- О, нет! Чиро! Что ты здесь делаешь?! – Степка по-отцовски нахмурился.
- Папа! Мне скучно! Я обещаю, что буду себя вести тихо! – он закивал, умоляюще глядя на режиссера.
- В прошлый раз твое «тихо» закончилось разбитой вазой! Ты должен сидеть с сестрами! – выглянула Рада. – Понял меня?
- Да ладно, пусть останется! – Люцита ласково улыбнулась.
Паренек сел рядом с ней. Снова тишина и музыка… вдруг дверь распахнулась, на пороге стояла молодая девушка, складненькая и ладненькая, с черными, как смоль, волосами, перевязанными красной лентой. Её взгляд окинул сцену, затем задержался на Чиро, который сразу юркнул под кресло.
- Вот ты где! Паршивец! Сейчас получишь! – она решительно подошла.
- Рубина! Ну, а тебя как сюда принесло! У тебя репетитор!
- Мама! Этот мелкий без конца мне мешает! Найдите вы ему уже занятие! Пусть вон полы моет хотя бы!
- Боюсь, мы с таким поломойщиком полов не увидим! – Люцита моргнула, взяла дочь за руку. – Продолжаем! Я скоро вернусь!
Стоило им уйти, прохвост вылез из убежища, довольно хмыкнул и уже поспешил к самокату, как отцовская рука отвесила ему легкий подзатыльник.
- Тоже мне, рейнджер! Сколько раз говорить, чтоб ты не путался под ногами! И Рубину прекрати доставать! Если она тебе нравится – ухаживай, а не за косу дергай! Понял?
- Понял… Только я боюсь, что она уедет, как только с этим репетитором все отрепетирует! Уедет, как Кира! И я снова останусь ни с чем! – Чиро обиженно сморщился.
- Смотри-ка! Не дорос ты ещё, парень, до девок! – Вайда как всегда вставил свои пять копеек.
- Помолчал бы! На себя погляди – ни жены, ни детей, околачиваешься в пивнушке после спектаклей! – Маргоша деловито спустилась со сцены.
- Можно подумать, у тебя с Кружкой дети есть! – огрызнулся скрипач.
- Будут! Скоро и будут! – с загадочным видом женщина расселась в кресле.
- Так значит, Сашка не брешет? – Степан почесал за ухом.
- А что, он уже успел всем и каждому рассказать?! Вот охламон старый-то! Ну и устрою же я ему сегодня! – она сжала кулаки. – Ну, ведь ничего мужику доверить нельзя! Лучше б я сразу по радио объявила!
- Ой, да ладно, тебе, Марго! Радуйтесь! Это ведь счастье! Детки!
- А, по-моему, детки от Сашки – это не такое уж счастье! – влез во взрослый разговор Чиро.
Все захихикали.
- Тебя вообще спрашивали? Марш домой!
- Пап, мне нужны деньги!
- Зачем интересно?
- Ты же сам сказал! Ну, а если ухаживать, то с подарками! – подросток напустил на себя важность не юнца, а умудренного опытом седовласого мужчины.
- Ох уж молодежь! У вас только одно на уме… – Рада подошла к сыну.
- А вот и не одно! У меня много чего на уме! Так, как с деньгами-то? – малец выжидающе поджал губы.
- Знаешь что? – Эмилиан свернул свой текст в трубочку. – Деньги просто так никому не даются… Чтоб ты бездельем не страдал, я тебе работу найду, у Кольки на конюшне вечно рук не хватает, так что, поработаешь – будут деньги!
- Неужели меня подпустят к лошадям? – Чиро ещё никогда не был в таком замешательстве. – Вы ведь говорите, что я – хуже потопа!
- Бывает и так, рома! – улыбнулся старший. – Но, я уверен, что тебе нужен шанс, чтоб доказать всем, чего стоишь!
- Да! Да! Я докажу! Когда можно начинать?
- Погоди, Эмиль, я не думаю, что это хорошая идея…
- Рада, не волнуйся ты! Он уже вполне годен для работы! Начнем с азов!
Подпихивая самокат, радостный, что всё-таки смог улизнуть с репетиции, Эмиль увел будущего работника.
Если честно, то сразу всем стало как-то легче, ведь теперь никто не помешает действу. И опять срыв! Запыхавшись, с черного хода ввалился Куликов, как обычно – растрепанный, суетливый, одетый ни пойми во что. Подмышкой у него была огромная коробка, перевязанная яркой праздничной лентой.
