- Ты имеешь в виду Североамериканские Штаты? Америку и американцев?

   - Скорее, место, где эти силы обустроили себе логово. Собственно-то американцев давно споили, убили, а тех, кто имел несчастье выжить, загнали в резервации. Но менее всего мы вправе предъявить счет за козни против нас нынешнему населению САСШ. Это труженики, не желающие никаких заокеанских антраша. Да и немцев с русскими среди них не мало. В нашу же сторону смотрят хищные глазки совсем других субъектов. Это их руки водят перьями тотально скупленной прессы, создавая иллюзию "общественного мнения" в Штатах. И не только там. Вот им-то придется ответить за все персонально...

   - Ники, ты вознамерился бросить открытый вызов финансовой клике с Уолл-стрит?

   - Открытый? Да Боже упаси! Довольно одной наивной публичной попытки в Гааге. Я искренне мечтал решать мировые вопросы по-честному. Получилось то, что получилось. Грустный каламбур... Но та попытка меня некоторым образом извиняет. Спасибо желтым коротышкам за науку: объяснили, что с их заводилами-содержателями, что с Уолл-стрит, что из Сити, а это одна банда, нужно играть по другим правилам. И тебе, кстати, самое время присмотреться к тому, как янки начали влезать в крупные германские бизнесы...

   - Хм... Нет, я форменно, тебя не узнаю сегодня, мой дорогой. Но, откровенно говоря, это и к лучшему, пожалуй. Сейчас ты мне куда больше нравишься, чем в то время, когда я отговаривал тебя от той глупости с "Мирной конференцией".

   По поводу финансов и Америки... Считай, что ты меня убедил. Я наведу ревизию в этих делах сразу по возвращении в Потсдам. Тем более, что перед моими капиталами открывается новая российская перспектива, - Вильгельм многозначительно побарабанил пальцами по столу и приторно усмехнулся, - Заманчивая... Так что ты предлагаешь нам подписать в качестве базовых формальных договоренностей на будущее? Коли мой проект, на который я убил столько времени, ты вознамерился отправить в камин?

   - Да, извини, я отвлекся. По поводу бумажной стороны дела: я хочу предложить тебе заключить сразу два договора. Первый, формально секретный, но к редактированию и подписанию которого мы можем привлечь наших дипломатов. Он должен стать несколько измененным, с учетом твоего сегодняшнего предложения, Договором Перестраховки. Близким по духу и букве к тому, который заключали твой дед и Мой отец. Он никого в Европах не повергнет в шок и не заставит думать, что мы ревизуем наши отношения настолько, что это прямо начинает угрожать британским интересам.

   И второй договор. О нашем союзе против англосаксов. Договор фактически тайный. О нем будем знать только мы, и максимум один-два человека у нас. Те, кого мы сочтем возможным допустить до главной тайны наших Империй, но - и это мое непременное условие - барон Гольштейн в их число не войдет. Я подготовил проект этого документа. Вот, возьми. До завтра подумай, и если с чем не согласишься - поправим, или что-то добавим. А твой проект в камин не попадет. Я заберу его и утром покажу тебе вариант уже в виде черновика Договора Перестраховки. Договорились?

   - Хорошо. Но Ники, как будут вписываться в эту схему австрийцы и французы?

   - Мой дорогой, давай об этом тоже завтра? На свежую голову. Мое видение этой проблемы я также включу в проект общего договора. Кроме того, я покажу тебе карту, с моим предложением по разделению наших сфер влияния в мире после войны. Если ее нам все-таки навяжут. Как говорится, договариваться нужно еще на берегу, не возражаешь?

   - И много еще сюрпризов меня там ожидает, вроде Мальты, мой дорогой?

   - Не слишком. Разве что Вильфранш и Бизерта. Но не волнуйся, на Гибралтар я не претендую, - Николай расхохотался, наблюдая за вихрем противоречивых чувств, отразившемся на лице Вильгельма, - Ты чем-то не доволен, Вилли? В конце концов, у меня же до сих пор нет ни одной приличной резиденции в Средиземноморье! Сам-то ты прекрасно обосновался на Корфу, принимаешь гостей, в том числе и венценосных, в своем Ахиллеоне. Понаставил там кучу статуй греческих героев. Только вот русским морякам и Федору Федоровичу Ушакову, бравшим этот остров и его крепости с моря дабы изгнать оттуда французов, памятника до сих пор так и не воздвиг...

