— Эй, ты чего? — я едва успел обернуться, как лис налетел на меня и вцепился в мою жилетку.

— Проклятье… — он согнулся, и его вырвало мне прямо под ноги.

Собрав всё своё мужество, брезгливо подпрыгивая, я медленно подошёл к тому месту, откуда пришёл он. Подушечками лап я ощущал, что доски становились всё более сырыми, пока не ощутил ступнёй что-то склизкое… и круглое. Отдёрнув лапу, я поспешно посветил вниз, и от страха и отвращения у меня округлились глаза. Это был глаз! Вырванный с корнем, коричневый, смотревший на меня глаз. Пламя лампы отражалось в его маслянистой оболочке, и создавалось кошмарное впечатление, что он живой…

Сзади продолжал блевать Арен. Убедив себя, что это не самое страшное (Тут я припомнил подвал, в котором мне однажды пришлось оказаться), я перешагнул через глаз и вступил в лужу крови. Сердце забилось чаще, к горлу снова подступил тяжёлый комок завтрака.

Труп был. Но то, что с ним сделали, не поддавалось здравому смыслу…

Самым ужасным в нём был его живот. Вся требуха, все его внутренности были вытащены через огромный разрез в животе, и было похоже, что некоторые органы были покусаны: я чётко различил на чём-то красном и круглом следы лисьих зубов. Лапы несчастного были прибиты к борту арбалетными стрелами. Арен был прав: она всё-таки стреляла из арбалетов. Уши были то ли отгрызены, то ли просто оторваны. Глаз не было совсем. На один я уже наступил, другой растёкся по морде белой слизью — такой же, как на пальце Флёр. Похоже, она просто выдавила ему глаз…

Зубы теперь были через один. Их не выбивали, а будто выдирали клещами. Запястье левой лапы было перерублено, а отрезанный кулак был затолкан ему в глотку вместо кляпа.

Я даже не успел отбежать в сторону, как Арен, и выдал свой завтрак прямо здесь. Красная лужа крови разбавилась коричнево-бурой массой с плававшей в ней непереваренной рыбой. Позади появился Арен и, опёршись на меня, с трудом проговорил:

— Надо бы убрать… придётся на время забыть про брезгливость и помыть трюм чем-нибудь ядовитым…

— Запах всё равно останется…

— Тут уж ничего не поделать… найди мне какой-нибудь мешок поплотнее…

Мы вдвоём принялись за тяжёлую уборку. Арен обернул лапы тряпками и принялся аккуратно складывать кровоточившие куски гиена в найденный мною мешок из парусины. Когда он хотел взять и затолкать в мешок туловище несчастного, от него вдруг отвалилась нога. Чертыхнувшись, мы продолжили уборку, после чего вытащили из нижнего трюма большой камень из балласта, сунули его в мешок вместе с покойным и кинули за борт. Убрав кровь и остатки требухи, мы не придумали ничего лучшего, как залить трюм водой, чтобы кровь хоть немного растворилась. Одно за другим мы таскали вёдрами воду из моря, и вскоре в трюме было уже по щиколотку морской воды. Второй гиен лежал гораздо выше, так что я о нём не беспокоился. Пусть полежит ещё немного, подумает…

Поднявшись на палубу, мы стали усердно дышать свежим морским воздухом. Оказалось, за время уборки мы сумели привыкнуть к мерзкому запаху и перестали его замечать.

Но в контрасте со свежим воздухом…

Пока мы работали не покладая лап, лисица мило плескалась в воде, сделав себе мочалку из набранных в лесу листьев. Заметив нас на палубе, она бросила листья и, не стесняясь наготы, подплыла к борту судна.

— Кидайте мне мои вещи по одной! — велела она нам снизу.

Я оглядел кучу чёрной одежды, которая на время стала красной. Арен с явным отвращением подцепил одну перчатку и перенёс её за борт.

— Лови, — и отпустил.

Флёр выловила перчатку и начала её полоскать в солёной воде. Почти все детали её костюма были кожаными, так что их не нужно было стирать, а было достаточно просто смыть грязь и кровь. На одну перчатку у неё ушло меньше минуты, после чего та прилетела к нам на палубу, упав точно на чистое место. Арен бросил за борт вторую, и всё повторилось.

Весь костюм Флёр отмыла примерно за пятнадцать минут. Настала очередь двух последних вещей — её нижнего белья. Как-то уж совсем брезгливо, самыми концами когтей лис подцепил трусики и свесил их за борт.

Лисица в воде хихикнула:

— Не бойся, они не кусаются!

