- Ой! – Речница снова побагровела. – Огден! Огден, сармат-целитель! Я помню тебя! Город Риогон на юге, в степи… помнишь – вы там спасли пленников, очистили город от лучистой отравы…

- Контейнер готов, – буркнул Гедимин. – Заходи, знорка. Сегона держи на руках. И тебе, и ему нужно задержать дыхание. Не дыши и считай до десяти. Можешь прикрыть глаза. Жжения и запаха не пугайся.

Хмурый взгляд Огдена проводил Кессу до контейнера. Речница чувствовала его даже сквозь толстое стекло, когда стояла неподвижно, прижимая к себе Койю. Кошка взволнованно водила ушами и щекотала Кессе щёки – Речница едва удерживалась, чтобы не захихикать.

- Хватит, – свечение погасло, стеклянная стена отъехала в сторону, выпуская Кессу на свободу. Гедимин, выбравшийся из соседней бочки, придержал её за плечо и кивнул направо – одна из прозрачных преград, отделивших странную комнату от соседних, не менее странных, растаяла, и за ней обнаружилась толстая дверь. Её створки бесшумно разошлись, и тут же что-то лязгнуло у дальней стены – за второй прозрачной преградой сомкнулась точно такая же дверь. Огден поднял руку и кивнул Гедимину. Тот кивнул в ответ и легко подтолкнул Речницу к открытой двери. Она прошла ещё десять шагов и замерла с приоткрытым от удивления ртом. Из огромной бочки – вчетверо большей, чем та, из которой Кесса выбралась – из прозрачной вязкой жижи, подсвеченной изнутри, кто-то изумлённо на неё смотрел.

Это был сармат – почти такой же большой, как Гедимин… а может, в точности такой же – Кесса не видела командира «Идис» без брони, а у этого сармата не было даже лёгкого скафандра – только светло-серая плёнка скирлина обтягивала его тело, и странный узкий обруч, набранный из пластин, охватывал грудь. Узкая металлическая маска закрывала нос и смыкалась на затылке. Белокожий сармат мигнул и оттолкнулся от дна, по плечи выплывая из жижи. Четырёхпалые ладони прижались к стеклу.

- Амагалан! – Гедимин, небрежным движением разделив шлем и перчатки на пластины и втянув их в броню, прикрыл его ладонь своей. – Как ты?

Белокожий шевельнул губами и усмехнулся. Его жёлтые глаза неярко искрились. Кесса заглянула в них, мигнула и перевела взгляд на Гедимина. Лица сарматов были необычайно схожи, вот только кожа у Амагалана была гладкая, не исполосованная мелкими и крупными шрамами и следами ожогов…

- Скажи ему что-нибудь, – Древний тронул Кессу за плечо и кивнул на бочку. Белокожий сармат снова нырнул в жижу и соскользнул вниз по стенке, упираясь в неё ладонями и прижимаясь носом к стеклу. Его глаза горели любопытством.

- Э… Уран и торий! – с трудом вспомнила приветствие Речница и осторожно дотронулась до стекла. Сармат мигнул. Его ладонь была напротив Кессиной, и он двигал пальцами и смотрел на них, шевеля губами.

Койя насторожила уши и хлопнула лапкой по стеклу – движение привлекло её. Амагалан снова мигнул, смерил кошку удивлённым взглядом и постучал по стенке пальцем. Кошка шевельнула ушами и упёрлась двумя лапами в стекло, повторяя недавний жест сармата.

- Койя, не надо, – Кесса взяла сегона в охапку и отстранилась от стекла. Кошка недовольно хлопнула ушами. Амагалан продолжал разглядывать пришельцев, потом снова шевельнул губами и всплыл. Гедимин усмехнулся.

- Он сказал «знорк», – прошептал он, повернувшись к Кессе. – Сейчас у них хорошая память. Это потом…

Он досадливо сощурился и махнул рукой. Амагалан снова прижался носом в стеклу, растерянно глядя на Древнего Сармата.

- Он всё слышит, – прошептала Речница, глядя то на Гедимина, то на Амагалана. – У него глаза… Гедимин! Я знаю, что это! Вы так размножаетесь – прямо на станции, вырастаете вот так – из разных веществ! Ух ты… Амагалан – он ведь твой… твой сын? Сын тебя и станции «Идис»!

Она тихо хихикнула.

- Верно, знорка, – слегка нахмурился Древний. – Амагалан – первый клон, выращенный на «Идис». Если всё пойдёт хорошо, то…

Он кивнул на огромные бочки, закрытые пластинами рилкара.