   А сейчас, пока не стемнело и ноги держат еще твердо, не пройтись ли нам с тобой по кораблю? И, кстати, не расстраивайся так сильно по поводу нового английского линкора. В конце концов, Фишер сам в одночасье обнуляет свой "двойной стандарт". Но на старте новой гонки - все равны, - в руке Николая звякнул колокольчик.

   - Сначала, мой дорогой, давай, как у вас говорят - на стремя. За твою победу!

   - За нашу, Вилли! За будущую НАШУ победу...

  Глава 2. Утро нового Мира.

03.03.1905

г.

, Владивосток.

   Над будущей столицей Тихоокеанского края, а именно так через пару десятков лет будет названа административно-территориальная единица Российской империи, куда кроме Дальнего Востока войдут еще и Маньчжурия с Кореей, вставало Солнце. Огромный золотой диск светила еще не полностью поднялся из-за вершин заснеженных сопок, но уже наполнил своим победным сиянием бархатную синеву бездонного мартовского неба и город, раскинувшийся под ним. Лишь в складках лощин, да меж сугробов у западных стен домов на сбегающих к заливу улицах, настороженно затаилась стылая предутренняя мгла.

   С ночи подморозило. С труб домов, мастерских, а также множества кораблей и судов, заполнивших Золотой Рог, к небесам тянулись струи белого, сизого и бурого дыма. В самом же заливе яблоку было негде упасть. Такого столпотворения на своем рейде здесь не видели никогда. Что и понятно: кроме шести черноморских броненосцев, нескольких заслуженных балтийских "пенсионеров", да отряда контр-адмирала Веницкого, ведущего во Владивосток из Вэй-Хайвея интернированные там после Шантунгской битвы корабли, тут собрался едва ли не весь остальной российский военный флот.

   Возвышаясь над темно-синей водой, покрытой белыми оспинами ледяного крошева, выстроившись в три линии, гордо стояли, приковывая к себе восторженные взгляды с берега, вернувшиеся с войны корабли-победители. Их выкрашенные в темно-серый боевой цвет борта кое-где пестрели пятнами свежей краски на местах временно заделанных деревом пробоин, у ватерлиний была видна ржавчина и темно-кровавые полосы там, где льдины содрали до сурика верхний слой краски, а на расчехленных хоботах некоторых орудий еще темнел пороховой нагар. Время наведения всеобщего марафета пока не пришло. Как и самим кораблям, так и их людям, нужен был отдых...

   Лениво покачивались на бочках и дополнительно заведенных якорях могучие эскадренные броненосцы с флагманскими "Потемкиным" и "Цесаревичем", которых по приказу Алексеева поставили прямо напротив Адмиральской пристани. За ними дымили четырехтрубные громады уже родных для всех владивостокцев "больших фрегатов". По поводу прибытия из Мукдена фельдмаршала Гриппенберга, "Громобоя" и "Россию" отвели от заводской стенки, где обоим до сих пор еще латали шантунгские раны, - командующий Маньчжурской армии вознамерился лично посетить самые героические корабли флота. Броненосные крейсеры стояли в компании с привлекавшими всеобщее любопытство трофеями - бывшими "чилийцами" "О'Хиггинсом" и "Эсмеральдой".

   Позади них, во второй линии, расположились изящные "летучие", - бронепалубники Грамматчикова во главе с "Варягом", "Аскольдом" и "Богатырем". Чуть дальше были видны "Память Азова" и "Светлана" под великокняжескими штандартами, а за ними - герои Осаки и Сасебо: ББОшки и "Егорьевские рысаки". В третьей, самой дальней линии, затмевая всех своими размерами, многопалубной стеной возвышались огромные корпуса крейсеров-лайнеров Гвардейского конвоя, а почти у самой набережной, перед всем этим великолепием парада больших кораблей, разобравшись по отделениям, теснились стоящие кормой к берегу многочисленные миноносцы и истребители.