Я не считала кукол, слишком уж много их тут было. Двести или триста, какая разница. Ими можно было бы осчастливить по меньшей мере три сиротских приюта. То, что девочки любят играть в куклы, я еще хоть как-то понимала. Куклы не станут спорить или дергать тебя за косички. Но зачем столько кукол пожилой женщине? Нет уж, этих богачей, особенно старых, не поймешь. Если бы дело было в том, что мисс Лаванда не имела собственных детей, то ей хватило бы две-три куклы. Но чтобы представлять себя в окружении двухсот детей-кукол, она должна быть пчелиной маткой.
Интересно, можно ли убрать кукол со стола? И если да, то куда? Я попыталась вспомнить, что говорили по этому поводу Руфус и Вайолет. Только одна кукла в день… Но я не хотела их осматривать или описывать, мне просто нужно было их убрать. И даже если придется усадить их на пол, стол мне все равно нужен. А если мне не найдется места на диване и в кресле, то Молинье придется выделить мне еще и стул.
Тем не менее я колебалась, не зная, брать ли куклу в руки. Я решила отложить решение на потом и вначале разобраться с простынями. Они были аккуратно сложены, и на полу возвышалось что-то среднее между стопкой и кучей. Я хотела, чтобы Комната кукол перестала напоминать морг, а для этого отсюда нужно убрать все лишнее, и чем раньше, тем лучше. В конце концов, не могу же я тащить всю эту груду грязного белья по дому – меня увидят. И я не могла явиться с этими простынями к миссис Арден, Люси или кухарке. Они начнут задавать вопросы. Итак, я решила для начала спрятать белье у себя в комнате и постепенно перенести его в прачечную.
Рук не хватало. Служанкам неплохо было бы походить на осьминогов, лишние конечности им бы точно не помешали. Как бы то ни было, я никак не могла одновременно нести и белье, и лампу. Если я попытаюсь удерживать простыни одной рукой, то непременно их выроню. Пришлось погасить лампу – и полагаться на осязание. Хотя, может быть, снаружи уже было светло. Но я этого не замечала – сквозь плотные шторы свет и днем-то плохо проникал. Однако же, когда я вышла в коридор, мне не показалось, что стало светлее. Похоже, я не только проявила чудеса трудолюбия, но и справилась со своей задачей довольно быстро. Хорошо еще, что я не стала чистить ковер…
И снова мне пришлось красться по дому, чтобы никого не разбудить. Я уже дошла до своей комнаты и зажгла лампу, оглядываясь в поисках укромного места для простыней, когда мне в голову пришло очевидное решение. В коридоре я видела большой сундук с бельем, а где же еще спрятать эти простыни, как не под остальным постельным бельем, скатертями и покрывалами? На самом дне сундука их найдут не так скоро. Я вытащила пару чистых пододеяльников сбоку и сунула на освободившееся место груду грязного белья. Тут их точно никто не обнаружит. Едва ли в одном доме, пусть даже таком большом, как Холлихок, нужно столько постельного белья. Запасное белье – как серебряные столовые приборы или куклы. Оно есть, но им никогда не пользуются. А если кто-нибудь на него и наткнется, то едва ли станет подозревать меня. В худшем случае накажут какую-нибудь служанку. Мне стало не по себе при мысли, что из-за меня у кого-то из здешних девушек будут неприятности, но в нашей жизни нельзя быть такой щепетильной.
Девочки в приюте Св. Маргариты в первую очередь усваивали одно важнейшее правило: всегда нужно заботиться о том, чтобы виноватым оказался кто-то другой, будь то сироты или слуги. Главное, чтобы мою тайну никто не узнал…
И тут меня бросило в жар. Вытаскивая из комнаты простыни и лампу, я забыла запереть дверь! Сердце билось все чаще. Тут никого не было, кроме меня, все в доме спали, даже Алан уже наверняка уснул, но все равно – я обещала хранить тайну, а если выяснится, что я забыла ключ в двери, у меня будут огромные неприятности, и свалить вину ни на кого не удастся. Позабыв о том, что нужно красться и не перебудить всех, я схватила лампу и помчалась по лестнице, не думая, что могу споткнуться и сломать себе шею. Главное – запереть Комнату кукол, и как можно быстрее. Позади остались холл, коридор… Я успела.
