- Да. Я создал зло, создал по глупости, потеряв веру и возомнив себя выше Создателя. Поэтому ветер с запада и был черным. Поэтому и есть зло в нашем мире - все из-за моей глупой ошибки. Ты пошел по моим стопам. Но ты счастливый... Ты видел... там. Ты знаешь, как это. Ты... Расскажи! - голос сорвался. Хогг переместился ко мне, я не заметил самого движения. Его лицо очутилось совсем близко, он тряхнул меня за плечи, жадно глядя в глаза. Подступающее безумие плескалось во взгляде, но за ним горел огонь, полный надежды и мольбы. Еле ворочая языком, я принялся рассказывать.

- Это прекрасно... Это как всеобъемлющая любовь, когда ты становишься частичкой целого, когда ты - часть одной этой вечной всеобъемлющей любви, ты растворяешься в ней, ты никто пред ней, и в то же время ты - значим для Него. Когда ты готов отдать всего себя, без остатка, а в этом - вечная благодать. Я не умею объяснять такие вещи словами, и язык меня не слушается. Но это есть... - последние слова утонули в пустоте. Хогг страшно взвыл. Гора задрожала от основания до плато, взметнулись искры северного сияния, вертясь, как в бешеной карусели. Я весь сжался, глядя на то, как темнеют глаза Хогга, как гаснет последняя искорка, застилаемая чернотой. От жуткого воя у меня носом пошла кровь, а ужасом сковало все тело. Хогг дернулся, пытаясь ударить меня, но вдруг рухнул на колени. В глазах проскользнуло разумное выражение, и он простонал:

- Убей меня! Я этого не вынесу, и это буду не я... Убей! - глаза в последний раз осветились надеждой, и чернота поглотила остатки былого величия. Это было могущественное тело, сосуд для абсолютной тьмы. Я чувствовал, как клубится тьма внутри него, протягивая ко мне невидимые щупальца. Удар последовал сразу же. Я еле успел вдохнуть еще раз, как обрушился новый удар. Он бил меня не переставая, я едва успевал сглатывать мерзкую соленую кровь и ловить ускользающее сознание. Вдруг, когда от очередного удара я вжался зубами в залитый кровью снег, я услышал тихий молящий шепот: "убей"... И понял, что не имею права умирать. Я должен был это сделать. Я еще не знал как, но понимал, что выбора нет. Я отполз к краю плато, рассчитывая расстояние. Хогг был безумен, он неистовствовал, как зверь, и не следил за расстоянием. Я подполз к самому обрыву. Попытался уловить краем глаза, куда он двигается. Я не ошибся - Хогг переместился совсем близко ко мне, его движения были так молниеносны, что я не успевал уследить за ним. Я резко схватил его за ноги и дернул на себя. Хогг не ожидал такой прыти от умирающего и зарычал, падая. А я покатился к склону, увлекая за собой Хогга. Тот рычал, осыпая меня ударами и впиваясь ногтями. Я нащупал в шубе острый предмет, не помня уже, что это, и провел им по горлу Хогга, чувствуя, как туго идет лезвие, разрезая сухожилия. Отвратительный хруст... Я, собрав все силы, толкнул Хогга вниз, в ледяную пропасть. Я молча смотрел, как тело медленно летит вниз, озаряемое всполохами сияния и орошаемое каплями собственной крови, замерзающей в воздухе на лету. Вдруг глаза раскрылись, в них исчезала куда-то, клубясь черным дымом, тьма. Губы сложились в последней улыбке, а в моей голове раздался тихий голос: "спасибо...".

Глава 22.

Память Хогга.

Как же мне хотелось в очередной раз лишиться сознания! Сейчас мне не было бы за это стыдно, нет, я мечтал об этом. Хотелось утонуть во мраке, на короткое время сделав вид, что ничего не произошло. Что я не знаю то, чего не знал и не знает ни один из ныне живущих. Что на моих плечах не лежит неподъемный груз ответственности. Что я не видел самого Хогга, что я не убил его, что я... Так можно перечислять до бесконечности. Но, увы, я лежал и смотрел вниз, в зловещую пустоту, а вокруг меня шипел и дымился залитый горячей красной кровью снег. А руки еще помнили ощущение сопротивления некогда живого тела. А в ушах стоял потусторонний звук голоса. Я подавил рыдания, вжимаясь зубами в снег. Вдруг я ощутил чьи-то руки на своих плечах. Меня трясли и что-то говорили, прерываясь на всхлипывания. А потом спокойные голоса что-то отвечали. Я попытался рассмотреть говорящих, но все плыло, а слезы застилали глаза. Боль была невыносимой, она была мною, сжигая дотла, но я не мог даже отключиться, чтобы не чувствовать ничего. Вдруг на кровавом фоне проступили бледные лица в обрамлении синих волос. Яшинто! Я дернулся, вспоминая о Силне, нуждающейся в защите. Но боль накрыла меня с головой, заставив в очередной раз куснуть омерзительно соленого снега. Холодные твердые ладони легли мне на плечи, чей-то незнакомый голос мягко и медленно произнес:

