– Что ты предлагаешь? – спросил он.
– Если твой отец еще жив, его следует искать там, в Центруме. Я помогу тебе туда попасть. А ты поможешь мне.
– Каким образом?
– Ты можешь восстановить чертежи?
Дима на мгновение задумался, а потом покачал головой:
– Чертежи планера воспроизвести не трудно, ты права, это и вправду почти «Стоул». А вот с двигателем сложнее. Отец трудился над ним много лет, переделывал разные узлы неоднократно. И тщательно документировал каждую модификацию. Полностью восстановить все бумаги сможет только он сам.
– Тогда остается единственный вариант: перегнать в Центрум самолет целиком, – решительно сказала Анна. – Заказчик выплатит тебе компенсацию, денег хватит, чтобы купить новый. Согласен?
– А ты сможешь открыть настолько большой проход? – с сомнением в голосе поинтересовался Дима.
– Портал, – машинально поправила его девушка. – Я не смогу. Но есть человек, который сможет.
* * *
Угнать самолет – не столь уж и сложная задача, особенно если этот самолет твой собственный. По большому счету, для полета по кругу над аэродромом не требовалось получать каких-либо разрешений или подавать флайт-план, а именно такой полет фактически и собирался сегодня выполнить Дима. Он совершенно не представлял себе, каким образом будет осуществлен переход из нашего мира в другой, если он вообще состоится, но Анна заверила, что это не должно его заботить вовсе. Следует просто сосредоточиться на пилотировании и делать все как обычно.
Вернувшись накануне домой, Дима почувствовал, что все сильнее и сильнее сомневается в правдивости услышанной от Анны истории. Какой-то Центрум, проводники, порталы… Чушь собачья. Девчонка, очевидно, играет в какую-то свою игру, цели которой пока еще совершенно не ясны. Дима даже начал собираться в дорогу, но потом решительно бросил эту затею – и без того ясно, что никаких параллельных миров не существует, а предполагаемый полет закончится там же, где и начнется, – на сельском аэродроме Покровка. Полетают, приземлятся, и он потребует объяснений от назначенного Анной «проводника». Потом придется все-таки заскочить на работу, написать заявление на отпуск. И начинать розыски отца – в поликлинике он так и не появлялся, в чем Дима убедился тем же вечером, а его мобильный телефон по-прежнему не отвечал. Впрочем, обзвон моргов и больниц тоже не принес никаких результатов, что вселяло некоторую надежду.
Утро выдалось прохладным и безветренным, в воздухе еще не развеялся влажный запах мокрой от предрассветной росы травы. Диме всегда нравилось это время – первые несколько часов после восхода солнца, когда природа словно замирает в ожидании нового дня, стряхивая с себя остатки сна. В такие минуты хорошо стоять возле открытого окна с чашкой горячего чая в руке, любуясь безмолвной зеленой листвой. Или подниматься в небо, касаясь крылом редких пушистых облаков.
Черная «Тойота» с примечательным номером «444», как и обещала Анна, ждала во дворе. Водитель, представившийся Стасом, оказался мрачноватым и неразговорчивым типом. Молча пожал протянутую руку, включил навигатор и прибавил громкости радиоприемнику, явно давая понять, что к беседам он не расположен.
Дороги в этот ранний час были еще практически пустыми, поэтому «Тойота» спустя уже десяток минут выскочила из города и покатилась по шоссе. В полях и низинах кое-где лежал клочковатый туман, мелькавшие за окнами загородные дома казались пустынными и вымершими. Свернув с трассы сразу после поворота на Покровку, машина запрыгала по колдобинам проселочной дороги и наконец замерла возле ржавого шлагбаума, перегораживавшего въезд на аэродром.
Дима опасался столкнуться здесь с кем-нибудь из знакомых совершенно напрасно: в такую рань на аэродроме никого не было, только лохматый Батон, виляя хвостом, выбежал из своей будки в надежде получить от нежданных гостей чего-нибудь вкусного. Стас открыл багажник и извлек оттуда две заполненные под горлышко пластиковые канистры – спирт был прозрачным и, судя по всему, качественным, без добавления «синьки», которую часто доливали в технический этанол борцы с любителями пить все, что горит.
