— А я вижу в вашей ауре мертвенный холод Бездны, — сказал я.

— Что?! Да как вы смеете?! — он даже покраснел от гнева.

— Вы вообще больше похожи на искаженную Бездной тварь, чем на мага Жизни, — окончательно зарвался я и сжал в кармане боевой амулет, покосившись на Иргона. Взгляд пламенного снова плыл, словно проклятый храмовник его заколдовал.

Короче, я был готов уже разнести тут все к Бездне, но храмовник провернул штуку, которую я никак от него не ожидал: он что-то забормотал и засиял глазами, и мне стало трудно двигаться. Точнее, вообще невозможно, я был словно паук, попавший в ведро смолы. “Пройдемте со мной, господа”, сказал он, и мы с Иргоном послушно потащились за ним в какой-то кабинет. И там этот извращенец принялся меня щупать и светить сияющим взором в глаза, при этом приговаривая:

— Так-так, что же у нас тут, искаженные твари Бездны, говорите, батенька, бравые охотники за хаоситами? И никакого морального закона внутри, никаких зацепочек, да?

“Мы все в жопе, в глубокой жопе”, — судорожно думал я, пытаясь восстановить контроль над своим телом. Голова раскалывалась, а окружающее доходило до сознания урывками — в ритме пульсирующих зрачков храмовника. Проклятье, успеет ли Тэргон нас спасти до того, как наш мозг сожрут? И сможет ли вообще спасти?

— Откуда же ты вылез, проклятое отродье, отвечай? — спросил меня храмовник

— Из жопы, — сообщил я против своей воли. А что поделаешь, если именно это слово вертелось все это время у меня на языке — вот и выскочило, как только позволили.

Храмовник явственно разозлился: его щеки покрылись красными пятнами, а зрачки запульсировали еще чаще, в результате чего я неожиданно осознал, что все мое существование — чистое и непрерывное воплощение тоннельного синдрома, и самое главное в жизни — вспомнить, чей же свет горит золотом в конце тоннеля…

В этот момент Ясичка, до того успешно изображавшая браслет, плюнула в храмовника Тьмой (всем тем, что смогла пронести и сохранить). И с храмовником случилась истерика. Из зловещего колдуна он мигом превратился в визжащего от ужаса глупыша, требующего “немедленно, немедленно убрать от меня эту гадость, а-а-а, боги, кто по мне бегает, Тьма, Тьма!”. Иргон оглянулся, явно не понимая, что происходит и как он здесь оказался.

Я стукнул храмовника кулаком по лбу, и тот потерял сознание.

— Ты напал на служителя храма, брат! — окончательно очнулся Иргон.

— Сей раб Тьмы собирался нас заколдовать и подло лишить мозга! — сказал я и посмотрел на телефон. Сеть не ловилась, а до очередного звонка Тэргону оставалось пять минут. То есть, храмовник убалтывал и щупал нас (точнее, меня) чуть ли не целый час!

— Вот как, — нахмурился Иргон. — Я почувствовал в его действиях нечто подозрительное. Пленим его и приведем на суд магистра и ордена!

— А если Тьма завладела не только этим ничтожным, но и другими служителями Храма? — сказал я и надел на голову прикольный пламенный артефакт: шлем с очками, использующийся для связи между членами отряда. Потрясающие технологии на службе армии: это было не только автономное устройство связи (я сразу обнаружил две горящие точки — Никрам с напарником), но и навигационно-разведывательное устройство. Еще днем мы загрузили туда все, что смогли найти о внутреннем плане дворца, а теперь эта примерная схема пополнилась опытом прохождения наших товарищей — и все эти данные выводились на очки. Я бы окончательно ощутил себя в шкуре робота, если бы шлем не был покрыт внутри мягким мехом, а очки не походили на мембрану. Биотехнологии светлых делали этот полезный артефакт похожим на паразита, присосавшегося к моей голове. Зловещее ощущение усиливалось от знания того, что паразит настроен лично на меня и сдохнет, если его попытается взломать кто-то другой.

— Дейрон и Иргон на связи, — сказал я. — На нас напал высший храмовник, удалось отбиться.

— Нергон и Румил тут, — отозвался Никрам, — мы в ловушке, держим оборону, с нами два освобожденных из подвала брата, оба принадлежат неизвестным родам.

