Однако под надписью никаких цветов или венков, как будто сюда никто не ходит. Хотя ведь миссис Теплтон не вчера умерла. И они не в Древнем Египте, чтобы носить дары в гробницы, усмехнулась про себя Меила.

Она положила свой розовый букетик и выпрямилась, сложив руки в перчатках на животе. Некоторое время Меила стояла прикрыв глаза, чувствуя странное стеснение.

Промозглый английский ветер шевелил ее длинные черные волосы, забирался под пальто. Кто мог сказать, когда чужая душа стучится в твою - а когда это лишь болезненное воображение?..

Египтянка прикрыла голову шалью и пошла прочь. Она спешила выбраться с кладбища и не смотрела по сторонам; однако краем глаза заметила такую же одинокую фигуру, пробирающуюся между могил, и невольно вгляделась пристальней.

Молодая женщина, в светло-сером приталенном пальто, и с непокрытой головой, только в ярком расписном шейном платке. Не слишком ли веселая расцветка для кладбища?..

Узнав женщину, Меила вскрикнула и чуть было не попятилась. Но потом со злостью прикусила губу и двинулась навстречу. Хватит бегать.

Эвелин увидела своего врага, когда между ними осталось футов десять. Она тоже не стала бежать и дождалась, пока Меила приблизится. Как будто для египтянки было важнее вновь очутиться с возрожденной Нефертири лицом к лицу…

Некоторое время женщины в упор рассматривали друг друга. Загар Эвелин сошел, и на лицо легла лондонская усталость. Меила с некоторым злорадством отметила, что ее красота тоже не вечна.

Наконец Эвелин спросила:

- Кого ты навещала здесь?

Она даже попыталась улыбнуться. Как ни в чем не бывало. Но не возобновлять же вражду в таком месте…

- Миссис Теплтон, - ответила Меила. - Мою английскую воспитательницу. Я ее любила.

Горло сжалось при этих словах, и египтянка поправила воротник. Эвелин кивнула.

- Ясно.

Ничего не говоря и не глядя друг на друга, женщины вместе пошли к выходу. Оказавшись за высокими воротами, они остановились.

- А я навещала родителей, - вдруг сказала англичанка. Они уже вышли на Олд Бромптон-роуд, и мимо торопились люди, огибая их. Почувствовав, что мешают движению, Эвелин и Меила медленно пошли вперед, как будто им было по пути.

- Мама и папа погибли в авиакатастрофе, очень давно, - продолжила Эвелин через несколько шагов. - Суеверные люди говорили, что их настигло проклятие… а я думаю, что первые аэропланы были такие ненадежные…*

Эвелин улыбнулась, и Меила невольно фыркнула.

- Ты больше не веришь в проклятия?

Тут вдруг Эвелин остановилась; ее серые глаза расширились, словно до женщины только что дошло, с кем она говорит. Англичанка поколебалась, но не ушла: она кивнула Меиле на пустую скамейку.

Меила без возражений проследовала за Эвелин; женщины сели рядом.

Эвелин поправила завиток темных волос, сжала руки на рамочном замке сумочки… а потом спросила, с почти прежней энергией и живостью:

- Скажи, ты теперь… его жена? Ведь Имхотеп снова стал человеком, если ты смогла зачать от него ребенка? Я имею в виду…

Эвелин запнулась и отвела глаза. Неистребимая английская стыдливость, подумала Меила, улыбнувшись.

- Да, Имхотеп человек, - ответила египтянка. Она вдруг поняла, что Эвелин нужно все сказать, и что это - безопасно. - У нас родилась дочь, Фэй.

Эвелин просияла.

- Это прекрасно!

Поразительное существо. Она словно бы уже не помнила, что говорит с собственной убийцей и похитительницей своего сына. Но тут же темные брови Эвелин снова сдвинулись: миссис О’Коннелл все же не превратилась в кладбищенского ангела.

- Мне нужно идти.

Женщины молча поднялись и продолжили путь. Но вернувшаяся враждебность стала тяготить их, и скоро они опять остановились.

Теперь уже казалось неловко разойтись, не попрощавшись.

- Передай привет мужу и сыну, - сказала Меила. Она засмеялась при виде гневного выражения Эвелин и шагнула назад. - А ведь я спасла Алексу жизнь! - прибавила египтянка.