Укрывавший самолет брезентовый чехол еще не высох от росы. Дима быстро заправил машину, обошел вокруг, проверяя, все ли в порядке, забрался в кабину и помог своему немногословному спутнику разобраться с ремнями. Включил рацию, на всякий случай послушал эфир, но в нем царила полная тишина. Несколько раз нажал на подпружиненную кнопку ручного насоса, подкачав немного топлива в двигатель, и крутанул стартер.
– Ты на поле самолет сможешь посадить? – перекрикивая рев мотора, нарушил наконец молчание Стас.
– Если площадка ровная, то без проблем, – заверил его Дима.
Взревев двигателем, самолет покатился по стоянке в направлении взлетной полосы. Дима повертел головой, вглядываясь в залитое лазурью небо: сюда, бывало, долетали «частники» с расположенного в полусотне километров аэродрома Лукарево, при этом пилоты далеко не всегда утруждали себя сообщением по радио о прибытии.
Ни души. Выполнив короткий разворот возле торца взлетки, Дима поднял обороты на максимум и отпустил тормоза. Колеса весело застучали по бетонным плитам, миг – и земля, качнувшись, поплыла вниз, понемногу замедляя свой стремительный бег.
– Что дальше? – спросил Дима, закладывая пологий вираж с набором высоты.
Парень сидел, нервно вцепившись в сиденье правого кресла, на побледневшем лбу выступили крупные капли пота. Черт возьми, да он же боится летать!
– Можешь какую-нибудь фигуру выполнить? – нарушил наконец молчание Стас. Эти слова дались ему с явным трудом, настолько скованной, напряженной казалась его сгорбившаяся фигура. Пожав плечами, Дима синхронным движением ручки управления и педалей создал небольшой крен, вводя машину в разворот, а затем убавил тягу двигателя и направил капот машины к земле. Парень в правом кресле издал короткий булькающий звук и сдавленно застонал. Желудок подпрыгнул к самому горлу, в животе образовалась тянущая пустота. Навалилась перегрузка. Пыль, до этого прятавшаяся в щелях пола, поднялась к потолку кабины и затанцевала в воздухе. «Нужно будет влажную уборку сделать», – отметил про себя Дима, поглядывая на стремительно уменьшающиеся показания высотомера.
И тут самолет тряхнуло. До этого спокойная атмосфера словно сошла с ума: машину подхватил мощный порыв ветра, потянул в сторону, мигнула и погасла сигнальная лампа предельной перегрузки. Закрепленная над приборной панелью полусфера магнитного компаса, именуемого в простонародье «бычий глаз», ожила: картушка с градуированной шкалой начала медленно вращаться вокруг своей оси, словно кто-то приделал к ней электрический моторчик. Диме с трудом удалось погасить растущий крен, выровняв самолет на высоте около полусотни метров над высившейся посреди степи пологой сопкой, сплошь поросшей чахлым кустарником.
Сопкой? Окрестности Покровки – плоские как стол, тут нет и не может быть никаких возвышенностей! Прибавив обороты и переведя машину в устойчивый горизонтальный полет, Дима наконец осмотрелся.
Серая лента шоссе, только что тянувшаяся сквозь колхозные поля под правым крылом, куда-то исчезла. Исчезла и узкая речушка, петлявшая у самой околицы деревни, как, впрочем, и сама деревня. Внизу развернулась безжизненная холмистая степь, а далеко впереди, почти у самого горизонта, темнел горный кряж. Дима бросил взгляд на своего пассажира: впервые с момента их короткого знакомства тот улыбался.
– Туда рули, – указал он рукой направление, ориентируясь по каким-то одному ему ведомым приметам – компас тут не работает, спутников тоже нет.
Дима послушно сменил курс. Холмистая пустошь, укрытая пятнами бедной растительности, выглядела неоднородной: в почве тут и там виднелись провалы, часть которых напоминала неглубокие овраги, часть – давно заброшенные карьерные выработки с осыпавшимися каменистыми склонами, за которые цеплялись сухими корнями чахлые деревца. Под крылом проплыли развалины масштабного сооружения, похожего не то на бывший ангар, не то на полуразрушенный заводской цех, сквозь провалившуюся крышу тянулись ввысь циклопические бетонные опоры, точно выбеленные ветрами и слегка обглоданные ребра поверженного великана. А вдалеке, меж холмами, сверкнул и погас яркий солнечный блик. Река? Нет, это узкая, тонкая стальная нить, разрезающая надвое унылый грязно-бурый пейзаж. Железная дорога!