- Все хорошо, мы о тебе позаботимся. И о девочке тоже, - с легким пренебрежением добавил яшинто. Голос был мужской. Я что-то нечленораздельно промычал, чувствуя, как сильные руки поднимают меня в воздух. От боли перехватило дыхание, и я судорожно заглотнул свежего воздуха, сплевывая пузырящуюся в горле кровь. Я прекрасно понимал, что не выживу - ранения слишком серьезны, но я и не рассчитывал. Знал только одно - я не имею права умереть, пока не расскажу то, что узнал. Пока не удостоверюсь, что Силна в безопасности.

- Ты не умрешь, Виктор. Ты слишком важная фигура для такой роскоши, - сказал вдруг яшинто. Две пары сильных рук несли меня, а сквозь заглушающую все кровавую пелену я слышал рыдания Силны. Я хотел что-то сказать, но не получилось.

Так прошло много времени. К моим губам то и дело подносили какую-то жидкость, и вливали в горло. Глотать я не мог, и жидкость просто заливали в меня. Обжигающий омерзительный на вкус напиток тем не менее приносил облегчение и придавал сил. К концу пути я окончательно потерял счет времени, и когда меня наконец положили, я только с облегчением вздохнул, обрадовавшись, что боль стала меньше. Меня тут же обступили яшинто. Мне показалось, что я слышу голоса Вартрана и Азот. А потом и увидел их, Вартрана особенно близко. Он склонился надо мной и что-то делал. Я не понимал, что, но дикая боль пронзала все тело. Боль была такой сильной, что все мои предшествовавшие мучения показались детской забавой. Кричать я не мог, только слезы текли по обмороженным щекам. Руки Вартрана что-то творили с моим телом, а над головой я смог разглядеть потолок снежного дома. Ледяные кирпичи четко врезались мне в память, и я пытался сосредоточиться на них, забыв о боли. Кирпичи, прозрачные, аккуратно вырезанные изо льда... Новый приступ боли заставил меня немыслимым образом выгнуться и стиснуть кулаки. Все опять куда-то поплыло, кирпичи размылись перед моим взором. Я понадеялся, что лишусь сознания, но нет. Боль не отступала, а соображать я мог еще достаточно, чтобы сопротивляться. Так я лежал неизвестно сколько времени. Когда Вартран оставил меня в покое, я был практически мертв. Боль начала постепенно спадать, и я услышал собственный стон. А потом и голоса:

- Вартран, он будет жить? Мы не можем его потерять! - это говорила Азот. Я не мог ошибиться. Да, я, конечно, могу выдавать в бреду желаемое за действительное, но...

- Будет. Прости, мы действительно перестарались, - голос Вартрана сочувственно дрогнул. Мне показалось, что он обнял Азот. Они помолчали, а потом яшинто тихо спросила:

- Он видел его? - я едва расслышал вопрос. Что ж, я ничего не соображал, но концентрироваться на диалоге было куда лучше, чем на боли.

- Да. Все случилось, как и должно было случиться. Не бойся, он поправится.

- Я знаю. Он сильный... И, что самое главное, он знает, что должен сделать. А все-таки это было жестоко, - голос Азот непривычно дрогнул. Я решил, что брежу. Вдруг знакомая холодная рука легла на лоб, провела по волосам, замерла на щеке. А потом холодные губы прикоснулись ко лбу, и в этом прикосновении была какая-то странная нежность, облегчающая боль.

- Ты справишься, Виктор. Ты сделал все, как надо, - голос дрожал. Странно, непривычно, неестественно было слышать голос Азот таким. Я опять попытался что-то сказать, но не смог даже пошевелиться. Одно из тех лекарств, влитых в меня, действовало, видимо, парализующее. Я почувствовал, как меня клонит в сон. Боль стала вполне терпимой, и я позволил себе расслабиться, уходя в сладкую дрему.