Сильны были на Москве боярские семейства: славны своими богатствами и вотчинами, могучи отрядами челяди и боевых холопов, выступавших с хозяевами в военные походы; велики доверием государей, князей московских, допускавших их в свое правительство – Боярскую думу. Но более всего крепки были боярские фамилии своими родословиями, которые оберегали издревле пуще любых богатств. Потому что всего мог лишиться попавший в государеву опалу боярин – казны, вотчин, места в думе и даже самой жизни. И лишь родовой чести, дедовской славы и отеческих заслуг не мог отнять у боярина государь. Потому и определялось место боярского рода при дворе не количеством денег в сундуках, не размерами вотчинных владений, не численностью челяди, а древностью рода и честностью службы предков прежним великим государям московским. Оттого и следует повествование о первом наследнике угасшей династии Рюриковичей, царе Борисе Фёдоровиче Годунове, начать с рассказа о его предках.
Род Годуновых происходил от древнего и некогда знатного боярского корня. Предки будущего царя были боярами в Костромском княжестве, имевшем во второй половине XIII – начале XIV в. весьма сложную и бурную политическую историю. Кострома с прилежащими к ней землями несколько раз переходила из рук в руки, доставаясь поочередно представителям разных ветвей рода князя Всеволода Большое Гнездо. В 1304 г. костромским князем был провозглашен сын московского князя Даниила Александровича, Борис Данилович. Однако в том же году князь Борис был захвачен в плен сторонниками тверских князей, соперничавших с Москвой. Этот переворот вызвал столкновение между костромским вече и сторонниками Твери, в результате которого были убиты несколько бояр, в том числе боярин Александр Зерно, считающийся основателем известных впоследствии боярских родов Вельяминовых-Зерновых, Сабуровых и Годуновых. Надо полагать, Александр Зерно был в числе костромских сторонников тверских князей. Его потомки, Годуновы, продолжали владеть вотчинами под Костромой и через 300 лет после гибели основателя их рода.
Сын боярина Александра, Дмитрий Зерно, оказался на службе московских князей приблизительно через четверть века после гибели отца. В 1328 г. московский князь Иван Данилович Калита получил ярлык на половину Великого княжества Владимирского, в которую входила Кострома. Надо думать, тогда и началась служба боярина Дмитрия Зерна, а затем и его потомков московским государям. Его внук Иван Иванович получил прозвище Годун (значение которого толкуют по-разному: то ли «угодный», «желанный», то ли «глупый»). Именно от него и пошла фамилия Годуновых.
Впрочем, родословная легенда Годуновых в качестве основателя фамилии называла золотоордынского мурзу Чета, выехавшего на службу к Ивану Калите около 1330 г. Именно поэтому Пушкин в трагедии «Борис Годунов» упоминает о татарском происхождении своего героя – «Вчерашний раб, татарин, зять Малюты…». Исследователи полагают, что легенда о татарском мурзе Чете возникла лишь в последней четверти XVI в. (именно тогда, когда началось стремительное возвышение Годуновых). Зачем же Годуновым понадобилось «сочинять» себе татарского предка, если их настоящие костромские корни уходили в более древние времена? Вероятно, причина была в особенностях местнических счетов между московскими боярскими родами. Семейства, которые не служили никаким другим князьям, кроме московских, в иерархии местнических счетов стояли выше родов, которые до перехода на службу в Москву были слугами других князей. Версия родословной легенды, производившая Годуновых от мурзы Чета, делала эту семью исконными слугами московских князей, тогда как родословие, ведущееся от боярина Александра Зерна, указывало на службу предков Годуновых костромским и, возможно, тверским князьям. Поэтому вымышленный татарский предок в качестве родоначальника фамилии был предпочтительнее костромского боярина.
Несмотря на то что версия о татарских корнях Годуновых давно и аргументированно отвергнута специалистами по генеалогии российских боярских родов, даже и в наши дни находятся энтузиасты, пытающиеся разглядеть на портретах Бориса Годунова «характерные азиатские скулы». Что особенно забавно, если учитывать одно обстоятельство – прижизненными портретами Бориса Фёдоровича мы не располагаем. Самый ранний из его портретов был написан почти через 70 лет после смерти Годунова, когда уже нельзя было найти ни одного человека, который мог бы составить хотя бы словесное описание внешности этого царя.
