Сходство показаний нашего летописца о положении Варяжского моря с известиями современных ему западных историков и восточных географов, с одной стороны, заставляет видеть в тексте летописи, на котором основано вышесделанное заключение, подлинные слова ее, а не описку или ошибку переписчика, как то можно было бы подумать, и объяснить их по их прямому смыслу и значению, а с другой – указывает на один общий источник, из которого черпали свои сведения как наш летописец, так и мусульманские писатели. Мы видели, что сведения о Западной Европе и о водных путях с севера в Грецию получались на Руси от норманнов. От них же получили их и восточные географы: арабы узнали норманнов на юге, на побережьях Средиземного моря, и еще ранее (в IX веке) на востоке, на Волге, в Болгарии и Казарии, и в Персии.

Об устройстве поверхности известных ей земель Начальная летопись сообщает весьма немногое. Тут известия ее касаются исключительно Восточно-Европейской равнины, простирающейся от «Кавкаисинских[30] рекше Угорских» гор (Лавр., с. 265) и Чешского Леса (Там же, с. 103) до Варяжского моря с одной стороны, Понта и Хвалисского моря (Там же, с. 3) – с другой. Из того, что перечень племен, переходя к полуночным странам, прежде всего упоминает Угорские (Карпатские) горы, видно, что летописец понимал важное значение их как естественной границы славяно-русского мира на юго-западе. По высоте он называет их «великими» (Лавр., с. 10). Чешский Лес сделался известен русским во второй половине XI века, когда в 1076 году до него доходила дружина Мономаха в походе «ляхом в помощь на чехы» (Лавр., с. 85): «Ходив за Глоговы до Чешскаго Леса, говорит он в своем поучении (Там же, с. 103), ходив в земли их (чехов) 4 месяци»[31]. Гораздо ранее должны были стать известными на Руси Кавказские горы, у подошвы которых с X века образовалось русское владение Тмутаракань. Летопись не упоминает их, но сношения русских князей с их населением – ясами и касогами, начавшиеся со времени Святослава, не допускают сомнения в том, что уже тогда возникло на Руси их название Ясских гор, под которым они известны в позднейших памятниках. Как отличительную особенность Восточной равнины летопись отметила на ней центральное плоскогорье, с которого в различных направлениях стекают главные реки равнины: на восток – Волга, на юг – Днепр; на север, к Варяжскому морю, – Двина (Лавр., с. 3). Она называет его Оковским (Воковским, Волоковским) Лесом. Цепь покрытых девственными лесами холмов, которая связует это плоскогорье с естественными границами равнины, Уральским хребтом (на востоке), Олонецкими горами (на северо-западе) и (на юго-западе) с Карпатами и которая составляет водораздел между бассейнами четырех окраинных морей равнины, была в глубокой древности известна под именем Волока и имела важное значение как естественная этнографическая граница разнообразных племен, населивших равнину. Следы этого древнего названия сохранились до сей поры в наименованиях живых урочищ и рукозданных местностей, которые тянутся непрерывной полосой от Авратынских гор на юго-востоке через Оковский Лес к Белоозеру и верхнему бассейну Северной Двины[32]. Впрочем, волоком обозначался преимущественно лесистый водораздел между северными притоками Волги (Молога, Шексна, Кострома, Унжа, Кама) с одной стороны и Озерной областью (Мста, Сясь с Тихвинской) и Беломорским бассейном – с другой. Вся обширная северная покатость на северо-восток от озера Онежского и на север от Белоозера, бассейн Онеги, Северной Двины, Мезени и Печоры уже в XI веке носила название Заволочья (1078 год; Лавр., с. 85), то есть страны, лежащей по ту сторону волока, и перечень племен обозначает финские народцы, жившие на этом пространстве, общим именем заволоцкой чуди[33]. В эпоху составления Начальной летописи русские (новгородцы) только что стали утверждаться в Заволочье, и летописец имел о нем, как видно, весьма неясное представление. Он не знает ни одной из больших рек, пересекающих этот край, и первые сведения его об Уральском хребте, полученные им из Заволочья, от жившего там племени югры, имеют баснословный характер и служат несомненным доказательством, что русские не доходили еще тогда до Урала и знали о нем только по слухам, из вторых и третьих рук. Как увидим ниже, крайние поселения их в Северо-Восточном Заволочье даже во второй четверти XII века не переходили за Мезень и оканчивались на Пинеге. Поэтому, сопоставляя известия Начальной летописи о Заволочье с тем, что она говорит о положении Варяжского моря, нельзя не прийти к тому заключению, что составитель ее представлял себе Заволочье узкой полосой между Поволжьем (Белоозеро) и Варяжским морем, побережье которого тянулось, не изменяя своего направления, от устья озера Нево (Ладожского) к пределам волжских болгар и, упираясь где-то на крайнем севере в горный хребет, образовывало залив: «Суть горы, так занесен в летопись рассказ Югры (Лавр., с. 107) – зайдуче луку моря, им же высота аки до небесе… Есть же путь до гор тех непроходим пропастьми снегом и лесом; тем же не доходим их всегда; есть же подаль и на полунощьи».

