Но если этот центр находит себе постоянное место в первой, оплодотворенной, клетке, у него должно быть свое место и в развитом плоде, а впоследствии и во взрослом индивиде. Где же его местонахождение у еще не родившегося ребенка? Ответ не вызывает сомнения — там, где плод соединяется с пуповиной. А у взрослого? Да все там же, в области пупка. Этот эмоциональный первичный центр залегает где-то в основании солнечного сплетения нервных узлов.
Не претендуя на терминологическую точность, мы хотим лишь указать на некую научную ошибку. Почему бы не предположить, что центр первичного, конструктивного сознания у всех млекопитающих находится вовсе не там, где его обычно ищут ученые, а в центральной части брюшной полости, в районе пупка или важного нервного центра, называемого солнечным сплетением? Откуда мы это знаем? Мы это просто чувствуем точно так же, как чувствуем голод, любовь или ненависть. А уж на основании подспудного знания человека о том, что представляет собою он сам, наука может искать материал для анализа, подвергая критической оценке это знание, доказывая его истинность или ложность.
Всем нам приходилось держать на руках новорожденного или хотя бы грудного младенца, и мы не могли не обратить внимания на разницу ощущений от прикосновения к маленькому, круглому и упругому животу малыша и к его маленькой, круглой и мягкой голове. По этим ощущениям мы могли судить о том, где просто мякоть, а где настоящая жизнь. Все мы видели слепых щенков или слепых котят и слышали, как они пищат. Но откуда берется этот писк? Что это — некие диктуемые мозговой деятельностью восклицания? Нет, это чревовещание: звук исходит из желудка. Там находится центр бодрствования. Посредством писка этих неуклюжих новорожденных существ заявляет о себе их первое, зародившееся еще в плоде сознание. Это не что иное, как бессознательное, обращающееся к нам прямо из того важнейшего брюшного центра, где и у человека располагается его предсознательный «ум».
Здесь, по телу пупка, происходит разрыв новорожденного существа с субстанцией, давшей ему жизнь, здесь впервые разрывается связь. Здесь шрам, как раскрывшийся бутон, навсегда останется напоминанием о боли и первом расцвете индивидуальности. Здесь отметина нашего одиночества во Вселенной, клеймо и печать нашей свободы, нашего совершенства и нашей неповторимости. Отсюда сравнение пупка с лотосом. Отсюда мистический ритуал созерцания собственного пупка. В этом ритуале высший ум полностью растворяется в низшем и первоначальном сознании: последнее сознание возвращается к первому.
Каждая мать понимает это лучше любого философа. Она знает, что такое этот разрыв, знает, что он навсегда разъединяет ее и рожденное ею дитя, давая ему возможность жить своей собственной, отдельной и свободной жизнью. Знает чудную, трепетную розу пупка, нервно содрогающуюся, так что кажется, будто она наделена чувствами и сознанием; знает, как больно этой розе и как она плачет, тоскуя по прежней, разорванной связи, и в то же время смеется, ликуя от ощущения органической полноты своей отдельности и индивидуальной свободы.
Большое солнечное сплетение симпатической нервной системы — это мощный и активный физиологический центр новорожденного. Этим центром младенец вновь тянется к матери, криками и плачем моля об исцелении свежей раны, о восстановлении прежнего их единения. Этим центром направляется его рот, слепо тыкающийся повсюду в поисках материнской груди. Как же он сможет ее найти — еще ничего не видя, ничего не понимая?.. Но не требуются тут ни зрение, ни разум. Помещающееся в брюшной полости великое предсознание посылает младенцу опережающий сигнал — и его, как магнит, с силой притягивает к себе материнская грудь, словно излучающая живой магнетизм.
