- Но зачем? – удивленно глядя в серо-голубые глаза, хрипло спросил Кайрен.

- Ну, у тебя вчера был день рождение, – неловко тря шею, пробормотал блондин, – и как бы у меня не было подарка. Вот его доставили сегодня. И вообще признайся, Валгири, мой подарок получился невьебно охуенным.

- Ты сумасшедший, Салливан, – то ли возмущенно, то ли изумленно, произнес альфа.

- Сказал мужик с приступами бешенства и периодическим ПМС-ом в конце каждого месяца, – отсалютовав ему кружкой, ответил Алан...

Алану нравятся их тихие вечера, когда он лежит на животе перед горящим камином, укутанный в теплый клетчатый плед, и слушает рассказы желтоглазого оборотня. Комната тонет в мягкой тьме, а отблески огня пляшут на граненных хрустальных графинах, стоящих на столике. В комнате тихо, и слышен только тихий хрипловатый голос сидящего в кресле альфы. Сейчас он расслаблен и спокоен. Он одет совсем по-домашнему. В темные джинсы, ладно облегающие крепкие бедра и ноги, рукава черного свитера собраны до локтей. Его отросшие полуседые волосы собраны в хвост, и короткие пряди падают на глаза. Которые он не поднимает, увлеченный плетением ловца снов.

Алан знает, что это подарок для маленькой дочки одной из кухарок. Девочке снятся кошмары уже несколько дней, и она не может никак уснуть. Знает об этом и Кайрен. Он вообще много чего знает. О членах своей стаи, о прошлом, о настоящем. Он видел рассветы и закаты государств. Взлеты и падения величайших гениев. Он бродил по миру среди людей через года. У него есть ответы на все вопросы этого мира, и хранит он не меньше тайн.

А сейчас альфа серебром плетет новый узор и, вплетая с каждой металлической ниткой новый заговор, рассказывает ему легенду о любви Лунной Девы и Лесного Бога. Он рассказывает об их предках, об истории первых свободных волков с огненной кровью и той же безграничной любовью к своей вечной Лунной Матери. О тех, кто с рождения слышит голоса Небесных и идет по извилистой тропе, придуманной ими. В его руках алмазы блестят, словно сорванные с небес звезды. Они застывают на серебристой, мерцающей ровным лунным блеском сетке и словно шепчут ему колыбельные. Алан почти слышит эти насмешливые голоса старых волчьих богов. Они сливаются в один, становятся громче и уже завывают, словно дикие ветра с северных гор. Они похожи на ледяную пургу, где замерзает даже сердце. Он стоит в самом центре бури и видит неясные силуэты людей, эпох, войн. Он теряется в них ровно до тех пор, пока не слышит хорошо знакомый хриплый голос. Алан жадно вслушивается в него и идет по волчьим следам. Они блестят в холодном снегу и ведут его сквозь рокот бури. И с каждым новым шагом холод отпускает его. Он теряется, оставив вместо себя неожиданное тепло, которое окутывает все его тело. Оно превращается в крепкие объятия и теплое дыхание у самого виска. Желтые глаза мерцают во тьме, и голос тихо шепчет что-то, чего он не может разобрать. Но даже несмотря на это Алан знает, что пока его держат эти руки, с ним ничего не случится.

Блондин засыпает только после дотошных расспросов, и Кай уверен, что если бы не заснул, то до самого утра требовал бы все новых рассказов. Оборотень смотрит на мирно посапывающего человека и, отложив в сторону законченную игрушку, осторожно поднимается с места. Для него мальчишка весит почти как пушинка, и оттого легко поднять его на руки и, прижав к груди, унести в спальню. Даже спящим тот не желает вести себя спокойно. Он бормочет во сне и, задрожав всем телом, вжимается лицом в теплую шею, заставляя Кайрена вздрогнуть от неожиданности. Волк слишком громко сглатывает и, прикрыв на мгновение глаза, заставляет себя расслабить челюсти. Он чувствует холодные нежные губы и щекот длинных ресниц. Теплое дыхание скользит по коже, и от этого целые стада мурашек по спине. Но даже это должно прекратиться, потому что дверь в спальню дизайнера открывается с полушепота.

Кайрен опускает Алана на постель и, укрыв одеялом, бесшумно уходит. Закрыв дверь, он еще несколько минут стоит, прислонившись к ней лбом. Перед глазами красивое молодое лицо с хулиганской ухмылкой и с хитринкой блестящие глаза. А пальцы бессильно сжимаются в кулаки, потому что они помнят тепло крепкого, живого тела.