- Вас будет много-много, – прошептала Речница, завороженно глядя на белого сармата. – И все – такие же могучие и такие же мудрые, как ты. Много-много Древних Сарматов…

- Будет другое название, – покачал головой Гедимин и провёл ладонью по стеклу, беззвучно шевеля губами.

- Он очень хороший, – убеждённо сказала Кесса. – Он сейчас… он будет ещё расти?

- Хватит с него, – усмехнулся Древний. – Через месяц выйдет. Выглядит удачным. Немного обучить его…

Он посмотрел на свою ладонь, серую, в мелких рубцах от ожогов, и перевёл взгляд на белые пальцы Амагалана. Почти-сармат не спускал глаз с «отца», и будь у него подвижные уши, как у сегона, они стояли бы торчком.

- У него гладкая кожа. Не то, что у меня, – что-то странное мелькнуло во взгляде Гедимина. Кесса прикрыла его ладонь своей.

- Ты держал звёздный огонь в руках! Тут мудрено не обжечься. Ты научишь Амагалана – и он будет повелителем энергии атома, и звёздный огонь оставит на нём след. Это великая честь!

Сармат молча посмотрел на Речницу и очень осторожно убрал руку из-под её ладони. Что-то тихо зашелестело на другом краю отсека – там сворачивалось защитное поле, открывались тяжёлые двери. Огден стоял на пороге, и его взгляд уже не был таким холодным.

- Хорошо, – кивнул Гедимин на беззвучные слова Амагалана. – Вечером. Придут, не бойся. Все. Может быть.

Кесса пыталась по губам прочесть, что говорит сын Гедимина, но получалось неважно. Сама же Речница никак не могла сдержать улыбку – она так и растягивала губы до ушей. Боги великие! Да никто и никогда не видел детей сарматов – сам Халан о них только легенды слышал, а ведь он столько бывал на разных станциях!

- Бывай, – кивнул Древний Амагалану и повернулся к Кессе. У него тоже было странное лицо, и глаза искрились золотом.

- Я отведу тебя обратно, знорка. Ты первая из своей расы, кого видел Амагалан. Ему полезно видеть разных существ. Спасибо, что пришла. Жаль, Фриссгейн всё пропустит.

- Жаль, – вздохнула Речница, ускоряя шаг, чтобы поспеть за сарматом. – Это очень большая честь для меня, Гедимин. Очень! Я… это ведь не опасно для него было, да?

- Разумеется, – отозвался Древний, останавливаясь у второй двери. Шлем снова скрывал его лицо, и тёмный щиток опустился на глаза, но в голосе сармата ещё чувствовалось что-то странное. Он как будто был растроган – и Кесса снова побагровела от смущения. «Никто не поверит,» – промелькнуло в голове. «Детёныш Гедимина! Вот Фрисс обрадуется…»

- Держись, знорка, – Древний осторожно постучал по стене, и она налилась изнутри зеленоватым светом и тихо забулькала. – Верну тебя на вашу территорию.

Глава 39. Аста

Срезав последнюю прядь, Фрисс покосился в плошку с водой, вздохнул и нахлобучил на лоб широкую повязку. Со дна посудины на него смотрела скуластая обветренная рожа цвета тёмной меди, безбровая и покрытая мелкими щербинами. «Вылитый сармат,» – покачал головой Речник. «Ещё бы напялить скафандр да научиться хоть какому-нибудь ремеслу…»

- Фрисс, держи. Смешал для тебя, может, пойдёт на пользу, – Некромант вручил ему чашку красновато-бурой жижи. Речник тяжело вздохнул.

- Побереги силы, Нецис. Нам ещё топать и топать…

Двухвостка под ним возмущённо всхрапнула и огрела седока хвостами по спине.

Давно скрылся за стеной высоченных деревьев и переплетениями кустарника медлительный канал Миакондо, где-то слева дышала прохладой большая река, и Фрисс поневоле поворачивался к ней лицом. Вокруг покачивались жёсткие колючие ветки. Папоротники обмякли, свесили листья, те, что понежнее, вовсе пожухли и лежали теперь под ногами. Вздыбленные корни торчали из засохшей грязи, и мох похрустывал под лапами Флоны, – вода ушла глубоко, и ему не дотянуться было до неё. Гигантские деревья ещё держались, запустив корни к подземным ручьям, буйная зелень поднималась там, где в тени листвы журчали крохотные ручейки – всё, что осталось от потоков, ещё год назад переполненных дождевой водой. Над макушками деревьев клубился белый пар, и перегревшиеся хасены, безвольно свесив щупальца, замерли под его покровом, дожидаясь ночной прохлады. У них уже не было сил ни на охоту, ни на скрытность.