— Сотворить такое с деревней люди не смогли бы, — заметил Васен.

— Не в одиночку, — согласился Орсин.

— Её лихорадка не прекращается, — сказал Герак, указывая на Элли. — Когда она поправится?

Васен посмотрел на него — не говоря ничего и в то же время говоря всё.

— Она… поправится? — настороженно спросил Герак.

— Не думаю, что причина её болезни — в теле. Это в её душе, — тихо сказал Васен.

— Душе? О чём ты?

— Герак, я думаю, они что–то поместили в неё.

— Нет, нет, нет, — замотал головой Герак.

— Я чувствую это. И… оно растёт…

— Нет, нет.

— …и боюсь, именно то, что произошло с Лани…

Голос Герака стал громче, и он стукнул ладонью по рукоятке кресла.

— Нет!

— …случится и с твоей женой. Я не могу это остановить.

Наступила тишина, нарушаемая лишь треском огня и звуком тяжёлого дыхания Герака. Какое–то время он смотрел на Васена, широко раскрыв глаза, как будто отупев от его слов. Он не плакал. Наверное, уже потратил все слёзы, что у него были. Он сложил ладони под подбородком, будто в мольбе.

— Только не моя Элли, — сказал он мягким, как шёлк, голосом.

— Если превращение пойдёт своим чередом… — начал Васен.

Герак поднял руку.

— Не смей говорить то, о чём ты думаешь, в моём доме, в её доме. Не смей.

— Я думал не об этом, — сказал Васен.

Глаза Герака распахнулись, как будто он удивился тому, что на самом деле сам об этом думал.

— Что сможет её исцелить? Другой из твоего ордена?

— На это нет времени…

— Ты этого не знаешь! — сказал Герак, наполовину встав с кресла. Потом, уже тише:

— Ты этого не знаешь.

Васен признал его правоту, склонив голову. Он не знал.

— Она носит нашего ребёнка, — сказал Герак дрожащим голосом. Он посмотрел на Васена так, будто эти слова были обвинением.

Васен не собирался сдаваться. Он знал, что не повернётся спиной к Гераку, к Элли, к их ребёнку. Возможно, Элли и ребёнок смогут продержаться достаточно, чтобы успеть попасть в аббатство.

— Оракул может помочь ей, — сказал Васен.

Герак непонимающе посмотрел на него. Наконец он сказал:

— Оракул? Тот самый Оракул? Провидец долины?

Васен кивнул.

— Значит… вы двое из аббатства Розы?

Васен снова кивнул. Орсин промолчал.

Герак откинулся в кресле, шумно выдохнул сквозь сжатые зубы.

— Минсер.

Это имя показалось Васену смутно знакомым.

— Минсер? — спросил Орсин.

— Коробейник. Он…

— Толстый, усатый, улыбчивый, — сказал Васен, наконец вспомнив. — Он однажды совершил паломничество в аббатство. Его тётя была больна.

Герак кивнул.

— Двое мужчин забрали его с собой. Они хотели, чтобы он отвёл их в аббатство.

Васен привстал в кресле.

— Что? Зачем?

— Минсер сказал, что один из них ищет Оракула.

Васен встал полностью, вокруг него клубились тени.

— Что ему нужно от Оракула?

— Я… не знаю.

— Мне нужно вернуться в аббатство, — сказал Васен. — И быстро.

— Я тоже иду, — сказал, вставая, Герак. — И Элли.

— Герак, — сказал Васен, пытаясь очень аккуратно сформулировать свою мысль, — мне нужно двигаться очень быстро.

— Значит, будем двигаться быстро. Я знаю местность лучше кого–либо другого.

— Герак… У Герака на лице появилось такое выражение, как будто он ожидал удара.

— Даже не смей говорить это. Не смей. Ты слуга света. Не говори это.

Васен почувствовал на себе взгляд Орсина, почувствовал вес слов, которые сказал Бирну, прежде чем отправиться в Фэйрелм — его призвание заключалось в чём–то большем, чем просто сопровождение паломников.

— Я помогу тебе нести её, — сказал Васен. — Пойдём как можно быстрее.

— Я тоже помогу, — сказал Орсин, поднимаясь.

Вместе трое мужчин быстро собрали импровизированные носилки для Элли и понесли её за собой.

— Это были хорошие люди, — сказал Герак, когда они проходили по улицам деревни, мимо мёртвых.

