Нельзя же, заметив знакомые вроде черты лица, подойти к девочке на улице и попросить убрать волосы... или самому ей убрать, чтобы уж точно узнать.
Дети в этом возрасте быстро растут, превращаются в подростков, и если не найду её по скудным приметам в короткие сроки, эти приметы уже потеряют действительность свою.
Я потом узнавал на кассе. Кончено, билет продают без предъявления паспорта (да у Даши, наверное, его и нет ещё). Правда, каждый купивший должен расписаться на билете, что он мол, обо всём был предупреждён и на всё согласен. Но подпись никак не расшифровывается, люди ставят закорючку, и всё. И потом, пойди найди в куче использованных билетов нужный! Человек ушёл с зимнего купания живой-здоровый - и билет можно уничтожать. Подпись "работает" тогда, когда что-нибудь случается (конечно, не клад из-под воды достал), и тот, с кем это случилось, начинает качать права. Тут-то ему согласие "на всё" и припоминают.
У меня оставался один мизерный шанс. На примере своих одноклассниц я знал, что многие девочки, особенно аккуратистки, подписываются, полностью выводя свою фамилию мелкими буковками. Попросил разрешения и переворошил всю кучу билетов. Потом себя клял: разве так трудно догадаться, что если у девочки властная мать, то она не будет совать дочке билет на подпись, а поставит закорючку сама. Я даже плюнул с досады во всю эту кучу билетов, надеясь, что попаду в эту чёртову бабью подпись. Конечно, так, чтобы наша кассирша ничего не заметила.
Впрочем, почему "один"? Ещё есть. "Моржиха" может прийти окунуться и ещё разок. Я стал вглядываться в клиенток. Но, как назло, скоро заболел - простудился. Профессиональный недуг менеджеров проруби! Когда выздоровел и вернулся к обязанностям, стал расспрашивать товарищей по безжалостности о "девочке в обледеневшем купальнике". Не хотелось мне к этому внимание привлекать, но как иначе? Этот-то "признак" парни наверняка запомнили. Похабники потому что.
И что вы думаете? Действительно, вроде бы приходила похожая. В другом купальнике, цветастом, но это и понятно после того случая. Затянула в прорубь вместе с собой и мать, грудастую тётку в купальнике-"мешке". Помогает ей освоиться в ледяной воде, а сама зырк-зырк глазищами по "роботам". И вроде как опупевает от их неотличимости. Потом, когда окоченевшая мать бежала на четвереньках в юрту, дочка попыталась расспросить моего заместителя обо мне... вернее, все ли "менеджеры проруби" сейчас работают. Он не знал о моей болезни, пришёл на работу - его поставили к этой вот проруби. Вопрос понял так, при каждой ли проруби есть менеджер. Конечно, ответил, везде есть. Девчушечка запечалилась и на глазах озябла, а до того как будто что-то её грело. Задрожала и убежала вслед за матерью. Больше их никто у нас не видел.
Конечно, я подрабатывал и дальше, но заметил, что серьёзная публика к нам ходит только в морозы. Чем сильнее, тем серьёзнее. Схлынули они, перестали трещать - и пошли несерьёзные, выпендривающиеся - и, кстати, часто простужающиеся. Однажды заявилась целая стайка девиц в прозрачнеющих намокающих купальниках-бикини. Но как раз в ледяной воде они это делали неохотно, частично... Никакого сравнения с тем Дашиным "сплошняком"... как, собственно, и девки эти ей в подмётки не годились, с их сексапильными, на всю реку, визгами.
Иногда ночью мне снилось, как в моих объятьях трепещет мягкое девичье тело, и мы становимся половинками друг друга... Но всерьёз о возможности так вот узнать друг дружку я не думал. Нельзя же обнимать каждую девушку, с которой знакомишься. Да и город наш большой.
- У меня сейчас никого, - сказала Даша, чуток отдышавшись и встав самостоятельно. - Пойдём?
Я замешкался в нерешительности. Как-то неожиданно всё это...
- А я в прорубь пошла ведь за тобой, - и тот самый неотразимый взгляд искоса. Я кашлянул и молча потянул ручку двери.
