А если врагов натравил ее собственный отец?
Хотя быть того не может – чтобы он подверг такой опасности любимую дочь! Да ведь Раду Кришан не лизоблюд, пусть даже и ненавистник князя: он такой же враг Турции, как Дракула!
Иоана приказала предать земле всех своих мертвецов – турок же, как в прошлый раз - ее крещение кровью, - велела свалить грудой там, где они их положили. Пока это выполнялось, она поспешно вернулась к мужу.
Корнел уже достаточно пришел в себя, чтобы уверять, что способен сесть на лошадь и ехать дальше, - но Иоана не позволила этого, пока еще раз не осмотрела и не наложила мазь на его рану. Та едва ли была особенно опасна сама по себе – но крови муж потерял много; да и лихорадка могла начаться.
Однако задерживаться и в самом деле было нельзя; и, усадив раненых в седла, отряд двинулся дальше. Иоана ехала около мужа, чтобы поддержать его, если он начнет падать; наконец Корнел сердито приказал ей отвлечься от него и следить за дорогой. Кто мог знать, что еще их подстерегает впереди – или ждет в засаде в стороне!
К Тырговиште путники подъехали на день позже, чем рассчитывали, - и им еще пришлось долго объясняться со стражниками, увидевшими, как потрепан их отряд. Наконец их пропустили.
Иоана к этому времени была по горло сыта зрелищами смерти и умирания – и почти равнодушна к ним; но обнаружила, что рада вернуться в дом Испиреску. Тот теперь порою казался ей безопаснее собственного родового замка…
Тудор квохтал над раненым возлюбленным сыном как наседка над цыпленком; Иоана, отвыкшая от таких изъявлений отцовских чувств, ощутила вдруг, точно прочный жезл, на который она опиралась, ей заменила тонкая хворостина… Но ведь у нее оставался Корнел. Он исцелится и сам станет ей таким жезлом.
А там далеко, за горами и долами, у нее были щит и меч – верные, неизменные, как родная земля.
Иоане так хотелось бы не знать сомнений в этом.
А пока еще несколько недель нельзя будет говорить о возвращении Корнела к своим обязанностям при князе – как и о том, чтобы он снова делил ложе с женой.
========== Глава 24 ==========
Иоана сидела с Корнелом неотлучно – ему скоро стало хуже: рана в путешествии нагноилась, и муж начал бредить. Иоана сознавала, что вторгается в тайны души его, хранимые, быть может, только для исповеди; но не уходила, потому что только так могла понять… быть может… чего ждать от Корнела в этой страшной междоусобной борьбе. Молодой витязь бредил Дракулой, Сигишоарой, огнем и кровью… и ею, женою…
- Зовет, - стонал Корнел, пока Иоана сидела рядом и держала его пылающую руку. Голова с темными мокрыми кудрями металась по подушке. – Зовет… Красный дракон… Сил нет противиться… Я не хочу…
- Тише, - шептала Иоана, сама покрываясь потом. Она гладила возлюбленного по голове. – Знаю, что не хочешь, - но осталось совсем недолго… Потерпи… Вот-вот ты снова встанешь за нас…
А сама знать не знала, чему муж противился, чего не хотел в этом бреду: может быть, не хотел ее любви, ее ложа и ее семьи? С ними боролся за свою честь?
Но что же еще ей оставалось делать?
Рану удалось как следует промыть и зашить только дома – Корнел сам не допускал до себя помощников, изо всех сил торопя отряд. А вот теперь это вышло боком. Или же нет? Или немочь его им выгодна – ведь тем позднее он снова явится пред очи князя?
- Только бы ты остался жив, - шептала Иоана.
Она поцеловала ему руку и бережно уложила на грудь, поверх покрывала. Потом закрыла глаза – она не спала почти целую ночь, ловя дыхание мужа, и у самой сил почти не осталось.
Иоана незаметно для себя задремала. Проснулась она оттого, что муж тянул ее за рукав – легонько, как это сделал бы ребенок. Он сейчас был не сильнее.
- Что, дорогой? – прошептала она.
Взгляд Корнела был устремлен на нее – ясный, полный сознания… почти всего, о чем они с сестрою шептались дома, вдали от его ушей.
- Вы хотите, чтобы я стал изменником? – прошептал он. – Ты хочешь?
