На палубе яхты стоял какой-то лис в чёрном плаще. То, что это был именно лис, можно было определить по ушам, но всё остальное его тело было завёрнуто в чёрную материю.

— Эй, погодите… Там кто-то есть! — я не на шутку обеспокоился как за имущество, которое мы там оставили, так и за саму яхту.

Флёр сложила ладони козырьком:

— Действительно… Только я всего не вижу.

— А что ты сейчас видишь? — нетерпеливо спросил у неё Арен.

— Вижу то, что нам нечего бояться. Это Мирумас, — Флёр вдруг повеселела. — Значит, он всё же сделал это!

— Сделал что?

— Сейчас этого не вижу. Подойдём поближе — увидим, — она решительно зашагала в сторону яхты.

— Погоди! Да что происходит, Флёр?

— Ренар… В общем, если я сделала что-то неправильно… надеюсь, ты простишь меня. К тому же это не смертельно и совсем не больно, — она улыбнулась. Похоже, она быстро трезвела на свежем воздухе.

— Больно? Ты о чём?

— Чёрт тебя дери, Ренар! Отстань ты со своими вопросами! — вконец разозлилась она под смешок Арена.

— Какие вопросы?!

— Эти самые, — отрезала лисица.

Мы подошли уже почти вплотную к яхте, и Мирумас стал отчётливо виден, и теперь я понял, что он с кем-то разговаривал. Его собеседника скрывала надстройка капитанской каюты, и я не мог его видеть. Летучий лис бурно жестикулировал, показывал что-то лапами, иногда даже слегка приплясывал.

О чём, а главное — с кем он разговаривал, было неясно.

— Стой здесь, — остановила меня Флёр, когда мы подошли к борту яхты. Сама она отошла в сторону так, чтобы видеть невидимого мне второго прибывшего. Флёр помахала ему лапой, а Мирумас бросился кого-то удерживать. Этот немой театр длился несколько секунд, пока всё не замерло само собой. Арен тоже подошёл к Флёр и, явно удивлённый, приветственно помахал кому-то. Мирумас выглянул из-за угла каюты, показал на меня пальцем и подмигнул. Теперь все смотрели на меня, ожидая каких-то действий.

По-прежнему недоумевая, я подошёл к Флёр, ожидая наконец получить какие-то пояснения. А она всего лишь улыбалась.

Я повернул голову и посмотрел на собеседника Мирумаса.

Сразу же в моём сознании замелькали образы, картины, воспоминания настолько яркие и отчётливые, что на миг мне показалось, будто я потерял сознание.

Вспомнились все последние шесть лет… эти самые сладкие и дорогие для меня последние шесть лет. Казалось, всю свою жизнь я жил только ради них.

Ради неё.

Только ради неё.

В лучах заходящего солнца, которые очерчивали её привлекательный силуэт, одетая в тонкие обтягивающие кожаные штаны и топ, на палубе своей яхты стояла лисица. Сколько лет я видел её домашней лисичкой, носившей пышные юбки и скромную одежду, и вот теперь я снова вижу её такой, какой она была шесть лет назад. Превратившись в прежнюю бесстрашную пиратку, которая взяла свой хлыст и отправилась за мной.

Я упал перед ней на колени, потому что мне было за что просить у неё прощения.

Я упал на колени перед ней, потому что для меня она была просто божественна.

Я упал на колени перед ней, потому что ноги мои меня больше не держали.

Передо мной стояла моя единственная и горячо любимая жена.

Эмерлина.

====== Глава тринадцатая. Тихое семейное убийство ======

Я плакал. Казалось бы — взрослый лис, мужественный, 21 год, великий вор стоит на коленях и тихо плачет, сам не зная отчего. Одна за другой слёзы сбегали по моей морде, падая на камень пристани, но из моего горла не вырвалось ни одного звука. Моя любовь, которая всё это время жила во мне, снова обрела свою прежнюю силу и заставила меня плакать от счастья. А я и не сопротивлялся. Я стоял на коленях перед моей любимой лисицей и знал, что никакая другая на всём белом свете не может быть так же прекрасна, как она. И, пусть её фигура не дотягивала до изящества Флёр, мне было всё равно.

Но тут кто-то потрепал меня по плечу.

— Я всё правильно сделала? — совершенно спокойным и расслабленным голосом спросила Флёр.

