У меня никогда не было собаки, поэтому я не представляла, что должно происходить в собачьем парке. Я ожидала обнаружить что-нибудь пустынное, вонючее и противное с одиноким извращенцем на скамейке. Но я недооценила Лос-Анджелес. Собачий парк оказался просто изумительным местом. Во-первых, там была такая туча народу, что я едва нашла место, чтобы припарковать машину. А во-вторых, здесь не было и намека на грязь. Зато чего здесь было в изобилии — так это модных вечнозеленых деревьев на подстриженной маникюрными ножницами лужайке, пластиковых мешков под каждым деревом, а еще, в обоих концах парка, два фонтанчика с питьевой водой — один для собак, другой для их владельцев. Это место было удивительно хорошо приспособлено для знакомств, если сравнивать его с другими местами, в которых мне приходилось бывать. А для всех этих привередливых жителей Лос-Анджелеса оно еще и имело преимущества: ведь гулять полезнее, чем сидеть в баре, а заводить личные знакомства гораздо безопаснее, чем напороться на сомнительную личность в Интернете.
Но даже здесь, в Городе Извращенцев, наше появление в парке представляло собой любопытное зрелище. По иронии судьбы впервые я оделась так, что хоть сейчас отправляйся в «Тиффани» и покупай кое-что подороже, чем брелок для ключей. Я соответствовала именно такому образу: чистые, длинные, блестящие волосы, педикюр, высоченные шпильки. Жаль, облик не соответствовал обстоятельствам. Я была экипирована для «Римских каникул», все же остальные в этом собачьем раю словно выпали из кадров Тарантино: невообразимой ширины штаны на два размера больше, висящие на самой заднице, коротенькие футболочки, какие-то невообразимые шляпы, украшенные физиономиями звезд кино, от «Ангелов Чарли» до «Беспечного ездока». Этот головной убор, видимо, использовался в качестве «крутомета» среди знаменитых. Знаменитости в такой массированной поддержке не нуждаются.
Я спустила Анастейшу с поводка, но она, вместо того чтобы изящно фыркнуть, уткнувшись носом в землю, как я ожидала от этой избалованной особы, рванула и понеслась куда-то, как скаковая лошадь со старта на дерби в Кентукки. Я попыталась схватить ее за хвост, пока она не натворила неприятностей, но мои каблуки ввинтились в землю. Так что я было решила уже просто позвать ее, но внезапно меня охватило сомнение: как-то неловко во всеуслышание кричать такое претенциозное имя — тут все больше я слышала «Элвис», «Крошка».
— Эй, собачка, иди сюда! — позвала я. Ноль эмоций. Никакой реакции не последовало и на Стэш, Стази, Сашу, даже Анну. Наконец я сдалась и решила, что ничего плохого не будет, если я предоставлю ей свободу, а в такой собачьей идиллии с ней вряд ли что-нибудь произойдет.
Все скамейки были заняты, так что мне пришлось довольствоваться клочком земли, где я уютно устроилась на траве с пачкой сценариев. Я вырвала эту стопку из ящика для перчаток в машине, когда до меня дошло, что я, мягко говоря, не собираюсь провести весь день, потягивая шардонне в новой компании. Я скинула свои миленькие каблуки и открыла сценарий. Однако начав читать одну и ту же страницу в шестой раз, я поняла, что не могу сосредоточиться. Мешал объем таланта — здесь, в парке. Совокупный объем. Талант не в том смысле, в каком его принято понимать в Агентстве. (Актеров здесь хватало, поставь камеру — и пожалуйста, хоть сейчас снимай римейк эпопеи Сесила Б. Де Мила: здесь был и Хью, бросающий фрисби веселому шоколадного цвета лабрадору, и Гизель со своим мобильным телефоном, и Йорки, и продюсер, которого я видела на обложке «Энтертейнмент» буквально вчера.) Нет, я имею в виду талант притворяться — каждый строит из себя одинокого, загадочного… Идет безмолвный разговор, просеивание и отсеивание «кандидатов». Кто бы мог подумать, что собачьи какашки способствуют созданию сексуальной атмосферы?! И тем не менее. Эрогенные зоны, повсюду одни сплошные эрогенные зоны! Я закрыла сценарий и отдалась во власть этой энергии. Если мне нельзя действовать, то уж смотреть-то я могу совершенно безнаказанно.
