Стоило ей подумать, что ей предстоит прожить с Нечерхетом всю жизнь, как она готова была убить его или себя.
С большими усилиями она сохраняла вид довольной и послушной жены, хотя даже такой заурядный и не особенно проницательный человек, как Нечерхет, скоро почувствовал ее холодность. Но Тамит знала, что еще может притянуть его к себе, когда захочет – Нечерхет уже никогда не предпочтет ей другую. Ему уже тридцать восемь лет, и он понимает, что получил лучшее, на что мог надеяться.
Тамит не знала, хочет ли ее муж детей – и опасалась говорить с ним об этом. Вдруг хочет? А ей – родить от него ребенка или нескольких детей! Ведь это означает привязать его к себе еще крепче, привязать такими узами, которые не уничтожаются! И какие дети могут быть у такого человека?
Все же ей казалось, что он тоже предпочел бы обойтись без детей. Не потому, что не хотел детей именно от Тамит – где он нашел бы лучшую женщину? А потому, что превыше всего ценил собственное удобство и удовольствия. Мужчины такого возраста меняются редко, и еще реже – к лучшему…
И потому Тамит продолжала готовить свое средство.
Она, пожалуй, даже без усилий смогла бы отвергать притязания мужа, чтобы уменьшить риск – но не решалась делать это, чтобы он не потерял к ней склонность. Эта склонность непременно должна ей пригодиться. И Тамит берегла влечение и интерес своего мужа к себе, как женщины берегут драгоценности в шкатулках.
Но она боялась худшего.
Несмотря на все это, Тамит – имевшая сейчас некоторую свободу, достаток и положение – продолжала осторожно, но упорно искать способы осуществления двух своих величайших целей. Собственного возвышения и уничтожения своей соперницы.
Она не имела никакого занятия сама, кроме работы по дому – и никакой пока возможности подобраться к тайнам храмов или к домашним секретам верховного жреца. После того, как ей прямо отказали в жреческом учении, а потом Тамит упустила возможность добиться для себя благосклонности Амона, не осталось почти никаких возможностей самой подействовать во вред Ка-Нейт.
Как и самой возвыситься через значительный пост.
И то, и другое она могла сделать только чужими руками. То есть – через того порочного, не особенно умного и сильного волей жреца, женой которого она была.
Тамит подумывала, что эти его качества можно обратить в собственные преимущества… когда выпадет возможность. Но пока ей оставалось только слушать, следить и выжидать.
И беречься.
Но прошло три месяца ее супружеской жизни – наступила середина сезона всходов – когда Тамит почувствовала, что не убереглась.
Ее муж отсутствовал, когда Тамит настигло осознание своего состояния. Женщина оглядела свою пустую спальню, вцепилась пальцами в живот – и зарыдала, почти завыла.
Ее жизнь кончена.
А может быть, она ошибается? Хотя ошибка была маловероятна – Тамит была очень здорова, и ее месячные истечения приходили всегда в срок, несмотря на все телесные и душевные испытания. Бросив слугам, что ушла по делам и скоро вернется, Тамит помчалась в храм Амона, к едва знакомому врачу. Она навещала его только однажды – когда спрашивала состав средства, которое в конце концов ее подвело…
Но она не может сейчас рожать, не может привязать себя к ребенку! А мысль, что это будет ребенок Нечерхета, подняла со дна ее души целую бурю отвращения и протеста – ребенок этого ничтожества, который, по всей вероятности, унаследует все его пороки!..
Врач, к счастью для нее, был свободен.
Он принял женщину в своей небольшой комнате, в одном из подсобных помещений храма. Взглянул на нее без радушия, но и без враждебности.
Чем-то этот человек напоминал Тамит Уну, домашнего врача своего прежнего господина.
Женщина заставила себя улыбнуться и слегка поклониться. Врач кивнул.
- Что тебя беспокоит, госпожа Тамит? – спросил он.
Тамит наконец улыбнулась искренне – все-таки было то, что брак с Нечерхетом обеспечил ей, бесценное преимущество: положение и имя.
- Меня… Меня беспокоит… - сказала женщина и замолчала.