В это мгновение мне вдруг вспомнился сон, который я видел, лёжа полумертвый, после того как она меня чуть не убила. Именно сон — весь, целиком, до последнего образа. И я подумал: а что, если это тоже сон?

Чтобы убедится в своём счастье, я стал не просто кусать — я стал грызть своё запястье. Я впился в него, как в беззащитную добычу, причиняя себе ужасную боль, от которой точно бы проснулся. Но я всё равно не мог поверить в реальность происходящего и продолжал грызть лапу…

Наверно, я бы её отгрыз напрочь, если бы Эмерлина не подошла ко мне и не погладила по жёсткой шерсти на голове. Она знала, что это всегда меня успокаивало, и сейчас я тоже сразу же отпустил своё окровавленное запястье.

— Эмерлина? — наконец решился спросить я.

— Это я, Ренар.

Я поспешно вскочил с колен, обхватил её за талию и крепко прижал к себе, страстно целуя. Не встретив никакого сопротивления, я буквально впился в её пасть, с каждой секундой заходя всё глубже и глубже, чувствуя языком её внутренне пространство…

О, как давно я не ощущал этого, и хотя прошло не больше недели, но я безумно соскучился по этим сладостным ощущениям. Проваливаясь в пучину воспоминаний и невообразимого удовольствия, я медленно закрыл глаза. Мир вокруг перестал существовать — реальностью были только я и моя самая любимая на свете лиса…

И только когда я ощутил нехватку воздуха, то мне пришлось, пусть медленно и нежно, всё же прервать поцелуй. Отпускать талию своей жены я не спешил, чувствуя, что сжимаю что-то невообразимо дорогое, нечто, что было дороже всех королевских корон, всех сокровищ и кладов, спрятанных и закрытых на ключ, — всё это было мне безразлично в миг нашей с ней близости. Я открыл глаза и нырнул в её взгляд, такой понимающий и глубокий. Он был как бездонное озеро, куда можно было смотреть вечно…

Я даже не заметил, как затянулась рана на моём запястье. Арен со своей флейтой стоял почти у меня за спиной, но я не слышал ни музыки, ни слов. Всё было тихо и прекрасно…

— Ну… Думаю, я не ошиблась, когда попросила Мирумаса оказать тебе небольшую услугу.

Слова долетали до меня глухо, словно через подушку, но общий их смысл я сумел уловить. Своим счастьем и спасением жены я обязан Флёр. Только ей. Как только эта мысль стукнула мне в голову, я оторвался от одного женского тела и прильнул к другому. Ненадолго. Крепко обнимая лисицу, я случайно задел носом ошейник. Почувствовав его тяжесть, я тихо прошептал ей в самое ухо, слегка коснувшись его губами:

— Я сниму его с тебя, даже если мне придётся пилить его пилочкой для ногтей. Слышишь? Я сниму его во что бы то ни стало…

Флёр, поначалу пищавшая, как игрушка, тихо похлопала меня по спине.

— Спасибо тебе… Ренар.

— Тебе спасибо… Извини, — я отпустил её, обернулся — и тут на мою морду обрушилась такая пощёчина, что в ушах зазвенело.

Увидев это, Флёр расхохоталась.

— Ах ты мерзавец! — Эмерлина навесила мне ещё одну звонкую оплеуху.

— Дорогая… — начал я — и получил ещё один удар.

Никогда раньше она не упрекала меня в измене и ни разу не ревновала. Повода не было. Но, увидев меня в обнимку с шикарной лисой, она, похоже, выпустила всю ревность, скопившуюся в ней за шесть лет. Хотя какая там ревность?

— Мерзкий кобель! Обнимался с этой… этой… — она снова замахнулась, но на мгновение остановилась, придумывая эпитет покрепче.

Что-что, а красноречия моя жена лишена. Я обычно помогаю ей в подобных ситуациях, но оскорблять мою, а точнее, её спасительницу мне не хотелось.

Пауза затянулась ненадолго: помощь в подборке оскорблений оказала сама оскорбляемая.

— Сучкой! — крикнула Флёр из-за моей спины.

— Сучкой! — повторила Эмерлина и ударила меня ещё раз.

— Шваброй! — не унималась Флёр, увидев, что моя жена готовится к следующему удару.

— Шваброй! — на мою многострадальную голову легла ещё одна пощечина.

— Раздутой потаскушкой! — воображение лисицы бурлило и фонтанировало.