Цыган перекосило. Они недолюбливали его появления: внезапные, раздражающие, к тому же – в рабочее время!
- Всем здорово! Как дела? Репетируете? – мужчина был искренне рад встрече.
- Привет! Да, как видишь! – Степка пожал ему руку. – Ты к Люците?
- Да! Ну, то есть... нет! Не совсем! – Куликов потряс коробкой. – Хотел спросить разрешения повидать Рубину. Просто я на днях уезжаю в санаторий, поэтому заранее поздравлю девчонку с Днём Рождения!
- Слушай, Павел Петрович, ты не обижайся, но...
- Куликов! Зачем опять пришел?! – Люцита, как разъяренная тигрица, накинулась на несчастного. – Почему ты всё время вваливаешься без разрешения?
- Ой, Люцита, привет... Прости за неожиданный визит... – он словно оправдывался, хотя ни в чем не был виноват.
- Паша! Я просила тебя не приходить! Пожалуйста, не заставляй меня снова тебе объяснять, почему мы не можем быть вместе!
- Я не к тебе! – эти слова дались очень трудно. – Я хотел поздравить Рубину...
- Она и так зациклилась на тебе! Ждет постоянно! Но ты ей – не отец!
СОЧИ.
Очередное утро для Глеба не предвещало ничего хорошего. Проснувшись от трещавшего будильника, он услышал за дверями привычную ругань матери с её сожителем. Тот был чем-то недоволен, а она, бегая кругами, причитала что-то невнятное: типичная женская слабость, основанная на банальном желании быть нужной, пусть даже только в постели или из-за денег (особенно в период кризиса среднего возраста).
Сев в кровати, студент оглядел свою маленькую, мрачную комнатушку, больше напоминавшую клеть. Узкое окно было плотно занавешено тяжелой шторой так, что свет почти не попадал внутрь, письменный стол, заваленный старыми книгами, тетрадями, вырезками из мужских журналов, был совершенно непригоден для учебы, покосившийся комод с выдвинутыми ящиками, мешал свободно ходить, а стоявший на нем поломанный телевизор давно стоило выкинуть. Как бы ни звучало странно, но только здесь, среди уже настолько приевшихся вещей, Хабаров чувствовал себя защищенным. Кого он так боялся: себя или мамаши, или её любовника, а может вообще чертей – загадка, однако внушительных размеров навесной замок изнутри комнаты – лучший аргумент в пользу буклетика «Самооборона и уединение для чайников».
Абсолютно инертно переместившись к бельевому шкафчику и вытащив оттуда первые попавшиеся труселя, Глеб снял с шеи ключ, мелодично щелкнул им в замке, приоткрыв скрипучую дверь, выскользнул умываться.
Смочив вечно торчащую челку и втирая увлажняющий лосьон после бритья в полные, словно у хомяка, щеки, парень, умиротворенно вздохнув, вдруг вспомнил свое детство, тот самый день, когда показалось, что у него начала расти борода… Сколько было волнения и щемящей гордости оттого, что он становится таким, как папа! Мда… папа.
Каждый раз при этом слове в голове возникали разные образы одно и того же человека. Чаще бывает так, что по мере взросления дети меньше нуждаются в опеке родителей, хотя возможны и редкие исключения, как, например, у нашего персонажа – с точностью до наоборот. Чем старше, тем сложнее обстояло дело с самостоятельностью. Слишком уж часто возникало болезненное желание прижаться к маминой груди или… впрочем, свято место пусто не бывает: к её груди уже десять лет прижимался тот, кого Глеб ненавидел всеми фибрами души, совсем ещё незакаленной и такой ранимой.
Меланхолическая натура, что тоненький прутик: вроде и гибкая, а чуть поднажмешь – ломается. Таких «переломов» за жизнь может быть до нескольких десятков, главное, чтоб их не стало больше предельной нагрузки.
Стас со свежей газетой и чашкой кофе сидел в своем кабинете, параллельно разглядывая на экране ноутбука какие-то финансовые таблицы. Тихонько вошла Дина, притворно и беззлобно хмурясь, дала понять, что завтрак на столе.
- Доброе утро, любимый! – поцеловала его в бровь. – Ты сегодня проснулся раньше меня… озадаченный сидишь, все в порядке?
- Привет, малыш! – обнял за талию, притянув к себе, легонько потерся носом о её живот, заставив засмеяться. – Все отлично!
- Ты сегодня снова от еды откажешься? – Дина настороженно прищурилась.