Но какой-то бог мщения имел другие планы, ибо только я бросила нежный взгляд на актера в трикотажной рубашке (хозяина гончей), как услышала сумасшедший лай. Из кустов вылетела Анастейша, держа что-то в зубах. О черт! Этого еще не хватало! Я решила притвориться, что вообще просто проходила мимо. Уткнувшись в сценарий, я старалась не обращать внимания на какофонию криков и воплей.
— Это Лилибет! — кричала какая-то женщина. — Это она!
— Да нет же, — отвечал ей мужчина.
Я тупо уставилась на запятую, стараясь не обращать внимания на этот хор, пока какой-то назойливый тип не решился задать резонный вопрос:
— А чья это собака?
Тут я сообразила, что надо бежать назад к машине и отсиживаться там. До тех пор, пока все не разойдутся. Но своими действиями я могла привлечь внимание, и потому, не обращая внимания на Анастейшу, которая нарезала круги по поляне, продолжала читать. Устав бегать, она подбежала ко мне и разжала челюсти. Прямо на мой сценарий легла… полузадушенная белка. Я вскрикнула и подскочила.
— Это всего лишь белка, — пробормотала я.
— Всего лишь белка? — возопила женщина, утверждавшая, что в зубах у Анастейши некая Лилибет. — А вы бы хотели оказаться на месте этой белки?
У меня был реальный шанс. Если они все сейчас на меня набросятся…
— Конечно, безусловно, не просто белка, — нервно откашлялась я, отходя от Анастейши на безопасное расстояние.
— Она, наверное, пичкает собаку гормонами, — высказался кто-то.
— Бедная белочка!
— Слушайте, мне тоже ее жаль! — не выдержала я. — Но это не совсем моя собака, и…
— Ну разумеется, когда надо отвечать за действия животного, то от него проще отказаться, — язвительно заметил мужчина с бородавкой на носу.
Я чувствовала себя совершенно отвратно.
— Ладно, ребята, шоу закончилось. — Из ниоткуда возник парень со съемочной площадки. Тот, что разговаривал с Джорджем на вечеринке. — Мы позаботимся о белке, так что вы спокойно можете продолжать прогулку, — авторитетно заявил он с — надо признать — подлинным южным акцентом. Я с изумлением наблюдала, как мертвенно-бледные собачники рассеялись, что-то рассерженно бурча.
— Не знаю, что сказать. — Я смотрела на продюсера «Венчальной расправы», как Гиневра, наверное, смотрела бы на Ланцелота, не будь он женоненавистнической, милитаристской свиньей. — По-моему, вы только что спасли мне жизнь.
— Едва ли, детка, — сказал он и нагнулся к собаке: — Ну, в чем дело, а, Анастейша?
— Вы ее знаете? — спросила я.
— О да, мы давно знакомы. Она не прочь полизать моего Рокки. — Услышав свое имя, к нам подбежал черчиллевского вида бульдог. — Это Рокки.
— Рада познакомиться с тобой, Рокки, — сказала я и присела, чтобы потрепать его. Только чтобы показать, что я не испытываю неприязни к животным. — Они знакомы по парку? — спросила я.
— Нет, я друг Скотта. Иногда хожу сюда, а собачки любят тут побегать. — Улыбаясь, он встал на колени рядом с псом и погладил его по животу. «Так, охлади пыл, детка, — сказала я себе, обнаружив, что моя рука как-то сама по себе принялась приглаживать волосы. — Это друг Скотта. Он не для тебя. Он не для тебя. Он не для тебя». — Мы встречались раньше, не помните?
Боже, ну почему он не может уйти и забрать с собой это свое очарование? Свою привлекательность. Ладно, сногсшибательно сексуальный шарм манекенщика. Слава Богу за то, что он здесь и я с ним. Или не слава Богу? Да нет же! Черт возьми, ну за что мне такое искушение? Что же я такая непутевая?
— Я вас помню, — кивнула я. — Я второй ассистент Скотта.
— А коленки на ковре натерла, а? — Он добродушно поднял брови и взглянул на мои поцарапанные ноги.
— Нет, это заслуга собаки, — сказала я. — А совсем не то, что вы подумали.
— О, конечно. А ты знаешь, что я думал? В самом деле?
Опять намеки. Чтоб тебя!
— Нет, но я знаю, что вы, вероятнее всего, собой представляете: развратник от индустрии развлечений, который обожает сигары и не пропускает ни одной юбки и выгодного контракта с большим кушем.