Приникая к материнской груди, младенец до какой-то степени восстанавливает прежнюю связь с телом матери. Этот удивительный процесс возвращения к прежнему органическому единству — в дородовое состояние — в то же время есть и стимулирование, питательное поддержание новой индивидуальности. Ребенок испытывает глубокое удовлетворение от проявления силы своей собственной, новой воли. Он теперь живет и действует по законам своего собственного космоса, управляемого им из своего собственного, индивидуального центра, но при этом все еще не теряет связи с соседним космосом — материнским телом.
Теплый, животворный поток вновь устремляется из материнского тела в ноющую брюшную полость ребенка, недавно отделенного от матери. Развитие жизни невозможно без этих разрывов, отделений, катастроф: боль — спутница не только смерти, но и жизни. Быть может, нам недостает мужества и в дальнейшем нашем существовании переживать эти животворящие боли? Если бы мы могли вырваться из привычных пут разума и прислушаться к нашему бессознательному разуму, мы обрели бы это мужество с лихвой. Просто мы засиделись в материнской утробе рассудочности.
Великий магнетически-динамический центр нашего первосознания мощно действует в солнечном сплетении. Это им ребенок познаёт новый для него мир в самом начале жизни, когда умом он еще ничего познать не может. У него нет еще зрения, почти нет ощущений и уж вовсе нет никакого мышления. Нам кажется, что у него нет никакой связи с внешним миром; в глазах у него абсолютная тьма, густая, как протоплазма. Но он сознает и чувствует животом — настолько четко и ясно, что это иногда вызывает у нас ужас и чуть ли не раздражение. Точно так же мать нутром своим знает свое дитя — как ни за что и никогда не могла бы знать его головой. Ведь он не может ни мыслить, ни говорить — он может только чревовещать. Но в ответ на это чревовещание из нервного центра матери, из ее солнечного сплетения, исходит прямая, самопроизвольная эманация, посредством которой происходит ее непосредственное общение с нервным центром младенца, что пульсирует в его животе. Так совершается взаимный обмен знаниями, неизрекаемыми знаниями, знаниями в чистом виде, которые, будь они переданы в ином виде, будь опосредствованы и разбавлены любыми иными средствами выражения, бесконечно много потеряли бы и в целостности, и в полноте.
Взаимообмен этот — словно нежное, мягко струящееся, творящее электричество, текущее между великими нервными центрами матери и ребенка. Электричество Вселенной — губительная сила, но живое электричество общения — сила творческая, созидающая. Оно циркулирует между двумя полюсами эмоционального бессознательного двух теперь уже отдельных друг от друга существ, в каждом из них устанавливая первосознание — святой, всеобъемлющий, главнейший поток нашего сознания.
Но есть здесь и другая сторона медали. Эманация между матерью и младенцем несет в себе не одно лишь нежное единение. Она еще способствует и постоянному расширению ранее наметившегося между ними разлома. Поражает богатством оттенков и форм их общение — и в то же время неуклонно увеличивается между ними разобщенность. Если б мы только могли уяснить себе, что эти два процесса должны на протяжении нашей жизни всегда идти рука об руку — и в любви, и в творчестве! Ибо конечная цель человеческого существования заключается в совершенствовании каждой отдельно взятой индивидуальности, единственной в своем роде и неповторимой, а это невозможно без совершенной гармонии между любящими друг друга личностями — носителями этой индивидуальности. Такая гармония, в свою очередь, невозможна без определенной толики одиночества каждого из них, уравновешенного одиночеством другого.
Так же и младенец: находясь в полном единении с матерью, он в то же время нащупывает пути к отдельному, одинокому, независимому существованию. Один процесс — единение — не может протекать без другого — все более углубляющегося разобщения. Новорожденное дитя поначалу испытывает влечение к первичному истоку, льнет к нему и без него обходиться не может. Кажется, что у него пока еще функционирует только тот нервный центр, который побуждает его к единению, к полной близости с матерью. Младенец плачет от страшащего его одиночества, он протестует против разорванной связи. Он радостен и покоен лишь тогда, когда его допускают к груди: тогда он чувствует себя почти так, как будто вернулся назад в утробу.