Области, расположенные на центральной возвышенности, назывались, по отношению к Поднепровью и Поволжью, Верхними землями, или Верхом. Как кажется, название это возникло первоначально на юге, по крайней мере, впервые оно встречается в южнорусском известии о сборах Владимира Святославича на печенегов, о его походе в Новгород по «верховние (верхние) вой» (Лавр., с. 54). Для ближайшего определения пространства, которому придавалось это название, служат летописные известия XII века. Из них видно, что Верхними землями и Верхом назывались собственно Новгородская и Смоленская области (1147 год; Ипат., с. 36) и что им противополагалась тогда Русская земля (1148 год; Ипат., с. 39). В тесном смысле этого слова, то есть все течение Днепра вниз от верховьев Десны и от устьев Березины и Сожи, княжения Киевское, Черниговское и Переяславское. В то же время с развитием исторической жизни на севере все Поволжье вниз от Тверды стало называться по отношению к Верху Низом и Низовской землей. Так, в 1196 году Ярослав княжил «на Торжку в своей волости, и дани пойма по всему Вьрху и по Мсте и за Волоком вьзми дань» (Новг. I, с. 23). В 1131 году Мстислав с Низовцы ходил на Литву (Новг. IV, с. 4); в 1185 году великий князь Святослав Всеволодович из Карачева (в области Верхней Десны) собирал «от верхних земель вой» (Ипат., с. 132). Из других возвышенностей Восточно-Европейской равнины в Начальной летописи упоминаются: на правом берегу Днепра – Киевская гора, на которой стоял Киев (Лавр., с. 4, 7, 9, 23, 73, 75), и близ нее Щекавица (Там же, с. 4, 16), Хоревица (Там же, с. 4) и Угорское (Там же, с. 10)[34], названные в летописи холмами (Там же, с. 31). Далее на юг от Киева – холм, нарицаемый Выдобичи (1096 год; Лавр., с. 99) (в двух верстах от Печерского монастыря) и Вытечев (Вытечевский, Витчев) холм (1095 год; Там же, с. 97); наконец, на восточной стороне Днепра, на Десне, под Черниговом – Болдины горы, на которых св. Антоний основал монастырь Св. Богородицы (1074 год; Там же, с. 83). Заметим здесь, что слово «гора» не имело тогда такого исключительного значения, как теперь. Горой назывался также берег, береговой путь и вообще сухопутье – смысл, который имеет это слово в Новгородском известии 1201 года о приходе варягов в Новгород «горою» на мир (Новг. I., с. 25), и, как кажется, в преданиях о пути апостола Андрея из Корсуни в Новгород «по Днепру горе» (Лавр., с. 4) и Угров «мимо Киева горою» (Там же, с. 10)[35].

