– Мы изымаем документы по вчерашнему двойнику.

– Там только протокол задержания и копия пропуска в Кремль за 1918 год.

– Тогда подробно изложите устно, точно и полно.

– Особо нечего рассказывать, – второй раз повествование вышло редакционно-крепче и текстуально-короче. Суть не изменилась: субъект называл и ощущал себя Лениным, вел соответственно, явных психических отклонений не замечено.

Придя в свой кабинет и в себя, дознаватель достал мобильник и набрал номер подследственного: «Ты сегодня не приходи, запарка у меня. Завтра приходи». Сделав звонок, облегченно вздохнул: переквалификация умышленных тяжких телесных в неумышленные средней тяжести – процесс тонкий, не для столь суматошного дня, как нынче.

После завтрака палата затихла, но вскоре жиромяс слез с койки.

– Подержи, – вручил Владимиру планшетник, – чтоб не сперли, пока в сортир схожу.

– Кто ж покусится? – удивился честный пришелец, до революции успевший пожить в странах, где воруют редко: Швейцария, Дания, Швеция – всего 12.

– Так тощий и подрежет. Нарикам верить нельзя.

Тонкий и плоский металлическо-стеклянный предмет светился цветной заставкой с изображением огромных женских грудей. При прикосновении Ильича компьютер открыл последний сайт. Такого количества голых девок с членами в любых местах не видывали в совокупности все члены Совнаркома вместе взятые. Владимир ахнул, и палец ткнул в наименее непристойную картинку.

– Это что такое, товарищ? – обратился к соседу.

– Порнография, папаша, самое популярное искусство эпохи.

– Безобразие форменное! К искусству относятся лишь лучшие образцы эротики!

– Хуже, лучше, а пипл хавает. Популярный контент в И-нете. Не нравится, так смотри иное.

– Не знаю как.

– Говно вопрос. Учись.

Облегчившись, недобросовестный заемщик застал пожилого дядьку прилипшим к планшетнику. Попытка отобрать встретила яростное сопротивление.

– Так и быть. Но интернет-трафик денег стоит, башляй тогда.

– Да-да, возьмите в кармане моей жилетки, – не отрывая носа от дисплея, пробормотал новообращенный раб сети. – Скажите, любезный, дата в уголке правильная?

– Правильнее не бывает.

– И год?

– И год, и время. Пойду, курну, пожалуй, на улицу.

Слоны бегают быстро – до 48 км/час. «Слон» им не конкурент, но с трусцы перешел на спринтерский темп, дабы куратор через витрину кафе узрел усердие. «Латте макиато», – бросил официантке, обессилено рухнув в кресло.

– Не хер рассиживаться, – последовало возражение от ожидавшего офицера ГБ. – Ноги в руки и пошел выяснять всё, что сможешь, про некого двойника Ильича, который вчера с вами в обезьяннике сидел.

Окрик не произвел ни малейшего эффекта, что напрягло оперработника.

– Бабки за прошлый месяц где? – эффектно выдержав паузу, процедил сквозь зубы нацик. – Я три «шкурки» написал.

– Фуфло – твои агентурные сообщения, конкретики ноль, – ответил собеседник и чуть смягчился. – Деньги у меня с собой. Есть что интересное?

– Лысого с рыжей бородой видел, хотя тот держался особняком. Видимо, с бодуна башка у него ходуном ходила, руками щупал постоянно. Выпустили его раньше нас.

– Это и сам знаю – уже подняли записи с видеокамер в ОВД, беседовали с дознавателем. Что еще знаешь?

– Потом чел вышел на улицу, и с ним балакал один из наших.

– ФИО.

– Я не понял: тебе «ленин» нужен или кто?

– «Ленин». Найти его надо.

– Это можно, за дополнительную плату, ясный перец.

– Сколько?

– Тыщ 20, – прикинул «Слон» и тут же понял, что продешевил, ибо опер сразу полез за бумажником, – или 30.

– Разогнался, держи двадцатку. Выкладывай.

– Лысый одолжил трубу у нашего и куда-то звонил. Типа, в больничку.

– Название помнишь или имена какие?

– Не, но номер-то в памяти мобильника должен остаться.

– Вытаскивай дружбана на встречу и по-любому выясни номер. Иначе возьмем тебя плюс его на цугундер и по полной отымеем. Ясно?

Агент не понятия не имел, что цугундер изначально вошел в русский как название гауптвахты на военных кораблях, но полагал, что ГБ подобными заимствованиями впустую не бросается.

