- Наказывать собак надо, - сказал он. - Но ломать им кости...
С тех пор Савенко не ездит на собаках и не говорит, что это самые лучшие, самые умные животные в мире.
Ушаков заглядывает в зеркало. Он тоже изменился за эти месяцы. После болезни - мешки под глазами, пожелтела кожа лица. Недавно густые еще волосы поредели, и легли около губ две резкие складки. Жизнь... И в этой жизни - на острове Врангеля - он понял: все наперед рассчитать нельзя, надо быть готовым к любым неожиданностям.
Товарищи зовут его к праздничному столу.
- Я предлагаю тост в честь ворона, - говорит Павлов.
- Почему за него? - удивляется доктор.
- Потому хотя бы, что он не покинул нас в долгую зиму. Улетели все птицы, а ворон остался зимовать на острове. Но не в этом дело. У ворона есть и другие заслуги.
- Его "кар-р", "кар-р"? Вы хотите сказать, что он пел нам во мраке ночи? Мне его песня не казалась прекрасной.
- Сейчас вы измените свое отношение к нему. Аборигены Чукотки чтут его за то, что он подарил людям солнце.
- Ворон? Подарил? Такой маленький...
- Слушайте. "Когда-то на земле была вечная ночь, люди жили при свете костра. А над ними летал ворон. Не понравилось ему, как устроена жизнь на земле, полетел он на небо. К злому духу Кэле, у которого было спрятано солнце.
Стал ворон играть с дочерью Кэле в мячик. Играют, играют, и говорит ворон:
- Плохой у тебя мяч. Пойди к отцу, попроси солнце. Вот тогда поиграем.
Пошла дочь к отцу. Просит солнце. Тот не дает.
- Потеряешь еще.
Еле выпросила дочка, принесла. Солнце завернуто в кожи, нет от него света.
Стали они с вороном играть. А ворон схватил солнце и полетел. Летит он, рвет клювом кожи. За ним гонится Кэле. Ворон клюет, клюет. Наконец, расклевал. Солнце как засияет, поднялось высоко в небо. А Кэле убежал".
- Что ж, в таком случае ворон заслуживает доброго слова, соглашается доктор.
- И эскимосы, - вставляет Георгий Алексеевич. - Без них нам было бы труднее в полярную ночь.
- Труднее? - переспрашивает Савенко. - Не легче ли?
- Нет. Эскимосы - дети полярной природы. Мы бы думали только о ветре, морозе, о собственных ощущениях. Нам тошно в дни мрака северного безмолвия. И вот - эскимосы. Хлопот с ними было немало, но они отвлекали нас от грустных мыслей. Я уверяю вас: без эскимосов мы тосковали бы сильнее. Вот знаменитый Пири, тот самый Пири, что двадцать три года жизни потратил на то, чтобы добраться до Северного полюса, - он всегда брал с собой эскимосов.
- Они же помогали ему.
- Верно. Но он брал не одних мужчин. Эскимосы ехали в экспедицию семьями - с женами, малыми ребятишками. Казалось бы - обуза, мешают. А в результате - больше пользы, хорошее настроение.
- Вы правы, - подтвердил Павлов. - Хотя не исключены и сюрпризы от этих детей природы. Вот у нас... Вы думаете, они совсем забыли о черте с северной стороны острова? Как бы не так.
- Один раз черта мы уже победили, - засмеялся Ушаков. - Придет время, с ним будет покончено навсегда.
- А знаете, что просит у меня на складе Аналько? Вы уговорили его переселиться на север. Он просит сосиски.
- Что ж тут такого?
- Увидите. Ведь вы собираетесь туда ехать.
- Но сначала отпразднуем приход солнца.
...На север едут Аналько, Нноко. Еще несколько эскимосов - Тагъю, Кмо и Етуи - тоже хотят перенести яранги на новое место. А давно ли они боялись отходить от поселка? Давно ли соглашались ехать куда-нибудь только с Ушаковым? Сейчас он едет лишь для того, чтобы показать удобное место для яранг. В прошлом году там собран и сложен в кучи плавник...
На вторые сутки пути они уже на северном берегу острова. Доехали быстро, хотя не легкой была дорога. Зима еще не отступила, она по-прежнему хозяйничает на острове. Не раз на мордах собак намерзала ледяная корка чуть ли не в палец толщиной. А на земле снег плотный, твердый. Чтобы собаки могли отдохнуть, приходилось ножом вырубать в снегу ямку. Только там собаки прятались от мороза и ветра.