— Я и не боюсь, — Арен отпустил их.

— И чего все мужики их так не любят? В них нет ничего противного. Лови!

Арен перевесился через борт, и в тот же миг мокрые трусики врезались ему в морду. Флёр расхохоталась, а Арен, сдёрнув их с глаз, возмущённо рявкнул:

— Что ты мне всякую гадость в морду кидаешь?! Сейчас как…

Что бы сделал Арен, мы так и не узнали, потому что я кинул лисице её бюстгальтер. Недовольно бухтя что-то под нос, лис скрылся в капитанской каюте. Через минуту лифчик Флёр упал мне на голову, а Арен вышел из каюты с простынёй.

— Киньте мне чем-нибудь обернуться. И лестницу! Мальчики! Мальчики!

Арен очумело смотрел на две выпуклости, висевшие у меня на ушах. Потом нас, несмотря на все только что случившиеся события, пробрал истерический хохот.

Скинув лисице лестницу и покрывало, мы в знак протеста перестали обращать на неё внимание. До вечера мы были в своём углу яхты, а она — в своём. Всё это время она пыталась извиниться перед нами, и когда Флёр приготовила очередной ужин, Арен не устоял и простил лисицу. За ним простил её и я. Странно, как ей всё сходит с лап…

Поедая утку, которую подстрелила Флёр, никто из нас не решался заговорить о втором пленнике. Когда еды уже не осталось и мы молча сидели перед пустыми тарелками, повисла напряжённая пауза, которую разрядил Арен:

— Флёр, скажи мне, ты много узнала от него?

— В смысле?

— Ну, из-за чего всё это… и почему они гнались за нами от самого твоего дома…

Флёр взяла чистую тряпку и аккуратно вытерла морду, шерсть на которой блестела от жира.

— Зачем они за мной гнались, и так понятно: хотели жемчужину отобрать: им-то невдомёк, что я её уже в клане оставила. А насчёт гиена… он сообщил мне только то, как его зовут. В остальном же ничего интересного, кроме его анатомии, я не узнала.

Вкусный ужин чуть не вырвался обратно, как только я вспомнил «анатомию». Арен держался куда более хладнокровно.

— Я думал, что он бы мог быть полезен не только в плане наглядного пособия, но и как источник информации…

— Он обычный солдат. Тардиф никогда и никому не сообщает о своих планах.

— Откуда ты знаешь?

Она пронзительно посмотрела мне в глаза. В её взгляде всё ещё плясали дьявольские огоньки и желание порвать всех на части… хотя, возможно, это были отблески свечки на столе и нескольких факелов на палубе яхты.

— Я знаю о Тардифе всё, — медленно и вкрадчиво произнесла она, и мне не оставалось ничего другого, как поверить ей.

Арен неторопливо поёрзал:

— Тогда пойдём допрашивать второго, Ренар?

Флёр то ли взвизгнула, то ли что-то сказала, — в общем, выразила своё удивление.

— Второй?! Вы же говорили, что выжил только один!

— Я соврал. Ну и что теперь? Порвёшь нас так же, как и того несчастного?

Флёр опустила морду, сжала кулаки и сквозь зубы проговорила:

— Вы правы. Я допрошу его…

— Не ты, лисичка, а мы. Ты будешь тихо стоять в тени и пугать беднягу своим видом.

На морду лиса обрушилась пощёчина.

— Я что, такая страшная?!

— Для кого как… — лис хладнокровно потёр щёку.

Снова повисла напряжённая пауза. Флёр и Арен молчали, выжидающе глядя на меня.

— Пойдём, что ли? — я только развёл лапами, не зная, чего ещё сказать.

Лисы дружно встали и пошли к люку. Арен уступил лисице право спуститься первой, чем она не побрезговала воспользоваться. Спустившись за ними, я зажёг лампу, слыша, как шлёпает по воде Арен и как он гремит ящиками, доставая нашего пленника. Оставив Флёр в своей тени, я прошлёпал к нему и осветил морду гиена.

Да, то ещё зрелище… глаза вытаращены, всё тело мокрое от пота, связанные лапы трясутся, пальцы сжаты в кулаки так, что когти до крови впились в ладони. Он боялся, причём как! То, что ему довелось увидеть, явно было одним из самых страшных зрелищ в его жизни. Бывший могучий воин сейчас взглядом умолял Арена не сдавать его Флёр. Лис пока злобно ухмылялся. Флёр продолжала оставаться в тени; гиен не мог видеть её, поэтому пока был более-менее спокоен.