Два?! Проклятье, что это значит? Я закусил губу, судорожно измышляя, каким образом можно спросить об Эйлахе в открытом эфире. Надо было заранее об условном сигнале договориться.

— Хаосита не нашли, — сказал Никрам. — Один из освобожденных похож на нашего дальнего родича, Дейрон.

Боги, он говорил об Эйлахе! Меня затопило облегчением. Шанс, в вероятность которого я почти не верил, — что Эйлаха будут держать прямо во дворце, никуда не переводя — внезапно осуществился. И Никрам не только смог найти его, но и успел применить маскировочный амулет Пламени.

— Отключайте шлемы, напавший на нас храмовник захватил контроль над нашим сознанием, шлемы им будет контролировать еще легче, — сказал я и отключился сам.

— Прорываемся к ним! Вот же логово зла! — сказал Иргон, срывая с себя шлем. Его зеленые глаза яростно сверкали.

— Сначала наружу, дадим знать магистру, а потом — к ним, — сказал я. — Ты ведущий.

— А магистр поверит? — нахмурился Иргон.

Я кивнул, и мы помчались на выход, снося на своем пути все, напоминающее препятствие или ловушку. На верхних этажах защиты особо не было, и мы с легкостью вырвались — чтобы обнаружить кучу подтягивающихся ко дворцу полицейских. Я звонил магистру (тот не отвечал), Иргон держал щит, а к нам медленно приближались офицеры полиции с боевыми амулетами наперевес.

А потом Тэргон ответил лично — подъехал на площадь в сопровождении армейских. Полицейские раздались в стороны и опустили амулеты.

— Докладывай, брат Дейрон, — сказал Тэргон. Голос его, усиленный магией, громыхнул по замершей площади.

— Нам чуть не выжгли мозги, учитель, — сказал я и посмотрел на сопровождающих его пламенных, чьих учеников мы завлекли в пасть храмовников. — Наши братья все еще там, точное положение неизвестно.

— Чуть не выжгли? — вспыхнул рыжий приятель Тэргона. — Кажется, служители Невидимого Храма вообразили себя богом и законом, раз осмелились на попытку порабощения юношей высокого рода.

— Без суда и одобрения ордена! На учеников высших чинов ордена! — тяжело припечатал Орэс.

Что характерно, никто не заинтересовался, чем мы занимались ночью во дворце.

— Тонкая грань отличает служителей богов и закона от рабов Тьмы. И эта грань — и есть закон, который преступили склонившиеся ко злу храмовники, — сказал Тэргон, поднимая руку. На лаковой коже его черной перчатки блестели отблески фар. Он сложил пальцы в сигнале атаки и показал на дворец наместника: — Внутрь идут только офицеры. Нападайте прежде, чем они начнут говорить.

Что можно сказать? Во дворце наместника действительно были хитроумные ловушки, похожие на те, что темные любят сооружать в своих лабиринтах и тайных ходах. Были там и стражники — светлые эмпаты. Но все это было ничто по сравнению с яростью высших чинов ордена. Они врезались в оборону внутренних помещений, как раскаленные ножи в слабую человеческую плоть, и достали своих учеников — почти невредимых, но словно бы одурманенных. Я слышал, как по дороге Тэргон сказал Орэсу: “Старой крысы нет в логове”. А тот с ухмылкой откликнулся: “Что ж, завтра она не осмелится прятаться”.

Мы нашли Никрама и Румила, окопавшихся в совсем древних катакомбах под дворцом. И с ними были Эйлах и еще один пламенный, оба одетые в полосатые типа пижамы. Я бросился к Эйлаху, но Никрам сжал мою руку, останавливая. И я обнял Никрама, как будто бежал к нему, а не к неизвестному пламенному, принадлежащему к какому-то подозрительному роду. И поверх его плеча посмотрел на Эйлаха, а тот меня не узнал. Его исхудавшее и потемневшее лицо хранило выражение страшного, отрешенного равнодушия, словно перед нами была только оболочка, а сам Эйлах — где-то далеко.

Я замер, и чувство несбывшегося минувшего на миг поглотило меня, а давний морок, навеянный Темным миром после нашей авантюры в Первом Храме, предстал пред моим внутренним взором как живой.

— Ты тоже вспомнил тот сон? — спросил меня Никрам. И я кивнул.