— У нас нет времени позаботиться о телах, — сказал Васен. — Я помолился над каждым, если это сможет послужить тебе утешением.

Герак ничего на это не ответил, и Васен не мог его винить. Сложно было найти хоть какое–то утешение в разрушении Фэйрелма.

Глава девятая

Они тащили за собой волокушу с Элли и двигались так быстро, как только могли. Завидев их, Бирн поднял руку в приветствии. Васен махнул в ответ, и Бирн поспешил встретить их. Его взгляд упал на Герака, на больную женщину, Элли, и он вопросительно поднял брови.

Васен не тратил зря слов.

— В деревне все мертвы, кроме этих двух.

Бирн помрачнел, хотя не казался удивлённым.

— Опускается тьма. Мне жаль, — cказал он Гераку. — Женщина?

— Моя жена, — ответил Герак. — Она… больна.

Васен сказал:

— Виновники идут в аббатство.

Это заставило Бирна вздрогнуть.

— Аббатство? Зачем?

— Они ищут Оракула. Зачем, я не знаю.

— Если они попадут на перевал, духи их остановят.

— Может быть, — ответил Васен, — но рисковать я не собираюсь. Ты не видел, что творится в деревне, Бирн. Это вовсе не обычные люди.

Бирн посмотрел Васену в глаза.

— Что ж, хорошо. Тогда мы остановим их вместе. Пойдём.

Бирн обернулся, но Васен схватил его за плечо и развернул обратно.

— Их остановим мы, — сказал Васен, кивая на Орсина. — Ты должен остаться с паломниками, Бирн.

Бирн сощурился. Он пожевал усы, сплюнул и сказал:

— Как и ты, первый клинок, я поклялся защищать Оракула.

— И мы также приняли поручение Оракула защищать паломников Амонатора. Ты оставишь их на сембийских равнинах? Позволишь им самим искать путь через проведённые в Долинах линии фронта?

Бирн покраснел, снова принялся жевать усы, переминаясь с ноги на ногу.

— Говори, — сказал Васен, и Бирн сказал.

— Тогда оставайся с паломниками ты, — сказал Бирн. — Ты создание мрака, первый клинок. Ты лучше меня сумеешь провести их через него. Даже сейчас с твоей кожи сочатся тени. Даже сейчас ты…

Слишком поздно Бирн осознал, что именно он говорит. Его глаза расширились.

Тени закружились вокруг Васена, но он сохранил безразличное выражение на лице. Он много раз слышал подобные слова или видел их написанными на лицах его товарищей, мечей рассвета. Он был первым клинком, но всегда оставался для них чужим. Как и Орсин, он был паствой из одного человека.

— Я стою в свете, Бирн Ниив. Так же, как и ты.

— Мне жаль, — сказал, краснея, Бирн, но Васен проигнорировал его и продолжал:

— Меня определяет вера, а не моя кровь.

— Я знаю, первый…

— И я служил аббатству и Оракулу куда дольше тебя.

— Да…

Голос Васена становился громче.

— Это моё решение, и ты ему подчинишься.

— Конечно.

— Ты останешься с паломниками.

— Да, первый клинок, — сказал пристыженный Бирн.

Грудь Васена тяжело вздымалась. Вокруг него бурлили тени, почти касаясь Бирна. Он закрыл глаза, глубоко вздохнул и успокоил себя.

— Прости меня, — сказал Бирн, глядя чуть в сторону от лица Васена. — Я говорил опрометчиво, гневно, и сожалею об этом.

— Слова не мечи, Бирн, — ответил Васен. — Я не ранен​, и всё забыто.

Бирн расслабился.

— Продолжайте двигаться так быстро, как только смогут паломники. Сейчас Шадовар уже должны знать, что мы где–то здесь. Высматривайте патрули. Высматривайте солдат, когда приблизитесь к Долинам.

Бирн кивнул.

— После того, как ты отведёшь паломников в безопасность, возвращайся в Фэйрелм и позаботься о телах, насколько сумеешь. Они заслуживают того покоя, который мы можем им дать.

— Хорошо, первый клинок.

— Да сохранит тебя свет, — сказал ему Васен.

— И тебя, — ответил Бирн, покраснев.

Несмотря на резкие слова, они обнялись. Васен шагнул к паломникам, но Бирн положил руку на его нагрудник, чтобы остановить.

— Оракул когда–либо делал для тебя предсказание, первый клинок?