— Я когда-то тебе такое говорил?

— Не то, что бы сказал… Сначала я предполагал, что Кира, в нашем случае речь идет именно о первом Кире, был молод, полон юношеского максимализма. Поэтому я решил, что ему от силы двадцать лет. Далее, когда в игру вошел второй Кира, я сделал идентичный вывод, исходя из убийств. Не было какой-то определенной схемы, умирали только преступники, значит, ни первый, ни второй Кира не был заинтересован в устранении конкурентов, им управляло только обостренное чувство больной справедливости. Следовательно можно сделать вывод, что они молоды и не имеют отношения к коммерческим и финансовым сферами. У Киры в руках огромная власть и он не брезгует ею пользоваться, продолжая убивать и карать преступников.

Лайт кивнул:

— Звучит интересно, — он посмотрел на темноволосого детектива, — но это только догадки, у тебя совершенно нет доказательств.

— Может быть, но я уверен в своей теории. Несмотря на то, что убийства продолжаются и я пока ничего не могу с этим сделать, — Эл склонил голову. — Если бы Кира сузил круг своих жертв до определенной сферы, например, сферы бизнеса, то, несомненно, его было бы гораздо проще поймать.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что если Кира имеет дело с деньгами и властью, ключевое место будут занимать деньги. Кира будет убивать ради них, устранять конкурентов, чтобы получить свои грязные, кровавые деньги. Ослепленный такими возможностями, но оступится и где-нибудь наследит, Лайт-кун.

Лайт снова кивнул и почувствовал, как начинает дрожать.

— Тебе холодно? — спросил Эл, от внимания которого не укрылась даже такая мелочь.

— Немного, — признался Лайт, — но я не хочу возвращаться обратно. А ты? Разве ты не замерз? Ты не носишь обувь и даже не надел носки.

— Я в них не нуждаюсь, — пожал плечами детектив.

Лайт снова перевел взгляд на Токио. Солнце поднималось все выше и выше, пока они вели разговор о Кире, о власти и о деньгах. Сейчас яркие лучи уже били по глазам. Лайт был рад, что Эл пригласил его на крышу встречать рассвет. Это казалось даже романтичным, что никак не соответствовало образу сыщика.

Несмотря на то, что еще только прошлым вечером Лайт с ненавистью продумывал план о том, как накачать детектива наркотиками, сейчас он чувствовал неожиданный прилив горячей любви к Элу. Это было странно испытывать подобные чувства к человеку, который был уверен, что он массовый убийца, который больше месяца держал его за решеткой одиночной камеры, который приковал его к себе наручниками, который буквально изводил его каждую ночь, мешая спать. Было много аргументов, почему эта любовь считалась ненормальной, но Лайт не мог ничего с собой поделать.

Вдруг он почувствовал, как его руки что-то коснулось. Опустив взгляд, он заметил, как Эл, не отрывая глаз от городского пейзажа, смущенно взял его за руку, сплетя их пальцы.

Они по-прежнему молчали, глядя на утреннюю панораму, будто стесняясь друг друга и такого сентиментального момента.

Лайт чувствовал под пальцами пластырь Эла, который так его и не снял.

Браслеты наручников на их запястьях звонко стукнулись друг о друга.

— Эл.

— Да?

Эл все еще не смотрел на Лайта, но отметил, что вместо обычного «Рьюзаки», он назвал его по имени.

— Я люблю тебя, — сказал Лайт, повернув голову и, наконец, взглянув на Эла.

— Да, — Эл взглянул на него, очаровываясь ясными, карими глазами, которые не могли лгать. — Я тебе верю.

Всего три слова в ответ на другие три слова. Лайт знал, что его «Я тебе верю» означали гораздо больше, чем ответное признание. Эл верил ему. Доверял.

Лайт искренне улыбнулся. Не каждому доводилось видеть эту улыбку.

Где-то далеко-далеко зазвенели церковные колокола.

Они стояли молча, плечом к плечу, держась за руки — детектив и подозреваемый, два любовника, стоящих высоко-высоко над всем городом лицом к восходящему солнцу.

Ослепленные светом.

***

— Что случилось, Ватари? Неприлично так рано звонить.

— Прости, Рьюзаки. Просто… То есть… Я…

— В чем дело, Ватари?

— …Где ты?

— В постели.

— Ты спал?..

— Немного.

— Это хорошо. Ты знаешь, спать полезно, не пренебрегай этим, это пагубно для здоровья.

— Да, я знаю. Ты постоянно так говоришь. Ты звонишь только из-за этого?

— Я… Рьюзаки, я… Я знаю, что ты не любишь, когда вмешиваются в твои дела, указывают тебе что делать и как питаться, и тому подобное, но надеюсь, ты не разозлишься, если я спрошу… Где мальчик?

— Лайт?

— Кого я еще могу иметь в виду?

— Он спит, Ватари.

— В одной постели с тобой?

— Разумеется. Если ты не забыл, он прикован к моей руке.

— Рьюзаки… Ты ведь понял, что я имел в виду.

— Я не пойму, если ты не скажешь прямо, Ватари.

— Хорошо, я спрошу напрямую. У тебя ведь с ним половая связь, я прав?

— В настоящий момент нет.

— Рьюзаки…

— Ты снова был неконкретен.

— Ты состоишь в сексуальных отношениях с Ягами Лайтом… Человеком, который подозревается в том, что он — Кира, правда?

— Все верно, Ватари.

— Понятно. Тогда могу я спросить еще кое-что… Почему?

— Потому я так хочу, Ватари. Меня все устраивает. Я даже думаю, что люблю его. И да, я знаю, что это может показаться странным, учитывая, что прежде я не выказывал интереса ни к чему подобному, пока не…

— Рьюзаки, я считаю, что ты поступаешь глупо и безответственно.

— Почему? Я никогда еще не чувствовал себя так хорошо, Ватари. Разве я не человек, в конце концов?

— Этого-то я и боялся.

— Чего боялся? Что однажды я встречу того, кого полюблю?

— Нет, не так. Не подумай, что я не желаю тебе счастья, Рьюзаки, но… Эти отношения, они… неправильные.

— Да, я знаю.

— Тогда зачем ты все это продолжаешь?

— Потому что мне это нравится. Я хочу его целовать, я хочу спать с ним, и я знаю, что это противоречит природе и моральным устоям. Я знаю, что относился ко всему этому с презрением, но в итоге я сам, Ватари, сам выбрал этот путь.

— Рьюзаки… Не то что бы я не был рад тому, что ты познаешь все грани своего существа, но это ненормально. Да, людям свойственны желания такого рода, но… но этот мальчишка… Есть уйма причин, по которым ты должен немедленно разорвать с ним такие отношения.

— Пожалуйста, Ватари, не мог бы ты мне их перечислить, не уверен, что согласен со всеми из них.

— Как пожелаешь. Вы с ним одного пола, он намного моложе, он сын заместителя директора японской полиции господина Ягами, ценного члена следственной группы, и, что самое главное, он подозреваемый в деле, а самая главная причина в том, что это ты его подозреваешь, ты знаешь, что он виновен.

— Во-первых, Ватари, я удивлен, что ты упомянул то, что мы одного пола. Неужели для тебя имеет значение то, что я, как это говорится, гомосексуал?

— Это не так, но… Рьюзаки, я не думаю, что он гомосексуал. Все его бывшие подружки…

— Я хочу напомнить тебе, что именно он стал инициатором подобного рода отношений.

— Рьюзаки, извини, что затронул эту тему, я не хотел тебе напоминать, что он сделал с тобой в тот день, но тебе не кажется, что он преднамеренно манипулирует тобой? Он еще совсем молод, у него играют гормоны, а ты приковал его к себе. Возможно, все, что происходит между вами, просто иллюзия. И, кроме того, разве могут нормальные отношения начаться с изнасилования?

— Я разобрался с этим, Ватари. Лайт-кун был наказан за то, что сделал со мной.

— Это хорошо, но что насчет других аспектов? Например, его возраст. Он еще не достиг совершеннолетия.

— Ему восемнадцать, Ватари, по европейским меркам он вполне способен отвечать за свои поступки. К тому же, не думаю, что ошибусь, если скажу, что до этого он не был девственником. Он популярен у девушек, как ты сам сказал.

— И тем не менее, Рьюзаки. Ему восемнадцать, а тебе почти двадцать пять. Он подросток, а ты взрослый человек. Если люди узнают о том, что за отношения между вами, этого не поймут. Все подумают, что ты принудил его к этому, чтобы удовлетворить свои сексуальные желания. Спрос всегда со старших.