондин за долю секунды обхватил её голову с двух сторон, полностью контролируя девушку и, наклонившись, мягко прикоснулся носом к её губам. Сколько это длилось? Секунду или две, а может, три? Кира хотела, чтоб это длилось вечно! Как такое возможно? Чтоб от взгляда и жеста вроде совсем незнакомого человека вдруг испарились все мысли и желания, кроме одного...

В следующее мгновение к губам прикоснулся уже не нос, а губы... Губы мужчины... Первого в её жизни...

Когда-то давно в детстве Кира тяжело болела и отказывалась принимать таблетки для понижения жара. Сейчас тот жар не шел ни в какое сравнение! Казалось, что если на них обрушится снежная лавина, то она мигом растает!

Тут мимо них прошел Ива, закашлялся, заставив обратить на себя внимание.

- Это что за “обжиманцы”? Других углов нет, да, Жданов?

Кира вздрогнула, быстро отстраняясь и пряча глаза.

- Милехина! С тобой будет отдельный разговор! В следующий раз перед тренировкой зайдешь ко мне! Ясно?!

- Да, – на большее её не хватило.

- Жданов, пойдем! – физрук взял парня под локоть.

- Подожди меня на улице, ладно? – он улыбнулся Кире. – Я скоро.

- Угу...

КОВАЛЬСК.

Куликов носился по своей маленькой квартирке, судорожно собирая последние необходимые вещи: конечно, в лучшем санатории обслуживание на уровне «пять звезд», но всё-таки теплый свитер, кружка, зубная щетка, бритвы… форма. Так! Секунду! Что она тут делает?! Ох, уж эти милицейские привычки! Кстати, бывший подполковник до сих пор звал коллег «МИЛИЦИОНЕРАМИ», а не полицейскими. Так ему казалось более уважительно, что ли.

Мужчина на пару секунд закрыл глаза, вспомнив, как получал форму. Тогда как раз старая (майорская) порвалась и вместе с новыми погонами, ему выдали свеженькую фуражку, рубашку, галстук, штаны и куртку… А теперь… всё, что осталось – ностальгировать. Почему он ушел? Работа всегда спасала Павла от передряг в личной (совсем неудавшейся) жизни. Вымотался, истощал, опустел… просто состарился! Первое время было просто невыносимо сидеть в четырех стенах, перебирать запылившиеся книги, расставлять модельки самолетов… напиваясь, постоянно думать о той, которая стала смыслом его существования. Люцита. Цыганка, одним взглядом приворожившая его и навсегда похитившая сердце… исчезла так же внезапно, как и появилась. Она никогда не принадлежала ему, нисколько. Она осталась жить прошлым, так же неизбежно, как и он сейчас… Мог ли влюбленный что-то изменить, исправить, перетасовать? Может быть… но не стал. Не стал рвать и без того разодранное в клочья сердце. Слабак? И да, и нет. Многие говорили, что это зависимость. Наркоман? Едва ли… Куликов никогда не верил в зависимость от женщин, считая подобное поведение лишь отчаянием в критической ситуации. Любовь. Да. Критическая черта, переступая которую, человек полностью перечеркивает прежние устои, живя другим близким и порой таким чужим индивидом, растворяясь в нём без остатка, полностью забывает о себе. Нет! Это неправильно! Жизнь – не урок, где есть правильные и неправильные ответы… В жизни как-то сложнее.

Чемодан был вместительным, поэтому застегнулся, в общем-то, легко.

Оглядевшись напоследок, Павел Петрович погладил фото, стоящее на его рабочем столе: он с ребёнком, завернутым в одеяло, на руках на пороге родильного дома… и улыбающаяся молодая Люцита… эх, не вернуть того золотого времени, не вернуть! Первое и последнее их совместное фото…

Ты и я, атмосфера давно разрежена,

И в наших чувствах села батарейка до нуля,

Любовь грянула, забилась в гранулах,

Но до предела натянута струна…

Там, где есть она, по-любому, есть я,

И пусть опять между нами идет война.

И рай мы прячем где-то внутри меня,

Если поднимется твоя рука – стреляй в меня!

Вонзай в моё тело острые лезвия,

Оставить всё и пропасть без вести…

Найти лекарство от бездействия,

Любовь – боль, водой смой ненависть…

Ненавидеть и любить,

Ради одной секунды счастья я готов творить!

Убиваться алкоголем, чтобы забыть,

Переступить черту,

Но одно неловкое движение

И я иду ко дну...

Ты и я ударами, прутьями...

Боль... прячу внутри меня,

Загляни... мотивы загнаны,

И где-то рядом ты,

Но я не верю в алиби!*

Куликов очнулся от нахлынувших не особо приятных воспоминаний, ведь нужно было вызвать такси. Его давний друг и бывший коллега, ныне майор, Сергей Кудряшов, собирался проводить, но вот чего-то опаздывал. Присев на дорожку, бывший подполковник, уже застегнул молнию куртки, как раздался дверной звонок. Наконец-то!

- Успел? – с порога спросил гость, улыбаясь.

- Как видишь, – обменялись рукопожатиями. – Через пару минут можно выходить.

- Всё собрал?

- Да, что надо – собрал...

- Не хочешь ехать?

- С чего ты взял? – Куликов насторожился.