В XV – первой половине XVI в. непосредственные предки Бориса Годунова не могли похвастаться высоким положением при дворе московских государей – род, согласно терминологии того времени, «захудал». Правнук Ивана Годуна, Фёдор Иванович Годунов – Кривой (такое прозвище, нередкое у служилых людей XVI–XVII вв., могло указывать на увечье – отсутствие одного глаза), был помещиком Вяземского уезда. Младшим, вторым сыном Фёдора Кривого и был будущий царь, Борис Фёдорович Годунов.
Считается, что Борис Годунов родился в 1552 г., в год взятия русскими войсками Казани. Достоверными сведениями о первых годах жизни Бориса мы не располагаем, впервые обнаруживая его имя в документах в 1567 г., когда ему должно было уже исполниться 15 лет. Пятнадцатилетие для юноши из семьи служилых людей было важным жизненным рубежом, своего рода моментом наступления совершеннолетия: именно в этом возрасте недоросль превращался в новика, то есть начинал служить государю. Свою службу Борис начал при дворе Ивана Грозного, чему, надо полагать, был обязан протекции своего дяди, Дмитрия Ивановича Годунова, служившего с 1567 г. во дворце в чине постельничего (должность важная, подразумевавшая полное доверие со стороны царя и возможность доступа в личные покои государя в любое время дня или ночи). При дворе стала жить и сестра Бориса Фёдоровича, Ирина, которой в будущем предстояло стать супругой царевича Фёдора Ивановича, а затем и царицей. Борис и Ирина долго еще будут практически всем обязаны своему дяде, оставшемуся единственным их близким родственником. Их отец, Фёдор Годунов-Кривой, умер около 1568 г.; после 1571 г. исчезают из документов упоминания об их старшем брате, Василии Фёдоровиче. К 1575 г. он уже определенно умер, поскольку грамота о пожертвовании Годуновыми костромскому (Ипатьевскому) монастырю вотчины написана лишь от лица Бориса Фёдоровича Годунова и его матери, Стефаниды Годуновой. Стефанида через несколько лет после этого приняла постриг под именем Сундулея; к 1585 г. в живых не было и ее.
Первое известное нам упоминание о Борисе Годунове в документах датируется 20 сентября 1567 г., когда Иван Грозный с войсками выступил из Москвы к Троице-Сергиеву монастырю, а оттуда в направлении Новгорода, откуда запланировано было вести боевые действия против «государева недруга» – польского короля Сигизмунда II Августа. Вместе с царем в чине стряпчего в походе принял участие пятнадцатилетний Борис Годунов. Из пяти перечисленных в росписи похода стряпчих он записан последним. Чин стряпчего – вполне обычное начало службы для юноши из знатной семьи, каковым и являлся Борис. Из стряпчих прямая дорога лежала в государевы стольники, которые, как и стряпчие, должны были находиться в услужении у государя. Разница между стряпчим и стольником при дворе была скорее возрастная, чем должностная – стряпчими были в большинстве едва начавшие службу молодые новики, в то время как стольники – люди уже более солидного возраста (в силу этого они чаще получали назначения на службу за пределами дворца).
Карьера Бориса Годунова начиналась в годы опричнины, в которую он, как и прочие вяземские вотчинники, должен был попасть вместе со всей своей родней (Вяземский уезд был взят Иваном Грозным в опричнину сразу, в момент ее учреждения в 1565 г.). Годуновы были вотчинниками и в Костромском уезде, который также был взят царем Иваном в опричнину, хотя и несколько позже, в начале 1567 г., примерно за полгода до первого известного нам упоминания о службе Бориса Годунова. Около этого же времени Иван Грозный переехал жить на свой опричный двор в Москве, между Арбатом и Никитской улицей. Надо полагать, что именно там и начиналась придворная служба Бориса Годунова.