Из обширных бассейнов равнины, вершины которых сходятся у Оковского Леса и примыкающих к нему волоков, в эпоху Начальной летописи первое место занимали западная часть бассейна Черноморского, часть бассейна Балтийского на юг от Финского залива и Ладожского озера и Верхнее Поволжье. Это было место первоначального расселения восточных славян, и здесь главным образом совершались события, обусловившие возникновение и сложение Русского государства. На ход этого расселения и на направление событий могущественное влияние имели реки. В стране, покрытой девственными лесами и пересеченной болотами, они представляли если не единственные, то главные пути для движения населения и распространения в нем начал цивилизации. Населенные места группировались почти исключительно по их побережьям. С другой стороны, обилие лесов поддерживало в них полноводие. Они были шире, и глубже, и удобнее для судоходства, чем теперь, при их видимом обмелении; оно начиналось ближе к их истокам и производилось по многим побочным рекам, которые в настоящее время или пересохли, или обратились в болота. Таковы, между прочим, притоки Десны Снов, теперь болото Замглай и Востр (Остер), у самых истоков которых находят обломки больших судов[36]. При полноводии и пороги не представляли таких затруднений, как теперь. По крайней мере, еще в XIII веке было свободное судоходство верх и вниз по Днестру и был возможен взвод судов по порогам Днепровским[37]. Все это служило к значительному сокращению волоков и облегчало связь между населением различных бассейнов и колонизационное распространение славянства на северо-восток равнины. Из рек Черноморского бассейна, известных Начальной летописи, – Дунай (Лавр., с. 2, 4, 5, 27) с Моравой (Там же, с. 3), Днестр (Там же, с. 2, 5), Бог (Буг восточный или южный в «Поучении Мономаха», 104), Дон (Там же, с. 104, 121), – более других имел значение Днепр и его система. Занимая своими разветвлениями пространство в 9500 кв. миль, Днепр послужил главным путем при расселении восточных славянских племен, вытесненных на северо-восток с берегов Дуная и частью осевших в его области, частью же перешедших в Озерную область, Верхнее Поволжье и на Оку. По возникновении на северо-западе равнины Русского государства Днепр обусловил быстрое распространение его границ до этнографических пределов славянства, быстрое подчинение ему рассеянных славянских племен. Наконец, своим течением на юг к Понту он поставил Русь в связь с христианским Востоком и его цивилизацией. Этим объясняется, почему в Начальной летописи мы встречаем наиболее данных о его системе. В великом водном пути, соединявшем окраинные моря Восточной равнины, Днепр составлял главное звено. Его вершины стояли в связи с одной стороны с Западной Двиной и через нее с Озерной областью, а с другой – с Поволжьем. От первой он отделяется только 30-верстным волоком от Смоленска к Каспле и Касплинскому озеру, а от Волги волоком, который шел, по всей вероятности, от села Волочка к верховьям волжского притока Вазузы (Ср. Ходаковский З. Пути сообщения в Древней Руси. М., 1837. С. 24). Сверх того южный приток Днепра Осма, на котором находятся, без сомнения, старинные поселения Ховрач, Гаврики (ср. Гаврики на Каспле, о которых будет ниже, и норманнские Hawrik в Англии, Havre в Нормандии), Городок, Рославль, подходит своими вершинами к Угре, притоку Оки в Дорогобужском и Юхновском уездах и таким образом связывает Поднепровье с Окской областью. Наконец, южные притоки, сближаясь с источниками Десны (в Ельнинском уезде), ставили Верхний Днепр в непосредственную связь с Подесеньем. При таком выгодном расположении вершин Днепр был судоходен на всем своем течении, только в порогах (Лавр., с. 31) представляя значительные затруднения при спуске и взводе судов. Впрочем, затруднения эти не были непреодолимы, как это видно из описания днепровского пути, сделанного Константином Багрянородным, и из наших отечественных известий, свидетельствующих о живом движении вниз и вверх по Днепру. Как пристани могут быть отмечены на этой реке: у Смоленска