- Ты слышал об уачедзи? Ти-Нау есть среди них.

- Хорошо, что вы защищаете город, – ровным голосом сказал Фрисс. – Сейчас неспокойно, многие люди ошалели от жары. Не всем полезно ходить под солнцем.

- Здешнее солнце – особенное, – поморщился «изумрудник», вытирая потное лицо. – Выпивает и кровь, и мозг. А ты внимателен, Мениа… Не видел ничего странного по дороге?

- Небесные змеи пьют кровь у куманов, – пожал плечами Фрисс. – Толпа людей и зверей набивается на хлипкий паром. Рдяная гниль одолевает поля. Что ты называешь странным, воин Изумруда?

- Проезжайте, – махнул рукой Всадник. Нецис, тихо переговаривающийся со стражником-йонгелом, ткнул Фрисса в бок и щёлкнул поводьями. Двухвостка, переваливаясь с лапы на лапу, миновала ворота и испуганно фыркнула, прижимая голову к земле – мимо, едва не зацепив её, промчались двое Всадников на осёдланных куманах. Видимо, птиц хватало не всем.

- Ксарна, ты узнал, где постоялый двор? – Фрисс оглядывался, высматривая пустую флягу у двери или жителя, никуда не спешащего. Но, похоже, под сверлящими взглядами «изумрудников» – а воины Ордена маячили на каждом углу – никому не хотелось неспешно прогуливаться. Даже кошки попрятались, только на чьей-то крыше сидел ярко-жёлтый сегон и неторопливо пожирал голубя. Речник усмехнулся – хорошо, что крылатых кошек тут не трогают, если бы трогали, сегон не сидел бы так спокойно.

- Гвиса, это не тайна, – вздохнул Некромант, кивая на переулок меж глинобитными хижинами, построенными стена к стене. Из переулка слышались сердитые крики хана-хуу и перестук деревянных чаш.

- И там Орден, – Фрисс едва сдержался, чтобы не помянуть Вайнега. – Не приехал ли сюда Наблюдатель Квези?

- Не исключено, – кивнул Нецис. – И есть сомнения, что прибыл он сюда из-за уачедзи. Опасаться нам, мирным странникам, нечего, но всё же пару ночей я хотел бы провести без посторонних взглядов. Твоему носу предстоят тяжёлые испытания, Гвиса. Мы едем в Китаамоши, к местным алхимикам. Возможно, там люди Ордена ещё не кишат.

…Фрисс зря боялся, что его принудят говорить об алхимии – весь вечер он просидел молча, изображая из себя грозного, но безмолвного стража. Они расселись на подушках прямо на чисто выметенном полу – Нецис, Фрисс и четверо алхимиков в богато украшенных мантиях, и ещё полтора десятка учеников, жён и детей. Все, кроме пятёрки магов, сидели поодаль, во «втором круге», и тишину среди них нарушали только негромкие просьбы передать сласти или чашу медового взвара. По кругу расходились пряные пончики, обмакнутые в уланзи, засахаренные кусочки меланчина и пучки свежей Усатки. Кое-что Фрисс припрятал для Алсага – кот остался на улице, в загоне – присматривать за Двухвосткой.

Нецис и четверо алхимиков говорили без лишней спешки, негромко, и Речник, если бы прислушался, мог бы уловить каждое слово – но, как он ни старался, связные фразы из слов не складывались. Маги толковали меж собой на каком-то странном наречии, и Фрисс то и дело терял нить разговора. Не то Нецис пытался что-то продать им, не то они ему…

Когда сквозь щели в оконной завесе просочились алые лучи заката – Речнику уже казалось, что они всегда были такими, кроваво-рдяными со слабыми золотыми проблесками – самый грузный из алхимиков зашевелился и сложил руки перед грудью, изображая поклон.

- О таких важных делах не следует говорить поспешно, – сказал он, слегка возвысив голос, и все, кто был в комнате, встрепенулись. – Весьма приятно видеть здесь такого сведущего в ремесле гостя, Ксарна из Эхекатлана. Луна, под которой ты родился, воистину благословенна!

- То же я скажу и о тебе, Ханеш ца Уканаи, – Нецис так же сложил руки и склонил голову. – Ты прав, спешить нам ни к чему.

- Твой сон будет спокойным в Китаамоши, – сказал Ханеш, делая знак рукой. – Будь нашим гостем. Не откажись разделить с нами ужин. Дом Китаамоши – не чета запылённым постоялым дворам. Здесь не бывает неприятных чужаков и разбавленной угми.

