Меритамон попыталась что-то сказать, все еще сидя на полу, потом попыталась встать. Но Рамсес удержал ее, взмахнув рукой. Он резко повернулся к ней.

- Твоя красота достойна много большего, чем этот жрец! – заявил фараон.

***

Меритамон смотрела на царя снизу вверх, медленно осознавая, что ей сказали. Рамсес пожелал сделать ее своей наложницей. Меритамон понимала, какая это огромная честь.

Рамсес улыбнулся и кивнул, а ей вдруг захотелось умереть вместе с братом. Будь проклят тот миг, когда ей взбрело в голову идти ко двору!.. Она и помыслить не могла, что этот старый человек… бог настолько похотлив и легкомыслен, что способен ради утоления своего желания отнять жену у мужа и мать у маленького сына, вторгнуться в семью одного из высших жрецов Амона…

А вдруг именно этого фараон и захотел? Показать заносчивым слугам, кто их единственный властелин?

Меритамон опустила глаза и снова поклонилась в ноги Рамсесу. Он поднял ее с земли, а потом, положив руку на плечо, подвел к своему небольшому трону.

- Госпожа Идут, встань, - сказал он одной из царевен, той, что была постарше. – Ты можешь пересесть на место госпожи Меритамон.

Идут посмотрела на фараона и его новую избранницу снизу вверх, и Меритамон показалось, что на словно бы опухшем и немного сонном личике молодой женщины промелькнула обида. Но ничего более. Идут лениво поднялась и, поклонившись Рамсесу, села на подушки напротив трона, лицом к его величеству.

Меритамон села рядом со второй женщиной, казавшейся на несколько лет младше ее самой. И эта царевна неожиданно дружески улыбнулась ей; Меритамон увидела, что лицом она напоминает Рамсеса. Это действительно была его дочь, Меритамон не ошиблась; и именно с нею фараон шептался в начале приема.

А вот вторая женщина…

Меритамон, не удержавшись, посмотрела на Идут, и на мгновение с лица этой госпожи пропала вся сонливость. Из-под ее тяжелых век сверкнула ненависть, и Меритамон поняла, что угадала положение придворной женщины – наложница, любимица Рамсеса… Конечно, она уступала красотою ей самой…

Меритамон сжала руки, низко опустив голову, и подумала, что охотно вернула бы Идут все, что фараон собирался отнять у этой наложницы в ее пользу. Почему ее судьба так нелепа!..

- Мапуи, - громко приказал царь, не поднимаясь с места, и в комнату вошел какой-то толстый и безобразный человек, очень ярко накрашенный и в очень пышном парике и длинных складчатых одеждах. Он ждал за дверью? Придворные обладали изумительной способностью становиться незаметными и являться бесшумно.

Мапуи подобострастно улыбнулся, растянув широкий жабий рот; потом тяжело опустился на колени и коснулся лбом пола. Он тотчас же встал, подавив гримасу боли и кряхтенье. Как видно, ему было разрешено не утруждать себя слишком.

- Мапуи, отправь вестника в храм Амона, - объявил фараон, по-прежнему не двигаясь с места – Меритамон становилось все более неуютно и страшно рядом с этой божественной фигурой. – Пусть вестник объявит волю моего величества. Жрец Амона Аменемхет, содержащийся в темнице храма Амона, не будет осужден, пока этого не пожелает мое величество. Он должен оставаться там, куда его поместили, пока я не изволю поступить с ним по своему усмотрению, - закончил Рамсес.

Мапуи поклонился в пояс, потом повернулся и вышел, так и не сказав ни слова.

Рамсес погладил сидящую у его ног Меритамон по голове, и она подняла голову, пытаясь улыбнуться.

- Ты безгранично добр, Могучий Бык*, - прошептала она.

Рамсес кивнул.

- Могу ли я попросить тебя еще об одной милости? – прошептала Меритамон, ненавидя себя и прелестно краснея от этой ненависти.

- Обо всем, чего пожелаешь, - сказал фараон. Его рука скользнула к ее щеке и погладила подбородок. От него пахло миррой, обычный запах храмов и знатных людей.

- Позволь мне увидеться с моим братом, - попросила она. – Меня даже не пустили к нему в темницу!

- Не пустили?

Рамсес нахмурился, потом резко встал и сделал знак Меритамон подняться тоже.