Смядин (1015 год; Лавр., с. 59), Любечь (882 год; Там же, с. 10), Вышеград (Лавр., с. 25, 34, 53; Const. Porph. de Adm. Imp. Cap. 9); у Киева Угорское и устье ручья Почайны, или Ручая (955 год; Там же, с. 26), Треполь (1093 год; Лавр., с. 94; теперешнее Триполье при устье Стугны), в котором в XII веке были Водные ворота (1177 год; Ипат., с. 119), Витичев (в 57 верстах ниже Киева), о котором упоминает Константин Багрянородный (Там же), Канев (Патерик Печерский в житие Феодосия), Хортичь-остров (1103 год; Лавр., с. 118) и остров Св. Елферия (945 год; Там же, с. 22, теперешний Березань) на Днепровском лимане. Из речных урочищ на Днепре летопись называет Перунову рень ниже порогов (988 год; Там же, с. 50) и Белобережье (945 год; Там же, с. 22, 31), как называлось, кажется, вообще все побережье Днепровского и Бужского лиманов. Из многочисленных притоков Днепра летопись знает Припять (с. 2, 3, 120) с притоком Гориной (1097 год; с. 112), Звиждень (1097 год; с. 111; Здвижь-река), через Тетерев вливающаяся в Днепр, ручей Почайна, или Ручай, под Киевом (Там же, с. 26, 50) со впадающим в него ручьем Сетомлей (1036 год; Там же, с. 65), Лыбедь (Там же, с. 4, 34; внешняя граница с юго-запада и запада киевского городского владения, впадает в Днепр несколько ниже Печерской крепости), Стугна (988 год; Там же, с. 52, 94) и Рось (980 год; Там же, с. 33, 65, 97, 103). Это – с правой стороны. С левой: Сож (Съжа; Там же, с. 5) с Пищанью (984 год; Там же, с. 34, теперешний Пещань-ручей в Старобыховском уезде Могилевской губернии, берет начало в 6 верстах от Пропойска и в 79 от Могилева; течет на восток), Десну (Там же, с. 2, 3, 26, 120) с Сеймом (Там же, с. 3), Сновью (1067 год; с. 72; теперешний ручей или болото Замглай (см. выше примеч. 35) и Вестрью (988 год; Там же, с. 52, Въстрь; Там же, с. 116), речку Радосын[38], которая вливается в Черторыю, проток, идущий из устья Десны в Днепр (против Угорского); Долобское озеро (1103 год; Лавр., с. 118; ср. Там же, с. 143), сливающееся с Черторыей; Золотчу (Там же, с. 117), небольшой ручей или, скорее, прибрежное проточное озеро несколько ниже Долобского озера, Трубеж (988 год; с. 52) с Льтой, или А(о)льтой (1015 год; с. 55, 62), Супой («Поучение Мономаха», с. 103), Сулу (с. 3, 52, 103, 120) и (притоки Псела): Хорол («Поучение Мономаха», с. 103, 107), Голта[39] (Гольтва – в «Поучении Мономаха»; Гольтав – в Лавр., с. 103; 1111 год; Ипат., с. 2. 37) и проток Протольче ниже острова Хортица (1103 год; Лавр., с. 118, на левом берегу Днепра). Как пути сообщения, наибольшее значение имели Припять, Сож и Десна. Припять связывала со Средним Поднепровьем племена древлян, дреговичей и волынян и вершинами своими сближалась с Западным Бугом и притоком Днестра, Серетом, то есть с Повислянской и Прикарпатской областями, а Сож и Десна с землями кривичей и вятичей, то есть с Верхним Поднепровьем и областью Оки. Через Сож шел путь в Поволжье, который в XII веке обозначался путем «на Радимиче» (1169 год; Ипат., с. 97). Он соединялся с путем, проходившим через Верхнюю Десну, при посредстве или Ипути, или же другого притока Сожи, Остра, вершины которых сближаются с Десной. Десна вершинами притока своего Болвы подходит к Угре, а Снежатью (на северо-восток от Брянска) сближается с правым притоком Жиздры, Ресетой. Что именно по этим рекам шел подесенский путь из Поднепровья в область Оки и Москвы, могут подтверждать села Стайки и Стой на верховьях Болвы, Стайки на Ресете (в Жиздринском уезде); на Угре: Стайки (в Ельнинском уезде верстах в 15 на восток от уездного города) близ верховьев Десны и близ верховьев Болвы (в том же уезде) – Станы, Всходы и пр., – названия, которые своим этимологическим значением могут указывать на пролегавшие здесь пути сообщения. Из событий XII века видно, что путь из Новгорода-Северского в землю вятичей шел через Карачев, что на Снежати. Левые притоки Десны Сейм и Остер (Вострь) служили проводником для славянского населения Поднепровья и для христианской цивилизации на восток к области Дона, к кочевьям азиатских номадов.