Однако в один прекрасный (ужасный) день, проснувшись утром, Шарлотта нигде не смогла найти Эотта. Травница ждала его с раннего утра до поздней ночи, искала с помощью магии, но все попытки на протяжении долгого времени оставались тщетными. И с этим пришлось смириться. И даже когда девушка отчаялась найти его, в глубине души всё ещё ютился маленький огонек надежды.

Но надежда, как известно, глупое чувство, хоть и умирает последней. В нём и прошли два месяца.

Сейчас бывшая ученица ведьмы сидела на подоконнике в своём домике, изредка поглядывая в окно на улицу, где лил проливной дождь, и перечитывала записи в дневнике о тех местах, про которые когда-то рассказал ей Эотт.

"Если я читаю описания местности и ландшафта, то начинаю мирно похрапывать, но ты же, дорогой читатель, избеги этого. Оживись, и нарисуй в своем воображении такую картину...

Представь, что ты стоишь на берегу моря. Прозрачная солёная вода блестит под лучами солнца и на несколько сотен шагов вперёд видно дно, покрытое разноцветными обкатанными камешками. Пляж манит позагорать на прогретой летним тёплом мелкой разноцветной гальке.

Когда кончается узкая прибрежная полоса, начинаются вересковые пустоши - прекрасные серебристо-сиреневые просторы и на лиги разносящийся горьковатый медовый аромат. Идёшь среди цветущих кустов - в воздух поднимается рой разноцветных бабочек, где-то невдалеке журчит ручей; разводишь руки, вдыхаешь полную грудь воздуха и ощущаешь себя свободным... За горизонтом поля и холмы, ты этого не видишь, просто знаешь. На одних трава сухая и жесткая, на других сочная и шелковистая, на третьих длинная-предлинная, в человеческий рост, колышущаяся на ветру. На холмах, поросших клевером, иногда можно увидеть огромные каменные глыбы со смутными очертаниями чего-то знакомого, но уже не узнаваемого, покрытые мхом, всегда прохладные и немножко влажные - остатки какой-то древней цивилизации, давно уже погребенной под слоем земли и тысячелетий. Солнце садится, и оранжевые, желтые и розовые лучи заката мягким светом заливают все эти просторы, лёгкий тёплый ветерок, приносящий запах вереска, несётся вдогонку дневному светилу...

Сейчас твое воображение нарисовало Долины Джеберт, для каждого немного разные, но для всех одинаково прекрасные..."

Эту историю Эотт рассказал Шарлотте незадолго до того как исчезнуть, и сейчас пейзаж, услужливо нарисованный воображением, совершенно нечаянно разбередил начавшую уже было затягиваться рану потери. Мокрые дорожки как-то сами собой появились на лице, и прозрачная капля солоноватой воды упала на страницу дневника. Девушка, всхлипнув, утёрла слёзы обратной стороной ладони. Что с ней происходит? Она никогда не была плаксой, быстро смирялась с потерями, а последний раз она ревела только после смерти матери. Потом, травница на долгие годы совсем позабыла, что такое слёзы и никогда не давала себя в обиду. А затем появился он, и защищать себя перестало быть жёсткой надобностью - Эотт всегда был готов прийти на помощь, утешить в трудную минуту и просто поддержать во всех её начинаниях. Наверное, парень сделал её слабее: теперь она плакал как минимум раз в два дня, а когда друг только исчез, так и вообще - сутками напролёт.

Шарлотта уже не могла остановиться. Приятные воспоминания, мешаясь с осознанием того, что Эотт не вернётся, причиняли девушки боль. Она тихо подвывала и поскуливала, хлюпала носом и заливала свой дневник горючими слезами. Чернила, бывшие против такого обращения, расплывались голубыми пятнами по странице, делая текст практически нечитаемым.

- Ну, вот чего ты плачешь? Что случилось? Кто тебя обидел? - тихо поинтересовался из-за спины голос, так часто снившийся ей последнее время.

Шарлотта резко обернулась. Прямо за ней стоял и виновато улыбался Эотт. Такой же, как и в тот день, когда он исчез.

- Эотт... - сквозь слёзы выдохнула девушка и повисла у него на шее, уткнувшись носом в белую рубашку. Нет сомнений, это был именно он, он и никто другой - от этого мужчины всегда пахло горьковатым запахом соснового леса.