Аналько устраивается на севере основательно. Яранга его не очень велика, зато в ней жарко. Гудит печка, эскимосы раздеваются догола. На лицах - удовольствие. Сытная еда и тепло - что еще надобно человеку, когда за пологом трещит тридцатиградусный мороз?
На следующий день Аналько достал сосиски.
- Умилек, - сказал он. - Ты не веришь в черта. И ты сильнее его. А мы верим немного... Я буду жить тут. Черт здесь хозяин. Мне надо поговорить с ним.
Он сел посредине яранги.
- Тугныгак! Я знаю, что ты любишь больше всего. Ты любишь кывик, толстую кишку оленя, набитую кусочками оленьего жира. У нас нет оленей, нет кывика. Не сердись. Кушай сосиску. Она вкусная. Я дам тебе еще. И не посылай метели, холодный ветер. Не посылай болезни. - Так разговаривал с Чертом Аналько.
А через полчаса он угощал сосисками Нноко:
- Кушай, кушай! Будем жить дружно. Бери сосиску. Ты мой сосед, не будь чертом. Я дам еще. У умилека много товаров.
И оба хохотали до слез...
В поселок Ушаков возвращался один. Непрерывный топоток собачьих ног не мешал думать. Теплые меха защищали от небольшого, но морозного ветра. Светила чистая луна.
Теперь пора заняться другими делами. Есть натренированные собаки, появилось солнце, большинство эскимосов разъехалось по всему острову.
Пора браться за изучение Земли Врангеля.
ОТСТУПЛЕНИЕ
Все готово к поездке, осталось "подковать" нарты.
Ушаков и Павлов вытаскивают их из снега, переворачивают вверх полозьями. Собаки, привязанные около дома, все поняли и скулят. Они любят дорогу.
Георгий Алексеевич ласкает псов из своей упряжки. Этого потреплет за ухо, того погладит, третьего похлопает по спине. Никого нельзя пропустить. Нельзя приласкать только любимца. Псы ревнивые, тут может случиться непоправимое. Они набросятся на счастливчика, и не останови их - загрызут.
Все должно быть поровну - и мясо, и ласка, и тяжелый труд.
Павлов выносит из дому горячий чайник, "проваривает" кипятком деревянные полозья. Сейчас они с Ушаковым будут "войдать" - подковывать льдом нарты.
Георгий Алексеевич берет кусок медвежьей шкуры, обливает ее холодной водой и быстро проглаживает мехом полоз. На нем тут же появляется тонкая пленка льда.
Так делает он много раз. Слой льда растет и растет, полозья становятся гладкими. Теперь они будут хорошо скользить по снегу. Войда лед на полозьях - продержится десяток-другой километров, а потом придется снова войдать.
- Хок! Хок!
Собаки дергают нарты. Павлов и Ушаков прыгают в сани, каждый в свои, поудобнее усаживаются на вещах.
Путь долог - не меньше пятисот километров. Надо обойти вокруг острова, составить карту его берегов.
Погромыхивает пристроенное к задку нарт обыкновенное велосипедное колесо. На нем счетчик оборотов - тоже обыкновенный. Только так можно измерить пройденное расстояние, узнать длину береговой линии, протяженность мыса или залива. Рулеткой не обмеряешь остров.
Велосипедное колесо со счетчиком и буссоль - прибор с компасом, он помогает определить азимуты - вот и вся научная аппаратура. Карандаш, бумага, фотоаппарат... Больше не надо ничего. Впрочем, нужен еще один "инструмент", без которого никакая работа невозможна. Это погода. Нужны ясные дни.
Ушаков и Павлов хотят за месяц проехать вокруг своих владений и вернуться с точными очертаниями острова Врангеля.
Такого чертежа нет. Ни у Ушакова, ни у моряков, ни в Академии наук. Есть лишь приблизительная схема, которой - Ушаков убедился - доверять нельзя.
Вперед, вперед - навстречу неизведанному. Быстрее неситесь, нарты! Что ждет исследователя вон за тем утесом? Так и хочется заглянуть за него, чтобы увидеть: какой там берег, из каких он сложен пород, какие следы оставили тысячелетия на его скалах?
Короткая остановка - взяты азимуты, записаны коченеющими пальцами показания прибора, и снова в путь.