Ключ торчал в замочной скважине, где я его и оставила, невинный и неприметный. Выхватив ключ из двери, я прижала его к груди, точно святыню, и попыталась отдышаться. Страх все еще не отступал. Руфус гордился бы мною, узнай он о моем чувстве. Я подозревала, что любая другая девочка на моем месте ничуть бы не забеспокоилась, если бы оставила Комнату кукол открытой на пару минут в четыре часа утра, ну или сколько там сейчас было. Что могло произойти? Какая-нибудь кукла сбежала бы? Нет, они все сидели на месте, как я их и оставила. Ни одна не пропала.
Следовало признать, что без простыней и в желтом свете лампы Комната кукол казалась даже уютной. Какими бы бледными ни были лица кукол, из-за их одежды, волос и шапочек комната полнилась яркими красками. И хотя ковер не мешало бы почистить, он оставался в тени, поэтому пыль на нем была почти незаметна. На каминной полке стояли часы, которые давно уже не заводили. То, что я приняла за сервант, в итоге оказалось роялем. Жаль, конечно, что мне никогда нельзя будет сыграть на нем. Как и вся мебель в комнате, рояль утопал под грудой кукол. Куклы, куклы, повсюду куклы. Я гордо обвела комнату взглядом – в каком-то смысле именно я была тут хозяйкой. И я надеялась, что завтра Руфус или Вайолет похвалят меня за старание. Как бы то ни было, вечно стоять тут я не собиралась.
– Спокойной ночи, дорогие мои, – сказала я. – Завтра утром еще увидимся. Приятных снов!
Я взяла лампу и направилась к двери. На этот раз я не забыла вынуть ключ из замка. Моя ладонь лежала на ручке двери, и я радовалась, что сердце перестало биться так часто. Можно было осмотреть еще пару комнат на первом этаже, дожидаясь рассвета. И тут я услышала позади какой-то звук.
Он был очень тихим, и все же я могла бы поклясться, что услышала детский смех.
На следующее утро, сидя в гостиной Вайолет за завтраком, я вновь была тихой маленькой сироткой, которую они, наверное, и хотели видеть. Я не могла произнести ни слова, не могла заставить себя съесть ни кусочка, хотя вчера ничего не ела, кроме медовых булочек утром. Но ужас случившегося ночью до сих пор не отпускал меня, и я никак не могла от него отделаться. Выскочив из Комнаты кукол и заперев дверь – с такой силой, что чуть ключ в руках не сломался, – я провела остаток ночи в своей комнате у открытого окна. Я стояла, глядя, как фиолетовые цвета сада постепенно сменяются серым, и пыталась взять себя в руки, понять, что же произошло.
На самом деле ответ был прост, как дважды два. Дело было ночью, я переволновалась, устала – и мне просто почудилось. Но я никак не могла выбросить из головы тот смех. Он был таким задорным, что я, собственно, должна была бы рассмеяться в ответ, но вместо этого страх поразил меня в самое сердце и по телу проходили волны дрожи. Я не знала, одного ребенка я слышала или сотни детских голосов, но это не имело никакого значения, ведь в комнате никого не было. Да и смех не очень отличается от звука, который слышишь, когда у тебя звенит в ушах… Я перебрала все версии, искала объяснения, только бы не поверить в то, что действительно слышала смех. Я напоминала себе, что не верю в привидения и все это – просто какие-то фантазии в духе дешевых романчиков ужасов. Но ничего не помогало. В глубине души я знала, что мне не послышалось. Где-то в имении Холлихок, где-то в Комнате кукол рассмеялся ребенок, и это пугало меня куда сильнее любой Белой Дамы, любого призрака с собственной головой в руках, любого скелета.
Но именно сейчас, когда мне ничего не хотелось говорить, чтобы не выставлять себя на посмешище, именно сейчас, когда я не знала, что тут можно сказать, Вайолет решила со мной пообщаться.
– Еще чаю, Флоранс, дорогая? – спросила она.
От слащавости ее голоса у меня мурашки побежали по спине.
Как и вчера, еды на столе было немного, да и столик был слишком маленьким, чтобы его можно было уставить всякими яствами. Сегодня к чаю подали гренки с сиропом и апельсиновым вареньем, и хотя все было таким же вкусным, как и вчера, я уже начала скучать по серой и клейкой овсянке из приюта. Есть эту кашу было неприятно – точно разваренную бумагу жуешь, – зато еда была сытной и ее хватало до вечера. Гренки были крохотными, толком даже не укусишь, и не очень-то утоляли голод. Но я с невозмутимым видом жевала. Еще чаю? Ну, чай никогда не помешает.