– Легко, только ему надо будет проставиться. А выпивка денег стоит…

– Сделаешь сегодня, будешь в шоколаде – заплачу за месяц по двойному тарифу.

– Уже набираю, – застучал по кнопкам «Слон» со скоростью, недоступной тезкам с хоботами и хвостами. – Алле, Викинг брат Одина, сижу в одиночестве, а пива тут море. Где «тут»? Запоминай адрес. Сейчас подъедешь? Лады.

Самые въедливые в здравоохранении – работники, точнее, работницы административно-финансового отдела. Сотая городская больница, на бумаге превратившись в многофункциональный медицинский центр, обрела эффективных менеджеров. Их функция проста: выжимать из врачей и больных максимум денег при минимуме затрат, а также готовить чудесную отчетность для вышестоящих инстанций. Когда в отделении появилась представительница АФО, Мария сразу настроилась на неприятности. И они последовали.

– Здрасте. Как с использованием коечного фонда?

– Нормально.

– Ненормально! Пациент у вас неучтенный лежит, процедуры получает дорогостоящие, а страховки у него нет и даже паспорта. Серьезное нарушение, придется докладную составить.

– Порядочный человек, – Маша достала из сумочки деньги, ранее полученные в ГУМе от матери пролеченного наркомана и протянула стукачке.

– Только из уважением к вам замнем на сей раз, доктор. Но чтоб завтра и духу его тут не было.

– Смену закончу и выпишу.

– Не вздумайте, – предупредила сотрудница, – никаких бумажных следов. А то вдруг проверка. Даже на поступивших по «скорой» лиц без документов обязано медучреждение немедленно отправлять сообщение в полицию. Не было его тут, а, если спросят кого из пациентов или персонала, то ведь здесь наркологическое отделение – мало кому кто привиделся.

– Спасибо за подсказку, – поблагодарила Мария.

– Да что ж я не понимаю! – деньги перекочевали в бюстгальтер. – Мы же люди, должны друг дружке помогать.

Телефон Марии, доставшегося ей как выморочное имущество умершего в отделении наркомана, стал известен ГБ ровно через десять минут после того, как в нем сел аккумулятор, сделав невозможной триангуляцию местоположения по вышкам сотовой связи. Локализация звонков по номеру показала лишь, что тот в основном находился в районе больницы № 100 и в Жулебино. Опергруппы получили задание выдвинутся и прочесать. Но Владимир и Мария уже приехали к ней домой на метро, и пока были в безопасности.

– Товарищ Дю, есть свежие данные, – докладывал помощник. – Наши через нациков определили нужный мобильник, а через техуправление ментовки вычислили, где находится Ильич. Сейчас физически контролируют нужный адрес.

– Где?

– Жилой микрорайон, на окраине, обычная многоэтажка. Квартира принадлежит врачихе Сотой градской, она и привезла туда Ильича.

– А гэбисты?

– Идут по следу, пока не вышли на место жительства докторши. Но к утру у них появятся более точные данные, если вновь заработает её выключенный телефон. Будут указания?

– Владимира Ильича немедленно перебросить на нашу дачу в Жуковке, беречь как зеницу ока. Никаких допросов, сам с ним хочу побеседовать.

– А если он не согласится? – засомневался помощник.

– Пусть ребята вежливо и аргументировано уговорят. Станет кочевряжиться – не мне их учить, – приказ последовал туманный по форме, ясный по сути, как обычно у политиков, сторонящихся ответственности при решении скользких вопросов.

Незамысловатый ужин на тесной кухне, скованное молчание почти незнакомых мужчины и женщины. Экран ТВ – спаситель незадавшегося общения – уже не удивлял Ульянова, окунувшегося мутные воды интернета. Время отходить ко сну. И тут входная дверь открылась словно сама собой. Вошла пара мужчин, Марию отправили в ванну. Первый – Вальяжный – говорил, второй – Спортивный – молчал. В голову последнему лез парафраз из Маяковского: «Трое в комнате. Мы и Ленин, некстати оживший, на белой тахте». Ульянов быстро отправился от первоначального шока, но окончательно поверил спасителям лишь, когда Вальяжный вызвал на экран смартфона фото обложки факсимильного издания 1938 «Истории ВКП(б)». На обещание дать почитать «твердую копию» Ульянов отреагировал, как кот на запах валерианы. «Конечно, поеду, товарищи». Выпущенная из заточения Маша молила о разрешении последовать с Володей. «Проверяет нас, – прикинул Спортивный, – вдруг мы мужика везем в лес закапывать. Мол, если согласимся и её взять, то менее вероятно, что убийцы. Дуреха! Закопали бы и её».