– Нет, нет. Никакого физического воздействия, никакого вреда, все гораздо тоньше. Нанокибы работают на молекулярном уровне, это очень сложные системы, которые учитывают такое количество факторов работы мозга, что для обработки информации требуется компьютер, который как раз в них и содержится… А что касается запрещений, то мне кажется, что вы слишком беспокоитесь об этих…, – полковник пренебрежительно махнул рукой. – Это уже не люди, доктор, только расходный материал. Ваш коллега, Паршин, относится к этому совсем по-другому, как положено относиться к преступникам. А вас что, совесть мучает? Или эти пациенты вызывают симпатии? Уж не после того ли случая? Лет восемь назад, кажется, вы работали в группе Артюхова…
– Какое отношение мое прошлое имеет к сегодняшнему дню? Вы что, собираетесь начать широкомасштабную акцию по обработке всех преступников? – Врач сжал кулаки, сдерживаясь, чтобы не кричать.
– Если опыты пройдут успешно, то благодарное человечество не будет вспоминать о нескольких заключенных-смертниках, которым дали шанс хоть один раз, да принести пользу обществу. Или вы считаете, что лишить их возможности проявить благородство, подвергшись незначительному риску, будет лучше? Они ведь потом смогут даже гордиться тем, что были первыми. Если, конечно им расскажут… – Полковник покосился на врача и усмехнулся, заметив недоумевающий взгляд.
– Не беспокойтесь о заключенных, это безопасно, вы уж поверьте. Странный вы какой-то, – потерев лицо ладонями, он встал с кресла. Врач молча следил за ним взглядом, ожидая продолжения, но полковник подошел к своему компьютеру и закрыл его, мягко щелкнув фиксаторами. Надел очки, посмотрелся в стекло шкафа, поправил сбившуюся набок белую шапочку и, сунув серебристый компьютер в коричневую сумку, подошел к столу и сухо отдал распоряжения.
– Завтра начнем осмотр после обеда. И не забудьте, что вы подписали определенное обязательство. Это в ваших же интересах, доктор Измайлов, вам тоже дается еще один шанс принести пользу науке. И не пейте вечером, завтра вы должны быть в форме.
– Хорошо, – устало отозвался врач и посмотрел на глазок видеокамеры, укрепленной под потолком. Дверь за полковником закрылась, а он еще долго сидел, раздумывая о том, что еще известно о нем полковнику. Вполне возможно, что он многое знает о его прошлом. Второй шанс, а как же, шел бы ты с ним…
Активация нанокибов, выполнивших первую часть программы и добравшихся до определенных частей мозга, прошла успешно, все восемь заключенных теперь содержали в своем мозгу микроскопические механизмы, призванные изменить их жизнь. Полковник был очень доволен и после того, как последнего заключенного отправили в камеру, разговорился с врачом. Ему, видимо, не с кем было поговорить на равных, два сержанта-техника, которых он привез с собой, к таким разговорам не располагали. Они сворачивали аппаратуру сканирования, тоже компактную и умещавшуюся в двух чемоданчиках и уносили в соседнюю комнату-палату, где стояли койки для редких пациентов, и где теперь обитала команда полковника. Кроме них и полковника входить туда никому не разрешалось, хотя врачу очень хотелось посмотреть, что они еще с собой привезли. Такого оборудования он давно не видел, но его никто не приглашал. А напрашиваться не хотелось. Полковник не обращал внимания на неприязнь врача, или делал вид, что не замечает подчеркнуто обезличенного обращения. Хотя что ему, приехал на неделю-другую, оказал честь… А на брудершафт они не пили, да с таким вряд ли получится. Но вот с ним, так сказать, коллегой, пусть лишь частично посвященным в суть эксперимента, он мог соизволить пообщаться, причем, только по своей инициативе, без оглядки на секретность.
А может, он считает, что его полномочия дают ему защиту от наблюдающих камер? Или во время его присутствия в лазарете их отключают? Этого доктор Измайлов так и не смог решить для себя, голова была тяжелой с похмелья, но внешне это не проявлялось. Да и две таблетки анальгина, принятые с утра, немного помогли.