Лицо Эвелин на мгновение застыло, будто она только что осознала эту мысль. Останься ее сын в Лондоне, он бы безусловно погиб.

Потом Эвелин кивнула и, повернувшись, зашагала прочь: темная масса кудрей вздрагивала на спине.

Меила еще какое-то время не двигалась с места, глядя Эвелин вслед. Случайно ли она спросила про Имхотепа? Может быть, О’Коннеллы наняли детектива, следить за ними?..

Однако сегодняшней встречи Эвелин определенно не планировала.

Меила поймала такси: гулять по Лондону посреди зимы было все-таки сомнительным удовольствием. Она достаточно гуляла с дочерью.

Глядя в окно желтого “Рено”, египтянка думала, почему О’Коннеллы не завели еще детей. Может быть, неспособны? Она как-то читала в одном любопытном социологическом исследовании, что с ростом благосостояния и культуры якобы снижается способность производить потомство. Не зря же больше всего детей рождается у бедняков…

Скорее всего, мистер О’Коннелл пользуется “резинками”. Но дело явно не только в этом. Такова тенденция во всем “цивилизованном мире”.

Как будто боги - или природа, или “коллективное бессознательное”, или что-то еще приспосабливали человеческую фертильность под новые потребности.

Имхотеп встретил Меилу в прихожей, и молча обнял. Потом сам помог раздеться. Жрец ждал, пока супруга все расскажет: а ведь чувствовал, что ей есть что сказать.

Когда они прошли в гостиную, Меила рассказала про встречу с Эвелин. Имхотеп выслушал внимательно - а когда Меила, увлекшись, принялась делиться соображениями, почему у О’Коннеллов больше нет детей, развеселился вместе с ней. Он согласился с тем, что идея жены насчет цивилизованных людей похожа на правду.

- Их несчастье в том, что они не понимают, - жрец широко развел руки, точно хотел охватить все, что обозревал мысленно, - не понимают, как все связано. Это их “маат”, которую они не видят в ее целостности, как видели мы… Священного закона больше нет, и каждый сегодня действует так, как будет выгодно ему завтра. Но истина всегда мстит за себя.

Меила отвернулась.

- Будет ли истина теперь мстить нам? - тихо пробормотала она.

***

Они пришли к Линдсеям на следующий воскресный обед - со свежими булочками со смородиновым джемом, с большой жареной индейкой, точно на Рождество.

Разрезая птицу, хозяин дома напомнил об этом, лукаво улыбаясь.

- Мы с женой подумали, что вы, скорее всего, не празднуете наше Рождество, и решили это компенсировать.

Миссис Линдсей и их юная дочь, Белла, смотрели на Меилу и Имхотепа затаив дыхание. За столом был также и Бартоломью, старший сын Линдсеев, который пришел к родителям в воскресенье. Меила улыбнулась, принимая подачу хозяина.

- Мы действительно не соблюдаем религиозных традиций. Мусульманских тоже. Я бы сказала, что у нас с мужем собственное понимание религии.

Миссис Линдсей оживилась при этих словах.

- Сейчас немало людей, даже старшего поколения, разделяет такие взгляды. Война очень поспособствовала этому… разброду.

- Война хорошенько встряхнула мир, дав новый толчок к развитию, - рассмеялся Оскар Линдсей. - И боюсь, что не последний.

Он помрачнел.

- Говорят, что в Германии и Италии расцвет фашизма. Безработных, оставшихся в результате кризиса, Германия задействовала на строительстве новых железных дорог и оружейных заводов…

Египтянка посмотрела на мужа. Имхотеп сидел прямой и собранный: точно именно сейчас наблюдал, как вершится судьба мира.

- Верно ли я слышала, Оскар, что Британия сейчас сама поставляет Германии средства? - спросила Меила.

Оскар Линдсей медленно наклонил голову. Он поиграл вилкой, которой едва прикоснулся к своей остывающей индейке.

- Боюсь, что да. Наши крупные компании и наше правительство, как я считаю, плохо сознают последствия.

- Они заботятся о мире в Англии, - сказала миссис Линдсей. Улыбнулась Меиле - кажется, у нее была пара фарфоровых зубов. - Впрочем, я уверена, что Египет волнения тоже пока обходят стороной. Я слышала от мужа, что ваша страна до сих пор незыблема, как во времена фараонов.