Кайрен думает, что жить снова – это больно...

Стоя посреди холла и смотря на спускающегося по мраморной лестнице что-то ворчавшего Кайрена Валгири, Алан рассеянно думает, что он только что проиграл двадцатку жене повара. Потому что в деловом костюме темно-синего цвета от Хьюго Босса альфа выглядит очень горячо. Настолько, что впору звонить в службу спасения. Вон как горничные по углам слюнями полы пытаются отмыть.

Сам же Алан отводит на миг взгляд и, раздражаясь на собственную реакцию, делает глоток кофе из своей кружки. Валгири не улетучивается, а подходит настолько близко, что блондин чувствует запах дорогого одеколона. Кайрен раздраженно мнет в руках шелковый галстук и трет шею. Он гладко выбрит, и темные волосы с проседью собраны в аккуратный хвост. Несколько пуговиц белой рубашки расстегнуты и обнажают крепкую шею. Дизайнер чуть не обжигает язык.

- Да неужели? – рассмотрев мужчину с ног до головы, прищурившись, произносит Салливан, – неужто я дожил до этого дня, и ты надел костюм?

- Я могу это исправить, – закатив глаза, ворчит Кайрен и, поморщившись, добавляет, – деловая встреча с бизнес-партнерами в Глазго.

Полный ненависти взгляд, кинутый на галстук, заставляет даже Алана пожалеть бедный аксессуар. Он точно так же, как и мужчина перед этим, закатывает глаза и, встав прямо перед замеревшим от удивления оборотнем, невозмутимо отбирает у него мягкую ткань и вручает вместо этого свою кружку со смешным принтом жирафа. Он ловко застегивает пуговицы и, накинув на шею аксессуар, начинает завязывать его. Его пальцы орудуют ловко и быстро.

- И почему не попросил Диану? – хмыкает блондин и, впрочем, не спешит поднимать глаза, потому что чувствует, как за ним наблюдает пара внимательных желтых глаз.

А пальцы, нечаянно коснувшись груди, обтянутой белой тканью, почему-то дрожат, и это очень плохо.

- Эта фурия придушила бы меня этой чертовой удавкой, – не отрывая глаз от белой склоненной макушки, произносит Кайрен и чувствует, как от запаха и тепла мальчишки во рту резко пересыхает, и руки зудят от желания прикоснуться к мягкой коже.

Альфа отводит взгляд и, бормоча о всемирном заговоре галстуков, принюхивается к кружке в своих руках. Алан хихикает, услышав его слова, но заметив, как оборотень тянется к его кружке, возмущенно рявкает.

- Эй! Не смей тянуть свои похотливые губенки к моему девственному жирафику!

После этих слов сразу случается несколько вещей. Со стремянки прямо на попу падает «усердно вытирающая пыль» молоденькая горничная. Слышится (ВПЕРВЫЕ!) шокированный мат Эдварда, после чего двери с грохотом распахиваются, явив одинаково удивленным Алану и Кайрену подавившегося соком и кашляющего Гора и влетевшего Маркуса с бледным, злым взглядом.

- Ээ? – моргнув, удивленно произносит Алан.

- Марк? – вздернув бровь, недоуменно спрашивает Кай.

А Маркус переводит взгляд с дизайнера на брата и, наконец, заметив кружку в руках брата с жирафиком, хватается за сердце. В данную минуту вице-представитель клана думает, что эти двое станут причиной его инфаркта. Причем оба его будущие убийцы игнорируют его! Кайрен делает еще один глоток и наглейшим образом не отводит насмешливых глаз от злющего Алана.

- Почему ты каждый раз воруешь мой кофе?! – возмущенно произносит он.

- Этот вкуснее, – невозмутимо отвечает альфа и, вернув кружку потерявшему от негодования дар речи Алану, направляется к дверям.

- Вкусный, видите ли, – язвительно передразнивает Алан и сварливо добавляет, – вот возьму и в следующий раз вместо сахара цианид тебе подсыплю. Расхититель чужих кружек!

Цианида в кофе никто не подсыпает. А на следующее утро, зайдя в кабинет, Кайрен видит дымящуюся кружку. По комнате плывет умопомрачительный запах корицы, молока и еще чего-то до жути знакомого.