– … Все очень просто и надежно. Во время лабораторных испытаний у нас не было возможности проверить работу нанокибов в реальных условиях, хотя один из сотрудников и вызвался добровольцем, но это было совсем не то… Нужен настоящий преступник, а не тот, кто пытается его изображать. Да, конечно, можно было найти добровольцев и среди той уголовной швали, что переполняет обычные тюрьмы, но… Тут возникает проблема с последствиями, понимаете, доктор?
– Да, вполне представляю себе, – хмуро ответил врач и посмотрел на часы, осталось полчаса до шести. Потом полковник уйдет и можно будет выпить граммов сто спиртику, прежде чем отправляться в казенную квартиру при этом проклятом заведении, где его никто не ждет.
– Нет, доктор, – потирая руки, ходил по кабинету полковник. – Ничего вы не представляете, сидите тут, в глуши и спиваетесь. Найти добровольцев не проблема, посули скостить срок и очередь выстроится… А попробуй-ка потом остановить болтливого уголовника, который по-пьяни зарезал подружку, а за деньги готов продать мать родную… Он ведь болтать начнет, что над ним опыты ставили, газетчики тут же пронюхают и начнется карусель. Нет, нам нужен был первоклассный материал, когда ясно и доказано: вот он, убийца, хладнокровный и расчетливый, убивающий не по случайности, а убежденно. Который верит в свою избранность и вседозволенность. Вот это для нас годится, а такие подонки только в таких конторах, как ваша тюрьма, и водятся. Наконец-то дали нам зеленый свет, теперь дело пойдет. Недельку мы за ними понаблюдаем, посмотрим на поведение, а потом и ко второй фазе перейдем…
Врач заметил, что полковник остановился в углу и начал растирать лицо, словно пытаясь содрать с него недовольное выражение. Наверное, спохватился, что болтает лишнее. Да только наплевать, что он там болтает, этот залетный полковник. Его ведь одно только волнует – доказать, что эксперимент удался, машинки действуют, можно начинать поголовную вакцинацию. Такое ведь уже было в нашей истории…
Повесит потом себе орденок на грудь, получит повышение, если эксперимент удастся. А не удастся, так он найдет себе оправдание, а козлами отпущения нас сделает. А про подопытных и не вспомнит никто, даже если все они загнутся. Видали мы таких благодетелей мирового масштаба… Вот ведь незадача, хотел спрятаться в глуши, так ведь и тут достали. Опять на мою совесть ответственность повесили, куда теперь бежать? От себя не убежишь, не получается…
Полковник снова быстро собрался и, предупредив, что в любом важном случае немедленно ставили его в известность, ушел. Врач хотел, было спросить язвительно, какие случаи надо считать важными, а какие нет, но, посмотрев в темные стекла очков, передумал. Разберемся сами, не впервой. Да, оборудование у полковника первоклассное, видно на хорошем счету у начальства. Только в работе с людьми не оно важно.
На четвертый день, а вернее, в ночь на четвертый день, заключенный под номером семь пытался покончить с собой: разбил в камере унитаз и острым осколком перерезал себе вены. Пока охранники открывали камеру, он, будто торопясь умереть, полоснул осколком себе по шее. Охранники вызвали дежурного врача и тот, наскоро остановив кровотечение, отправил Седьмого в военный госпиталь, благо тот был недалеко. Лазарет ведь занят, где его держать?
Полковник тут же примчался, охранников заменили и взяли в оборот, администрация безропотно подчинялась его указаниям, видно хорошо нажали сверху. После допроса охранников, ничего не давшего, полковник с одним из своих сержантов, захватив оборудование, выехал в госпиталь, потребовав усилить наблюдение за поведением заключенных в камерах. Вернулся он только к обеду и тут же вызвал второго врача.
– Что произошло? – спрашивал полковник врачей, но те только плечами пожимали. Дежуривший ночью Паршин никаких сигналов тревоги от охранников не получал до самого происшествия, а днем Седьмой выглядел как обычно.
– Почему он сделал это? Сделайте сравнительный анализ, данные из госпиталя уже закачаны в вашу базу. Важно любое отклонение… Начинайте, – полковник махнул рукой на компьютер врачей, возле которого сидел угрюмый сержант, при этих словах тут же освободившего место. Врачи переглянулись и пошли к столу, второй стул им принес из угла сержант, которого полковник тут же отправил дежурить в блок наблюдения, на пару с дежурным оператором. Сам полковник занял смотровое кресло, боком привалившись к спинке.