Речник сдержал усмешку. Если так, то Алсаг многое упускает… не следует, пожалуй, ему рассказывать об этом ужине. Хватит с него бурдюка уланзи, выпитого по дороге!

…Фриссу казалось, что голова его ясна, и ни капли лишнего он не выпил – но в полночь, когда все чаши опустели, а он попытался встать на ноги, выяснилось, что стены качаются, а пол ходит ходуном, будто под ним резвится клубок огнистых червей. Из-под руки Речника выскользнула хихикающая девица-йонгелка и двумя руками упёрлась ему в грудь, прижимая к стене. Фрисс всё-таки не упал, хоть и покачнулся. Вторая девица растерянно оглядывалась, жестами подзывая хоть кого-нибудь. Речник помотал головой, поправил застёжки на броне и благодарно кивнул служителям, подхватившим его под руки. По лестнице они поднимались все вместе.

- Эх, Гвиса… – покачал головой Нецис, выглядывая из спальни, и обхватил шатающегося Речника. Тот, глупо ухмыляясь, повалился на ложе, попытался снять перевязь, но на полпути куда-то провалился и всплыл немало времени спустя. На нём уже не было не только перевязи, но и сапог, и платка с налобной повязкой. Нецис ослабил и ремешки брони, расстегнул застёжки, но снять доспехи не смог или не захотел. Он спал, завернувшись в пёстрое тканое покрывало, у противоположной стены. Из-под покрывала виднелся чёрный рукав.

- И он ещё говорит, что я неосторожен! – хихикнул Речник, выбираясь из доспехов. В ушах ещё дребезжали струны, натянутые на полый тростник, и посвистывали флейты, тело налилось приятной слабостью. Речник растянулся на ложе и закрыл глаза.

…Небо, нависшее над головой, было тёмно-зелёным. Фрисс видел его сквозь прочнейший купол, растянутый над громадным зданием, но почему-то не сомневался – это, зелёное, время от времени вспыхивающее – не купол, а небо. В просторном коридоре с серыми стенами было тихо. Фрисс один шёл по нему – медленно, стараясь не шуметь. Он покосился на свои руки и увидел зеленовато-серую плёнку. Дотронулся до лица – шлема не было, лишь тонкий капюшон без щитка прикрывал голову. Что-то холодное намертво вцепилось в висок. Фрисс опустил руку к бедру и наткнулся на рукоять бластера.

Никого не было вокруг, пахло чем-то незнакомым, но тревожащим… и – едва уловимо – горящей плотью. Речник резко обернулся, заслышав голоса. Сомнения не было – говорили сарматы.

Он не думал, что странная круглая дверь без замков и засовов откроется перед ним – но она поддалась неожиданно легко, бесшумно отползла вбок, открыв взгляду Речника перекрестье двух коридоров. Один из них тянулся слева направо, второй, начинаясь у приоткрытой двери, в двадцати шагах от Фрисса упирался в высокую ступень и прочнейшую стальную дверь над ней. У двери, прочно прижатой стальными засовами, расходящимися от центра, как лучи звезды, стояли двое, и каждому из них эта высокая дверь была едва по плечо. Двое Древних Сарматов, один – широкоплечий, грузный на вид, весь в чёрном, только пояс и узкие полосы на предплечьях сверкают серебром; второй – в тёмно-красном, расчерченном лиловыми зигзагами, одеянии. Тяжёлый двуручный бластер у его пояса казался маленьким, почти игрушечным. «Красный» сармат стоял, опираясь рукой на стальной засов и одним глазом поглядывая на маленький пульт, вмурованный в дверь. Одна из клавиш вспыхнула белым, сармат небрежно ткнул в неё и таким же тычком опустил рычажок.

- Не тыркай, поломаешь, – недовольно покосился на него сармат в чёрном, и Фрисс вздрогнул, услышав знакомый голос. Гедимин?!

- Да ладно, – хмыкнул «красный». – Твои штуки не поломаешь. Толково ты придумал, Гедимин. Вот и наладили утилизацию макак. А всего-то делов – коробку пристроить к реактору… Что скажешь, не пора убирать стенку?

Дверь тихо звякнула, «красный» с размаху привалился к ней спиной – звон затих. Странный холод пробежал по коже Речника, и ему стало вдруг не по себе.

- Убирай обе, – кивнул «чёрный». – Сгодится? Хорошо. Что, ещё привезут?

- Да не говори, – поморщился первый сармат, тыкая пальцами в клавиши. – На кой нам здесь стадо обезьян? Сразу бы скинули в вакуум, всё меньше возни. Там, внизу, большая зачистка, ещё долго будут возить. Твоя душегубка сколько берёт за один ход? Тысяча уместится?