Ранним январским утром Энжи, по заведенному много лет назад порядку, пролистывал последние новости. Все шло своим чередом. Ему иногда становилось даже скучно от того, что события накручивались на спираль времени именно так, а не иначе. Естественно, незначительные флуктуации возникали всегда, поскольку в кодах или скриптах, как их величали главы различных конфессий, были мелкие ошибки ленивых переписчиков или скучавших создателей. Свое отношение к известному ему и нескольким тысячам других людей, предписанию он относился как и положено - что вы можете сделать с погодой? Имеем то, что имеем.

Кто-то мог бы упрекнуть Энжи в тотальном фатализме. Но его мало интересовали дебаты, даже условно-виртуальные с каким-то неведомым оппонентом. В годы зрелости его уже не посещали мучительные вопросы - а почему так, а зачем это нужно, а нельзя ли иначе ... Скажем так, Энжи Сантьяго свои вопросы успел задать и получил исчерпывающие ответы на абсолютно все - еще в отроческие годы.

Недавно отмечали пятьдесят шестой день рождения, а также пробу пера, так сказать, на политическом ландшафте. Это последнее как раз и было его маленьким секретным испытанием предписания. Можно даже сказать - Предписания. По расчетам Энжи его своеволие не могло сказаться на правильном ходе истории. Так и вышло, все, как было положено. Дэниэл Голд сменил Барни Бумера в красивом пассаже чайной революции, отправив Пиллори Клифтон в политическое небытие.

Свой тест Энжи решил провести на прошлогодней избирательной гонке. Очень скромно, не высовываясь, в течение года он подавал крупицы информации о своем участии, и даже получил некоторое количество голосов, конечно - капля в океане. Но памятуя старую поговорку о капле и камне, так называемый фриланс-кандидат узнал, в каких уездах от моря до моря есть люди, интересующиеся тем, что он собирается всем рассказать. Необычные факты в неподготовленную среду не ложатся.

* * *

В пентхаусе Дэниэла Голда царила эйфория. Так и должно быть по завершении полуторалетней гонки, обиловавшей множеством ярких встреч с митингующим народом, перепалками с однопартийцами, а затем и с язвой-Пиллари. Вступление в должность прошло на высшем уровне при огромаднейшем стечении народа. Не отказались присутствовать даже Барни, Вилли со своей язвой-женой и Джон Спарсвуд Мл. Старший занемог, но прислал поздравительную телеграмму.

Эйфория не может длиться долго, иначе слишком много нервной энергии уходит впустую. Началась рутинная жизнь переходного периода, а затем и освоение главного офиса. Гладко бывает только на бумаге. "Наших" и "ваших" оказалось примерно поровну. Проигравшая сторона стала в стойку перманентного неприятия новой власти и открыла все клапаны ненависти, клеймя победителей смертными грехами, достойными, конечно, смерти.

Зная о предстоящих противостояниях, Голд заручился поддержкой абсолютного армейского большинства, пограничников, а также сил быстрого реагирования и повсеместной помощью полицейского корпуса. Скомпрометированные тлетворной пропагандой ушедшего в тень Барни Бумера службы внешней разведки и госбезопасности нуждались в полной чистке и замене. Противостояния не дали себя долго ждать. Началась 'фиолетовая революция', как эту ситуацию обозвал известный политолог. Открывать клапаны было кому ...

* * *

Ушедший на пенсию Барни Бумер поселился с семьёй неподалеку от своей бывшей резиденции, что было удобно во многих смыслах. Просторный, но уютный трехэтажный дом на Колораме, уединенность на заднем дворике, кабинеты у каждого из взрослых и свои спальни у детей.

Накануне сотого дня после инаугурации Дэна Голда охранник принес несколько коробок со свежей почтой. Среди многих конвертов с рукописными адресами от многочисленных почитателей, активистов и соратников выделялся один, размеры и жесткость которого говорили о том, что внутри должны быть либо важные документы, либо фото, либо то и другое. Имя отправителя всколыхнуло в памяти события сорокалетней давности, вспоминать которые было запрещено по роду деятельности ...