Как этот врач относится к вытравливанию плода? Наверняка порицает – мало кто это одобрял, но у Тамит не было другого выхода.
И вдруг ее осенило.
- Я зачала, - призналась Тамит, опустив глаза, и покраснела от стыда. – Но я боюсь, что это дитя родится больным или уродливым…
- Почему? – спросил врач.
Чуть изменилось выражение его лица – еще немного, и оно превратится в холодность, и этот человек ей откажет.
- Потому что…
Она огляделась, словно боясь, что ее подслушают.
- Мой супруг очень много выпил тогда, когда возлежал со мной, - призналась Тамит, страдая от стыда. Из-за этой непристойной лжи и из-за того, что она могла быть правдой. Ее муж и в самом деле много пил, и часто попросту оскорблял свой сан своим поведением…
- Могут ли от этого родиться уродливые дети? – спросила Тамит, наконец осмелившись поднять глаза.
- Могут, - сказал врач, и выражение холодности сменилось некоторым сочувствием. – Ты уверена, что зачала именно тогда?
Тамит кивнула.
- С тех пор мы больше не…
- Понятно, - сказал врач. Он чуть улыбнулся, и Тамит угадала в этой улыбке отвращение. Этот человек презирал ее мужа. Все, кто хорошо знал его, его презирали!..
- Мой супруг почти утратил мужскую силу, - с удовольствием солгала Тамит – вдруг ей захотелось, чтобы кому-то ее муж стал так же противен, как ей самой.
Врач кивнул и поджал губы.
- Это вполне возможно – вследствие пьянства, - сказал он. – Что ж, госпожа…
Он вздохнул и задумался.
- Ты в большом затруднении, - сказал он.
Тамит почувствовала, как задрожали колени; она огляделась, и врач кивком указал ей на табурет. Женщина упала на сиденье и стала хватать ртом воздух.
- Но я не могу!.. – выдохнула она.
Врач свел брови. – Погоди – я скажу тебе, - произнес он. Тамит кивнула, ожидая от него чуда.
Вдруг мужчина подошел к ней и наклонился над нею, упираясь руками в колени.
- Существуют сильнодействующие яды, - тихо, почти угрожающе сказал врач. – Они могут как очистить женщину, так и убить ее, причем убить – скорее. Я не могу дать такой яд тебе, потому что ты ошибешься и умрешь. Ты понимаешь?
Тамит кивнула.
- Мне все ра…
Врач остановил ее жестом.
- Есть и другой способ – также весьма опасный, - сказал он. – Я делал это одной женщине, и она долго болела, и детей больше иметь не смогла.
Тамит была готова на все.
- Какой способ? – спросила она, вытянувшись на табурете.
- Вырезать плод, - ответил врач.
Тамит прикрыла глаза на мгновение, устрашившись.
- Режь! – заявила она.
Врач несколько мгновений смотрел на нее, потом без слов взял ее под локоть и поднял с табурета. У Тамит отнимались ноги от страха, но она пошла за ним, не издав ни звука. Мужчина быстро провел ее через несколько помещений и дворов, а потом завел в затемненный зал, где стояла большая статуя Исиды с воздетыми руками.
- Садись, сейчас я все приготовлю, - отрывисто сказал врач.
Тамит села и закрыла глаза.
Пришли несколько помощников в белых одеждах, принесли факелы; приоткрыв глаза, Тамит с ужасом увидела блестящие инструменты, разложенные на белом полотне. Слышались шаги, лилась вода – на инструменты и на руки…
Потом перед Тамит очутился врач и влил ей в рот маковую настойку.
Тяжело одурманенная, она уже плохо осознавала, что ее подняли на руки этой Исиде и уложили, разведя ноги. А потом ее схватили за бедра, не позволяя их свести, и за плечи, не позволяя приподняться.
Было стыдно и очень больно, несмотря на питье – и страшно.
Она не знала, сколько это длилось – наверное, недолго, хотя Тамит лишилась чувства времени; но наконец ее сняли с рук богини и уложили на тюфяк, и в рот ей влили еще маковой настойки. Женщина погрузилась в сон, на время забыв боль.
Хотя даже сквозь сон чувствовала, как у нее все истерзано внутри.