Одного пламенного — магически самого слабого из всех — они все же потеряли, и уголки губ доктора горько опустились, а Ясси еще долго глотал слезы. У Лэйме тоже щипало в глазах, когда он смотрел на накрытое одеялом тело в углу. Сколько еще смог бы прожить этот солдат, и сколько радости он принес бы в какой-нибудь темный род, и как счастлив был бы, служа спасателем или полицейским… Почему-то такая смерть — не на войне, где Лэйме ее видеть привык, а в мирном приюте, среди кружевных салфеток, вазочек и настольных игр, украшающих комнату отдыха — казалась особенно несправедливой и страшной.

— Литона Родина все же оставила себе, — сказал очнувшийся Эйтан, и Лэйме сжал его ладонь, желая поддержать. Ушлый пламенный мгновенно сплел их пальцы, а Лэйме не стал отнимать руку, все равно после фразы Эйтана о дырке ниже падать в глазах окружающих было некуда.

Все пламенные постепенно приходили в себя, смотрели на мертвого Литона и наблюдали за излечением своих товарищей. Последними на стол легли те двое, оставшихся в сознании до конца.

Наконец все было закончено, и Тэргон вышел из слияния, после чего обессиленный доктор чуть не упал. Ясси бросился его поддержать. Тэргон подошел к телу Литона и начал читать молитву о его душе. Все пламенные, еще с трудом стоящие от слабости, подошли к нему, шепча те же слова молитвы, и Лэйме, Ясси, доктор и санитар-хаосит присоединились к ним. И Лэйме заметил, что в комнату проникло множество темных, словно почувствовавших, что опасность миновала. Темные перешептывались и тихонько рыдали, вспоминая Литона. А потом Тэргон призвал Пламя, и тело мертвого солдата превратилось в пепел, остался лишь череп. Кто-то из темных подставил вазочку, и пепел занесло туда языком огня. И Лэйме внезапно догадался, что таков был темный ритуал погребения, а не загадочные обычаи пламенных. Тэргон был верен новой Родине во всем.

— Литон был безродным, — сказал Тэргон, поднимая череп и вазочку, — и нет храма, в котором бы упокоился его прах, но…

— Позвольте мне, сэр! — вдруг воскликнул один из солдат. — Позвольте мне хранить его, а если я войду в какой-либо род, то возьму его с собой, как брата!

Тэргон отдал ему останки, а потом принялся промывать мозги окружившим его солдатам. Лэйме заметил, что те смотрели на него не так, как раньше — на их лицах больше не было выражения нерассуждающей преданности, теперь они напоминали, скорее, потерявшихся детей.

Только Эйтан смотрел не на Тэргона. Он все еще держал Лэйме за руку и при помощи нескольких незаметных маневров умудрился утянуть его на лежащую в углу циновку.

— А как вы насчет… — начал было Эйтан, и Лэйме, внезапно вспыхнув, сердито вырвал свою руку:

— Если ты снова насчет “приласкать дырку”, то и не надейся! Может, хочешь, чтобы твою приласкали?

— Хочу, сэр, отлично, сэр, договорились! — быстро сказал Эйтан и победно улыбнулся: — Смотрите, вы обещали.

Лэйме замер с открытым ртом, не находя никаких приличных слов, а двое стоящих рядом темных таращились на них и хихикали. Слава богам, хоть пламенные не обращали внимания — они, ожив, обнимали Ясси и доктора в знак благодарности. И увлеченно тискались с отверженными.

“Гнездо разврата”, — подумал Лэйме и сбежал к Тэргону. Тот подписывал какие-то счета.

— Вижу, вы похитили у меня солдата, — усмехнулся Тэргон, опуская шумовой щит.

Под щит мгновенно сунул нос Ясси и, увидев, что его пропускают, быстро забрался внутрь.

— Вы не в претензии, — пробормотал Лэйме, пылая от пережитого стыда.

— О нет, — сказал Тэргон, — я искренне рад. Ведь он, против моего прямого приказа, таскался за вами, даже находясь под чарами разума? Пусть теперь, как истинно свободный человек, испытает все прелести неравной и безответной любви.

— Ах, как печально! — воскликнул Ясси.

— Прекратите, прекратите, — Лэйме зажал уши руками, не в силах выносить более их насмешек.

