<p>
</p>
<p>
…</p>
<p>
</p>
<p>
Начался обеденный перерыв. Ваня решил пройтись, подышать воздухом, а заодно и купить свежих овощей, чтобы было чем дополнить свой обед на работе.</p>
<p>
А потому направил стопы свои к лоткам полустихийного рынка, где уже давно кипел и кучковался народ. Иван устроился в очередь туда, где торговали свежими огурцами и помидорами. Солнце всё припекало, накаляя бетон и асфальт. С кирпичной стены за торговыми рядами наполовину слезла штукатурка. Иван подмечал всё это, старался хоть на чём-то сосредоточить внимание – это едва ли получалось, уж очень он был подавлен, разбит и опутан щупальцами мрачных мыслей. И мерещилось ему, будто кто-то большой, исполинский, стоит за ним, видит каждый его шаг, знает о нём всё, рассматривает – как на ладони. Эх, Ваня, Ваня… Вот, кажется и подошла твоя очередь. Иван приблизился и наклонился к ящику с томатами, чтобы получше их рассмотреть. И тут за его спиной что-то бумкнуло. Брякнулось. Глухо, неотвратимо так. А затем послышались охи и возгласы.</p>
<p>
– Да что же это! Ничего себе! Такой молодой… Кто-нибудь! Батюшки! Скорую!</p>
<p>
Ваня непонимающе обернулся. И увидел багряный винегрет на асфальте. Сверху откуда-то, с ветхой стены, сорвался кирпич и угодил углом своим прямо в темечко некоему парню, что за Иваном стоял в очереди. Буквально двадцать сантиметров вправо… и уже не этот парень с раскроенным черепом валялся бы безвольным тюфяком на асфальте. Ваня потёр голову. «На его месте… должен был быть… я», – как-то само выкристаллизовалось в сознании. И Ване в тот же миг стало холодно, как в родниковой воде, – так сильно его прошиб озноб в те секунды. «Кто-то охотится за мной… это Она, Она… И как? И как быть? Как жить, если ты у Неё на ладони?» – вот что за мысли крутились в мозгу, пока он шатаясь, так и не купив помидоров, ковылял до дома. Обеденный перерыв кончался. Надо ещё на службу вернуться, но… Иван уже не вернулся на работу в тот день. Он слёг. Жара и неподконтрольные тяжкие думы почти доконали его.</p>
<p>
Он еле добрёл до своего дома. По пути, у магазина на углу, на перекрёстке, ему встретился бездомный пёс. Он будто ждал чего-то. Сам шелудивый весь, плешивый, лапы подгибаются. Едва Иван приблизился ко псу, тот задрожал и заметался в судорогах, кашляя так, будто его изнутри кто-то рвал на части, а потом… упал с тротуара на проезжую часть и сдох. Судороги ещё отдавались в конечностях и в шее животного эхом, из пасти на дорожное пыльное полотно потекла кровь со сгустками. И всё это стало тут же поджаривать полуденное солнце. Ваня не мог больше выдержать, закрыл рот рукой и засеменил ещё быстрее к своему подъезду, а земля, казалось ему, уходила из-под его ног, – вот как стало нехорошо.</p>
<p>
У самого подъезда Иван разглядел валяющуюся возле лавочки тушку голубя: автомобиль переехал птицу, и пернатый маленький труп теперь был вдавлен в грунтовую дорогу, а шея, что переливалась когда-то перламутром, была свёрнута под самым неестественным к тельцу углом.</p>
<p>
А у Вани внутри при виде этого (и многого ещё до того) как будто язва внутри открылась. «Откуда же столько знаков Смерти сразу вокруг меня? Зачем? Зачем??? Этот парень, пёс, голубь? Для чего они жили, если так глупо погибли? Что же это за исход такой, что за безвыигрышная лотерея?»</p>
<p>
Ответ на эти вопросы ему предстоит искать ещё долго. Важные темы почти никогда не раскрываются сразу.</p>
<p>
</p>
<p>
…</p>
<p>
</p>
<p>
Тишь, едва различимо дыхание ветра в ветвях, лишь лениво плывут облака, и Луна наливается в небе – полным белого яда яблоком. Прямо как в ту ночь, когда дедушка помирал. И интерьеры вокруг тоже совсем как те, где жил дедушка… Закопчённые стены с обоями, рисунок которых уже не разглядеть, и вязанные половики, пропахшие пылью и старостью, и неровный скрипучий пол, и чуть прогибающийся потолок, и ветхая со множеством перин кровать, от которой веет уютом… и нафталином. Ваня осматривается внутри. Всё такое… привычное. Вот только деда в кровати нет. Пуста комната, пуст дом, пусты столы и постели – и только свет мертвенно-бледной Луны проникает сквозь мутные стёкла окна, ложась бликами на ковры и иконки в красном углу. И вдруг в одном из оконных проёмов взгляд уловил чей-то контур. Кто-то брёл за окном – кто-то мрачный, неясный, безмолвный и неколебимый. Крупная фигура в тёмном, темнее ночного воздуха, балахоне двигалась вдоль дома – от первого окна ко второму, от второго – к третьему, и так дальше. Скоро этот кто-то окажется у входа в хату и, наверное, захочет проникнуть в дом. Но кто бы там ни был, чья бы мантия там ни колыхалась, Ваня не хотел такого позволить. И он выбежал из домика мигом, полный намерения остановить Старуху с косой – или Жнеца, или ангела Азраила, неважно. Он всё готов был сделать, чтобы не дать пришедшей сущности совершить своих дел – чтобы оставить здесь деда.</p>
<p>
Он встал на пороге. А на расстоянии не больше трёх десятков шагов (и эта дистанция всё сокращалась) вздымалась безмолвная Смерть, вдвое превосходящая его по росту. Фигура безликая, полы балахона до самой земли, капюшон закрывает всё сверху. Силуэт Её отливал эбонитом, будто вороново крыло, в лунном блеске. А Её одеяние, теперь-то он разглядел… оно было и балахоном, и саваном, и мешком для трупов сразу – и белое, и чёрное, и цвета гнили и плесени одновременно. Из под этих одежд виднелись лишь руки. И в серых костлявых руках рослой, могучей Смерти была игла…</p>