У нее из глаз покатились слезы – так доверчиво, с безрассудством влюбленного Корнел мог бы спросить ее, спрыгнуть ли ему с башни во имя ее. Когда-то они стояли обнявшись на самой высокой башне ее замка, меж зубцов, и холодный ветер вечности развевал их волосы…
Иоана закусила губу; потом ответила сдавленным голосом:
- Ты знаешь, как я тебя люблю… И никогда, клянусь всеми святыми… не принудила бы тебя к бесчестью. Но пойми, чего жизнь и тени моих великих предков потребовали от меня самой!
Корнел закрыл глаза и слабо улыбнулся.
- Ты знаешь… что жизнь стоит на крови, - слабо проговорил он. – Я знаю это еще лучше тебя… Но есть черта, которую переступить невозможно, - или рыцарь умрет на месте, и еще долго будет бродить по земле живым мертвецом и смердеть…
- У какой черни ты наслушался такого вздора? – воскликнула Иоана.
Она опасалась, что у него помутилось в голове. Но Корнел был спокоен и здрав рассудком.
- Я упырей никогда не видел, - проговорил он. – Да и не о них речь, жена… Ведь ты меня понимаешь…
- Понимаю, - ответила Иоана.
Таким живым мертвецом для Корнела был ее отец, великий боярин, - и ее мать, и, едва ли не прежде их всех, Марина!
Но не думал ли он, что величайший из живых мертвецов может сейчас восседать на валашском престоле?..
- Ты знаешь, за что мы ненавидим его, - прошептала Иоана. – Нам и нельзя испытывать к нему ничего другого! Иначе заживо сгнием мы!
Губы Корнела дрогнули в улыбке, но он промолчал, точно насмехаясь над нею. Каким же разным он мог быть!
- Я знаю, что ты любил его; да и теперь, быть может…
- Я понял многое – и многому научился от моего князя, - оборвал ее Корнел. – Что для мужчины существуют вещи, которые важнее любви!
Иоана встала над ним, как гора.
- И что же это за вещи, Корнел Испиреску? Разве учит нас Спаситель наш проливать кровь своего ближнего? Или, быть может, насиловать чужих жен и девиц? Или отнимать чужие земли во имя своего прославления?..
Корнел посмотрел ей в глаза.
- Ты хочешь теперь сказать – что ты и твоя семья изменили князю во имя святой христианской любви?
Иоану сразили эти слова.
Потом она сказала:
- Но мы не можем действовать иначе!
- А если я отвечу – что я также не могу? – отпарировал раненый. – Я воин! Мне еще менее пристало смиряться, чем тебе!
Иоана глубоко вздохнула и сказала – румянец заалел на ее щеках:
- Если ты соберешься с сердцем – иди, выдай нас господарю, как только встанешь на ноги! Я никак не помешаю тебе! Буду пользовать тебя, пока ты не поправишься, - и яду тебе не подсыплю!
Корнел рассмеялся.
- В какую же западню меня заманил твой зело мудрый отец! Воистину – я был непростительно глуп и непростительно послушен!
- Мы оба были, - напомнила Иоана тихо. – Уверяю тебя, что я также не знала ничего, когда стала твоей женой.
Корнел посмотрел ей в глаза.
- Верю. Ты мне порою кажешься настоящей ангелицей среди этой гнуси.
- Ты говоришь о моей семье! – Иоана тут же сердито ударила ладонью по его постели, отчего он вздрогнул от боли.
Потом бессильно заплакала, глядя, как изранены его молодое тело и молодая душа. Всхлипывая, Иоана проговорила:
- Жить и следовать своей судьбе – порою и значит убивать душу… Я до сих пор не понимала этого, Корнел… А ты думаешь – не жестко ли нашим владыкам сидеть на своих высоких тронах, не горько ли им есть со своих золотых блюд? Для того, чтобы простые люди оставались невинными, господа их должны превращаться в дьяволов!
- И чем один дьявол лучше другого? – усмехнулся Корнел.
- Может, и ничем, - серьезно ответила Иоана, поразмыслив несколько мгновений. – Но мой дьявол приходится мне отцом!
Корнел закрыл глаза и отвернулся от нее.
- Дай мне поспать, Иоана, - я до смерти устал…
Он будет мучить ее неизвестностью! Впрочем, таковы все мужчины, которые не способны понять – какие душевные муки испытывает женщина, не получившая ответа!