- Господин Хорнахт, - сказал он, обращаясь к страдающему начальнику строительных работ, у которого уже во второй раз отнимали образ возлюбленной. – Сопроводи госпожу Меритамон в тюрьму храма Амона и прикажи моим именем провести ее к брату!

Хорнахт низко поклонился.

- А также передай, чтобы об этом преступнике как следует заботились, - сказал Рамсес. – Пусть хорошо кормят его и дают мыться… и что еще понадобится, ты увидишь сам.

Хорнахт еще раз поклонился.

- Потом ты вернешься во дворец, госпожа Меритамон, - сказал Рамсес, обращаясь к своей новой женщине.

Она уже и не ждала другого.

- Я не смогу увидеться с моим сыном? – робко спросила Меритамон.

- С сыном?

Рамсес совсем забыл об этом досадном обстоятельстве.

- Его привезут к тебе, - сказал он. – Я прикажу назначить ему кормилицу.

- У него есть кормилица, Могучий Бык, - прошептала Меритамон.

- Превосходно!

Рамсес счастливо улыбнулся, глаза загорелись предвкушением.

- Значит, все решено. Хорнахт, отправляйся в тюрьму вместе с этой госпожой. Но помни, что госпожа Меритамон отныне удостоена моей особой милости.

Прекрасно понимая, что подразумевает фараон, Хорнахт поклонился в третий раз, еще глубже и печальнее. Он кивнул Меритамон, и они вместе направились к выходу.

Меритамон шла, низко опустив голову; идущий рядом Хорнахт как будто состарился от грусти. Они не обмолвились ни словом. Приближенный фараона вывел ее из дворца, потом приказал кому-то подать носилки и стражу.

Разумеется, отдельные носилки – отныне Меритамон запрещалась близость с любым посторонним мужчиной.

Она сидела, закрыв глаза, не в силах радоваться уже ничему – даже предстоящему свиданию с братом. У нее в один миг отняли все – родной дом, сына, возлюбленного и мужа. Меритамон сейчас была бы рада остаться даже с глупым Менкауптахом. Ее сделали собственностью Рамсеса, пусть высокопоставленной, пусть это было почетнейшим положением, до которого могла подняться женщина… но Меритамон знала, что ей грозит худшее заключение, чем ее брату. Худшее, чем то, в котором жила Тамит – Тамит принадлежала человеку.

Не Амону на земле.

Меритамон была с Хепри так недолго – всего три ночи. В первую, когда она отдалась ему. В ночь накануне посещения Тотмеса. И в последнюю ночь – после посещения верховного жреца, когда над Аменемхетом нависла угроза смерти, они с Хепри любили друг друга долго…

Но этого было ничтожно мало в сравнении с долгими тоскливыми годами в гареме, которые ей уготованы.

Меритамон услышала шум голосов снаружи, почувствовала толчок, которым ее подбросило на подушках; потом носилки опустились.

- Выходи, госпожа, - сказал Хорнахт, заглянув к ней и тут же отступив, чтобы не смотреть на нее дольше, чем положено. Он даже не подал ей руку, когда Меритамон вышла из носилок. Сделал знак стражникам, и они направились вперед по храмовому двору.

Меритамон не смотрела на одетых в белое жрецов, у нее сейчас вызывали отвращение даже священные статуи и пилоны, испещренные божественными знаками. Скоро она покинет все это навсегда – эти люди храма намного свободнее ее, хотя и называются рабами Амона.

- Вам объявлена воля его величества относительно узника Аменемхета? – громогласно спросил вдруг Хорнахт, и Меритамон вздрогнула. Приближенный фараона огляделся, выискивая недовольные лица. Он их не нашел. И не нашел бы, подумала Меритамон, жрецы такие притворщики, что Хорнахту и не снилось.

Конечно, они уже приготовились к этому вмешательству в судопроизводство Амона…

Хорнахт окликнул задумавшуюся Меритамон, и они направились вперед. Вдруг Меритамон вспомнила, куда они идут, кого она сейчас увидит, и забыла обо всех остальных, даже о фараоне. Она увидит Аменемхета! Он спасен! Могла ли она надеяться?..

Перед нею открыли какую-то дверь, и ее повели вниз по ступенькам. На изнеженную Меритамон повеяло таким смрадом, что она на мгновение остановилась; потом двинулась вперед, чувствуя нетерпение замыкавшего шествие Хорнахта.