- Ну, Шарлотта, чего ты так расстроилась? Меня не было всего пару месяцев, даже для людей это ни такой уж и большой срок. Извини, я не успел тебя предупредить, надо было сразу отправляться в путь. А я даже записку, урод, не написал... Прости меня... - парень говорил тихо, почти шепотом, поглаживая плачущую лекарку по волосам.

Он был выше её на целую голову, если не больше, с тёмно-русыми волосами и сиреневыми глазами. Эотт, никогда не рассказывавший о своей семье, как-то раз обмолвился, что такой цвет глаз был свойствен всем истинным членам его рода.

- Где ты пропадал? Я пробовала тебя искать, но у меня ничего не вышло! - немного успокоившись, спросила травница.

- Шарлотта, неужели ты думаешь, что единственная, кто может что-нибудь наколдовать? Ты умеешь создавать поисковые заклинание, а я - ставить защиту от таких плетений. А что касается где... Много в каких местах побывал, и ещё много где нужно побывать. Но в этот раз, я предлагаю тебе исчезнуть вместе со мной.

***

Эотт или точнее Эллэотттиль был последним представителем рода сиреневоглазых ли Истарнетеллов, вывших когда-то одним из самых влиятельных и сильных родов в Великом Лесу. Поговаривали, будто бы раньше столь редким среди перворождённого народа цветом глаз отличался и его дядя - Второй Светлейший Лорд и первый советник его Царского Величества Эллирикила - Иссиил лэ Вернерторель. Однако сейчас у глубоко нелюбимого молодым эльфом родственника глаза были тёмно-синего, сапфирового цвета. Это, собственно говоря, главным образом, означало лишь одно - на право носить имя клана ли Истарнетелл он больше не имел никаких оснований. Эотт слышал краем уха, словно радужка у светлейшего лорда свой цвет поменяла спустя несколько лет после смерти толи брата Иссиила, то есть отца его племянника, толи первой жены.

Эллэоттиль терпеть не мог ни своего дядю, ни эльфийского царя, который, кстати говоря, тоже приходился не очень-то и далёким родственником, ни многих других соотечественников определенным образом связанных с его родом. И причины у остроухого бунтаря на то были весьма веские: потерявший даже по людским понятиям очень рано отца, мать и дедушку эльф (десять лет не возраст и для человеческого ребёнка, что уж говорить о вечноживущих народах), он остался втроём со старшими братом и сестрой. Дядя - единственный прямой родственник - взялся опекать сирот и принял в свою семью. И, честно говоря, детство у парня прошло весьма хорошо - он был окружён заботой и лаской, брат с сестрой всегда были готовы прийти на помощь. Тогда у Иссиила была жена - красивая добрая и умная Лернелиэль, - которую он любил бес памяти, и эльф был счастлив, когда она забеременела. Однако беда никогда не приходит одна: только справившийся с потерей брат Второй Светлейший Лорд, спустя всего полтора года снова надел траур. Лернелиэль, уже почти доносившая сына под сердцем, упала с лошади во время конной прогулки. Даже эльфийские лекари не смогли помочь ей - женщина родила мертвого ребёнка и через несколько дней сама скончалась не то от горя, не то от истощения.

А потом... А потом Иссиил женился во второй раз. Ходили слухи, будто бы его вынудил это сделать светлоэльфийский Царь. Подобные россказни весьма подкрепляло и то, что новая супруга второго лорда, которую он абсолютно не любил, приходилась двоюродной сестрой жене Эллирикила. Эотту тогда стукнуло двадцать пять. И с того момента, когда в доме появилась новая хозяйка, всё изменилось. Вначале почти незаметно постепенно и плавно. Эльфы живут долго, так что какой-то жалкий десяток лет не имеет значения, если потом всю будет как нужно. Спустя ещё тринадцать лет, лорд Иссиил изменил имя своего рода с ли Истарнетеллов на лэ Вернерторель, дарованное ему светлейшим Царём за какие-то там заслуги. Вот тогда и возник первый диссонанс между тремя племянниками и советником царя. Закатив довольно громкий скандал, все трое официально заявили, что будут носить имя рода отца. Так старший брат Эотта стал главой рода, состоящего из трёх эльфов.