Пройдя в домашний офис, Барни положил перед собой на стол увесистый конверт, закурил любимую кубинскую сигару, плеснул виски в стакан и нажал кнопку селектора, уведомляя всех в доме, что он будет занят и не хотел быть потревожен. Он не спешил увидеть содержимое пакета, ему казалось, что там внутри будет нечто, не соответствующее его текущим планам. Завтра важная встреча с "теневым кабинетом", хорошо бы еще раз пройтись по тексту выступления, а тут ... это. Открыв ящик стола, Барни в раздумьи задвинул туда конверт, но руки оставались на его поверхности, словно ощупывали имя того, кто отправил ...

Ох, Энжи Сантьяго, неспроста ...

Где этот старый альбом? ... В углу стояла еще не разобранная после переезда коробка с пометкой "архив"... Вот они мы, ребята-орлята, пятнадцатилетние, бездумные, шальные от фантастических приключений. Нам даже присниться вряд ли могло то, во что мы попали наяву ... Вот мы в обнимку с Энжи на фоне входа в Лэнгли ... Тут мы щелкаем друг друга в пустыне на заброшенной дороге со знаком "Проход воспрещен" ... Смешные черно-белые снимки ... А вот "контрабанда" - я его снял у кладбища в Геттисберге после митинга, где выступал Линкольн ... , а это я у камеры Теслы ... Ладно, завтра вечером. Кинув старый альбом поверх конверта, хозяин кабинета пустил струю густого дыма туда же и быстро задвинул ящик. Будет день и будет пища, пусть покоптятся немного, улыбнулся Барни и раскрыл свой завтрашний доклад.

* * *

Отшумела вечеринка, наговорили, как всегда, кучу комплиментов, рукопожатия, похлопывания по плечам, шмузинг высшего калибра. И намеки на предводительство ... Окей, спокойной ночи, дети ... Хорошие пёсы, все-все, вот вам угощенье ... Дорогая, я задержусь в кабинете ... Хорошо тут, тихо, в угловой комнате на втором этаже, все окна затенены деревьями ... не то что там - восемь лет на витрине ... Старинные часы пробили полночь ... Что же ты, старый приятель, там такое написал?

Здравствуйте, мистер Президент!

Мне доставило большое удовольствие написать вам это письмо, в котором я прежде всего хочу поздравить вас с блистательным завершением президентства. Оно войдет в историю страны как великое достижение нашей демократии.

Наряду с этим есть и другая причина, заставившая меня изложить нижеследующее - это беспокойство и озабоченность тем, что происходит в стране сегодня. Я это пишу вам как коллеге по нашему общему проекту Ar51-NT-TT-2025. Пусть вас не шокирует открытое

употребление этой аббревиатуры - через некоторое время все тайное станет достоянием цивилизации (пожалуйста, ознакомьтесь с распечатанными слайдами).

В этом весьма кратком сопроводительном письме я лишь процитирую то, что мы с вами слышали в речи Авраама Линкольна 19 ноября 1863 года при открытии Национального солдатского кладбища в Геттисберге. Вот конец его выступления, которое я записал на диктофон. Кстати, опубликованные в дальнейшем пять версий его речи почему-то опускают несколько слов:

"... Давайте же мы, живые, посвятим себя тому неоконченному делу, которые вершили здесь эти воины. Давайте посвятим себя здесь великой работе, которая нам предстоит, и преисполнимся ещё большей решимости отдать себя той цели, которой павшие здесь отдали себя всецело и до конца. Давайте торжественно поклянёмся себе и грядущим поколениям, что смерть их не окажется напрасной, что эта Богом хранимая нация обретёт возрождённую свободу. Что демократия - это прямое самоуправление, власть народа волей народа и для народа - не исчезнет с лица земли."