— Вы знаете, сколько я получаю просьб о принятии их в род? И вот настало время, когда мои солдаты готовы для этого. И я считаю, что они будут нужны и счастливы среди темных, — сказал Тэргон. — Надеюсь, и Эйтан забудет когда-нибудь свои бесплодные мечтания.

Лэйме обиженно отвернулся и закусил губу, рассматривая болтающего с товарищами Эйтана. Самое ужасное было то, что пламенные — такие несгибаемые и сильные — всегда ему немного нравились. Его привлекала их бесконечная самоуверенность, восхищали мощные тела. Но они всегда были недоступны и замкнуты друг на друга, словно за невидимой границей. А теперь… теперь этот ужасный “договор о дырке” с Эйтаном тревожил его и волновал преступным предвкушением. Каково это было бы — ощущать под собой его большое мускулистое тело?

========== 75. ==========

Первый храм в глубине Прокаженных земель, до которого нам удалось добраться, провалился в Бездну. То есть, буквально провалился — на его месте осталась круглая, заросшая разной дрянью пропасть, в глубине которой горел загадочный темный огонь. А еще множество тварей свило там гнезда, и это лучше всего говорило о том, что Хаос в этом месте погас навсегда.

— Темный огонь, — сказал я, заглядывая в пропасть. Оттуда тянули морды и щупальца потревоженные нами твари. — Надо исследовать!

— Не надо, — сказал Никрам напряженно. — Отступаем!

В этот момент и я почувствовал, что твари повалили. Очень много тварей — так много, что способны они нас были задавить просто массой и дикой магией. Мы рванули клином - якобы отступление — взрывая и уничтожая за собой все, что можно.

— Какие агрессивные, — выдохнула Тиона, вплетая свое проклятие в мое, — наверное, мы материнское гнездо разворошили.

Обычно твари относились к нам настороженно, как к большим хищникам.

— Интересно, каковы их выводки, — сказал я и направил наше плетение в клубок тварей.

От клубка в нашу сторону отлетела совсем крохотная (с ладонь) тварюжка, похожая на трехрукого зеленого человечка, и я махнул на нее рукой. Ясичка, все это время сидевшая у меня на плече в виде оружейного амулета, протянула манипуляторы и спрятала тварюжку куда-то в себя. Надеюсь, не сожрала. Мне еще не доводилось встречать таких маленьких и подходящих для исследования тварей. Совсем недавно меня начал волновать вопрос — есть ли у тварей души и разум? Вдруг мы безжалостно уничтожаем разумный народ, и когда-нибудь боги накажут за это наших потомков?

Впрочем, скоро мне стало не до размышлений, так как твари обошли нас со всех сторон и окружили. И в мыслях у меня поселились пустота и вой Хаоса, и я резал и взрывал, взрывал и резал. “Десять основных приемов, отработанных до автоматизма, против тварей вам ничего более не нужно, все остальное — лишь ложь и суета”, — как говорил Тэргон когда-то.

Твари гоняли нас часов девять. Мы еле прорвались, помог только “отход на заранее укрепленные позиции” — известный рейнджерский прием, когда перед рискованной вылазкой на выгодных оборонительных позициях строятся укрепления с мощными щитами. Чем опаснее предполагается вылазка, тем больше таких точек спасения. Раньше мне это казалось глупостью и пустой потерей времени, но Никрам педантично заставлял нас их делать — так, чтобы в радиусе дневного перехода было доступно не менее трех. Можно себе представить, какими спиралями нам приходилось ходить, и как быстро мы продвигались.

— Благослови тебя боги, Никрам, и твое занудство, — сказал я, когда мы, все в слизи и ошметках, ворвались в свою укрепку и замкнули периметры.

Твари разочарованно скреблись в щиты и принюхивались: для них мы словно исчезли.

— Надеюсь, они скоро уберутся, — сказал Эйлах, кастуя очищающие заклятья.

— Никогда в такое месиво не попадал! — сообщил Инссар. — Однажды мы напоролись на большое гнездо, когда подбирались к светлым границам, но Тэргон его быстро зачистил…

— Вот, что значит — идти в рейд не под крылышком сильного мага, — ухмыльнулся Никрам. — То-то никто из вас тварей всерьез не воспринимал. Вот загрызли они бы кого-нибудь… слабенького.

Он со значением прищурился на темных, и те мгновенно оскорбились: