Будучи слишком образованным в области философии, психологии и истории, Еськин одновременно удивительно наивен в быту и совершенно технически безграмотен. Однажды я наблюдала, как профессор подошел к чайнику, несколько секунд смотрел на него, а потом забубнил, явно обращаясь к самому себе:
– Так… Сосредоточься. Сконцентрируйся. Изучи предмет. Сделай вывод. Это не печка для разогрева еды – та висит у холодильника. И не хлебница – оная стоит на подоконнике. Ага, передо мной чайник! Он-то мне и нужен!
Но даже для Еськина странно поражаться тому, что девочка, которая ходит в садик, разговаривает.
– Я и читать умею, и стихи наизусть знаю, – принялась хвастаться Киса, расстегивая комбинезон и вылезая из него.
Роман Борисович охнул и уронил пакетик, который держал в руке. Киса подобрала его и, решив продемонстрировать свои таланты, начала громко читать текст на обертке:
– «Лучшие рыбно-злаковые дропсы для кошек всех возрастов. Не более десяти штук в день». Лампа, что такое попсы?
– Дропсы, – машинально поправила я. И вздрогнула. – Барабан Сосисович, вы угостили девочку лакомством для животных?
Не успел вопрос вылететь изо рта, как я разозлилась на себя: Лампа, не смей, как маленькая, называть старика ученого Барабаном Сосисовичем!
– Она ребенок… – выдохнул Еськин. – Живой, человеческий…
Я не поняла, почему мой гость так поражен.
– Конечно.
– Но, Евлампия, вы же сказали – Киса, – протянул Роман Борисович. – Естественно, я решил, что вы ведете речь о кошках, поэтому и рассказал про Танечку, которая была британкой, и про Розочку, которой игрушку в виде черепа подарили.
– Так они кошки! – обрадовалась я. – Одна дожила аж до двадцати четырех лет! А я-то…
Я вовремя прикусила кончик языка – нельзя признаваться, что я жалела профессора, думая о безвременной кончине его дочерей.
– Девочка Киса? Удивительное имя! – продолжал изумляться Еськин.
Я решила не говорить ему, что это домашнее прозвище ребенка, просто перевела беседу на другую тему.
– Вот книжки.
Роман Борисович взял небольшую стопку и открыл одну книгу.
– Купаться! – задорно произнес женский голос. – Пошли купаться!
Потом заиграла музыка: блям-блям-блям.
Ученый захлопнул обложку и снова приподнял ее.
– Купаться! Пошли купаться! Блям-блям-блям, – повторила книга.
– Восхитительно! То, что надо! – обрадовался академик и перевернул страницу.
– Сколько козочек? – приторно-ласково поинтересовалась та же женщина из книги. – Три козочки и один баран. Бе-бе-бе, хрю-хрю.
Последние звуки меня изумили: вроде козы мекают, а бараны совершенно точно не хрюкают.
Роман Борисович начал открывать-закрывать страничку, книжка зачастила:
– Купаться. Пошли купаться! Сколько козочек? Три козочки и один баран. Бе-бе-бе. Хрю-хрю.
– В жизни так всегда получается, – философски заметила Алевтина, появляясь в холле. – И куда хорошие мужики подевались? Вечно у нас на трех коз один баран. Спрашивается, что баран с козами делать станет? Нам бы пригодился козел. Хотя, может, баран и лучше, хоть в постель не потащит. У козы с бараном ни фига не получится под одеялом. Ведь так?
Я потупилась. Ну, для начала – животные не полезут в кровать. И нельзя затевать разговор на такую тему при девочке.
– Я не силен в вопросах интимных утех, – спокойно ответил профессор сиделке, – но, наверное, вы, душа моя, правы. Коза и баран в качестве пары – нонсенс.
– Бе-бе-бе, хрю-хрю, – пропела книга.
– А где поросенок? – удивилась Киса, которая, на мою радость, не заинтересовалсь, зачем козе и барану вместе спать укладываться.
– Пора начинать эксперимент, – засуетился профессор и двинулся в сторону коридора.
– Барабан Сосисович, горшок! Вы просили напомнить! – крикнула ему в спину Алевтина. – Ой, случайно вырвалось, Роман Борисович.
– Горшок, горшок, – затвердил академик. – Зачем он мне?
– Вы хотели подарить его Лампе, – напомнила помощница.
Еськин хлопнул себя ладонью по лбу.
– Ах я мудрый, глупый змий! Ну, конечно! Евлампия, не уходите.
Профессор резво убежал, а через пару минут вновь появился из недр апартаментов. Он нес в руках кадку не очень большого размера, из которой торчало нечто странное. Представьте себе самый обычный веник, ручка которого воткнута в землю, а на пушистом треугольном желто-синем помеле висит… куриное яйцо изумрудного цвета.
– Уважаемая Евлампия, – торжественно произнес Роман Борисович, – разрешите вручить вам уникальное растение, о котором упоминали еще древние греки. Это сцинилла Харабидус Этиус. Когда плод созреет и откроется, вас ожидает великий сюрприз. Если правильно ухаживать за растением, оно вскоре явит вам чудо. А вот тут инструкция, все объясняющая…
И, нежно улыбаясь, Роман Борисович водрузил кадку на стол, затем вручил мне небольшой чемоданчик, похожий на те, в каких женщины хранят свои украшения.
– Открывайте смело, душенька, – велел ученый. – Я хотел отблагодарить вас за доброту и ласку, проявленные ко мне и собаке Антонине, поэтому приобрел сциниллу и все необходимые для ухода за ней приспособления. Видите стаканчик и термометр? Поливать растение нужно водой только двадцати семи с половиной градусов. Заметьте: не двадцать восемь. И ни на деление ниже. Подчеркиваю, двадцати семи с половиной. Это принципиально. Еще тут подкормки, лекарства…
– Капли в глаза! – вспомнила я. – Барабан… ой, Роман Сосисович… ох, Борисович, Алевтина вам в глаза не капала?
– Может, не надо? – жалобно спросил профессор. – Они очень кусаются. И толку от них нет. Нина давно меня ими мучает, но лучше видеть я не стал. Слава богу, Аля про них забыла.
– К сожалению, потерянного зрения не вернуть, – вздохнула я, – главное, что вам не делается хуже.
– Не хочу, – по-детски сказал старик.
– Дедушка, – защебетала Киса, обладавшая слухом юной серны и любопытством проказливой макаки, – слов «не хочу» нет, есть слово «надо».
Роман Борисович взглянул на ребенка.
– Это твоя жизненная позиция?
– Хочешь подарочек? Надо слушаться. И фея тебе под подушку что-то хорошее положит, – пообещала Киса.
– Я бы не отказался от нового поясничного отдела позвоночника, – пробормотал ученый, – а то уж очень спина ноет.
– Фея тебя вылечит, – пообещала Киса. – Хочешь, я сама тебе в глазки лекарство налью?
– Упаси бог! – испугался Роман Борисович. – Иди займись своими делами. Могу книжку тебе дать. Очень хорошую.
– Согласна, – обрадовалась Киса.
– Сейчас капли принесу, – пообещала я и поспешила на кухню.
И где тут у нас нужный флакончик? Ага, вот он. На нем рукой Нины написано: «По 2 капли в каждый глаз. После процедуры угости сыром. Если не дается, покажи лакомство».
Я отрезала два кусочка пармезана и пошла в спальню Романа Борисовича. По дороге мне попалась Киса, которая тащила огромный том в бордовом кожаном переплете. Похоже, фолиант был очень тяжелым, малышка покраснела и запыхалась.
– Что это у тебя? – удивилась я.
– Барабан Сосисович сказки дал, – пропыхтела девочка, – сказал: «Так интересно, что забудешь, как ко мне приставать».
– Разреши посмотреть, – попросила я.
Киса протянула мне издание.
– Вот!
Увидев название: «Понятия древних греков о смерти. Дорога в ад глазами Эсхила», я прищурилась. Да уж, Киса начнет читать это и никогда не оторвется. Лучше книги для дошкольницы и не найти.
Я попыталась отнять у нее фолиант.
– Барабан Сосисович… то есть Роман Борисович… перепутал, дал тебе не то.
Но Киса цепко держала добычу и не собиралась с ней расставаться.
– Нет! Хочу это читать!
– Тут даже взрослый ни слова не поймет, – возразила я. – Давай вернем сей кирпич дедушке профессору, а ты получишь взамен чудесную книгу про собак.
Обычно покладистая Киса проявила упрямство.
– Нет!
Я потянула том к себе, малышка дернула его назад, мои пальцы не удержали переплет, руки Кисы тоже оказались слабыми. Книга упала на пол, по коридору прокатился гул.