— Нет, правда, твой критический настрой удивляет. Это вопрос даже не столько внешнего престижа, тут речь о проверке собственных сил. Мы в наше время могли только мечтать поучаствовать в таком соревновании. И, кстати, я уверен, у тебя были бы все шансы на победу, если бы ты участвовала, — подвёл итог своего пламенного выступления Каркаров, с воодушевлением глядя на Иванну.

— Стоп, стоп, попридержи коней! — рассмеялась она. — Все шансы были бы не у меня, а у связки Мачкевич-Назич-Песцова. В таком составе - да, мы бы всех порвали. Турнир, однако же, соревнование индивидуальное, так что я, даже если бы имела гипотетическую возможность поучаствовать, далеко бы не ушла. А тебя вообще, я вижу, опять хлебом не корми, только дай кого-нибудь сагитировать на какую-нибудь глупость! — неодобрительно цокнула языком она.

Каркаров чрезвычайно развеселился и уверил Иванну, что пока та рядом, у него просто нет шансов вновь вернуться на скользкую дорожку, ибо одно её присутствие работает эффективнее совести, авроров и дементоров вместе взятых. Иванна скептически заявила, что в чудеса не верит, и потому пытаться усыпить её бдительность бессмысленно. Каркаров возразил, что хоть и сам является человеком, давно лишённым множества иллюзий, однако ничем иным, кроме как чудом, не может объяснить тот факт, что он сейчас не служит обедом азкабанским крысам, а вовсе даже в тепле и уюте наслаждается обществом прекрасной и умной женщины, которую не только обнять приятно, но и собеседник она отменный. Иванна, привычно пропуская лесть мимо ушей, безжалостно заявила, что лично она может объяснить сей факт исключительно верной расстановкой приоритетов и своевременным включением мозгов. Каркаров с готовностью согласился с её словами. Глядя на не покидающую его лицо почти блаженную улыбку, она с печальным вздохом предположила, что в Азкабане, очевидно, было совсем тяжко, раз он все её «милые чудачества» и «ангельский характер» воспринимает на редкость тепло и без раздражения. Каркаров посоветовал Иванне не льстить себе: видал он характеры гораздо противнее, её не тянет даже не троечку по десятибалльной шкале. Иванна демонстративно надулась, отодвинулась и повернулась к нему спиной. Каркаров тут же поспешил её уверить, что, если подумать, конечно же, она и только она является воплощением вселенского зла и эталоном невыносимой личности. Иванна, старательно сдерживая смех, с укоризной сообщила, что кое-кому не помешало бы быть более последовательным, но обнять себя всё же позволила.

Где-то ближе к пяти часам утра у Иванны проснулась совесть, и она, с трудом убедив Каркарова хоть немного поспать перед новым трудовым днём, поднялась к себе и принялась разбирать рюкзак. Не успела она приступить к этому грандиозному труду, как в иваннины апартаменты поднялся Каркаров и заявил, что лучше поспит у неё. Иванна, пожав плечами, предупредила, что намеревается громыхать и вслух выражать негативные эмоции экспрессивными многоэтажными выражениями (наверняка что-нибудь ценное в процессе транспортировки разбилось, разлилось, помялось или любым иным способом пришло в негодность), так что если это не смущает, то он может располагаться как дома. Каркаров уверил, что это ему нисколько не помешает (а скорее наоборот), и скрылся в спальне.

Повозившись где-то с четверть часа и завалив не только гостиную, но и кабинет невообразимым количеством вещей, Иванна оглядела творение рук своих и, наконец, осознала, что проголодалась. Обувшись и переодевшись в менее экстравагантное, она отправилась в «домашнюю» кухню. Помимо Большой кухни, работающей на ежедневное питание учеников, в Дурмштранге имелись кухни «домашние»: в подвале на стыке жилых мужского и женского крыльев, а также под преподавательскими башнями были оборудованы помещения, где персонал или ученики могли что-нибудь приготовить себе при необходимости. В Большой кухне с раннего утра бок о бок ударно трудились повара-волшебники и домовые, на «домашних» же кухнях домовые лишь незаметно помогали поддерживать чистоту — разумеется, было принято за собой убирать, но не все справлялись.

Просторный зал с толстыми колоннами, поддерживающими сводчатый потолок, редко бывал наполнен людьми, и сейчас, обнаружив там аж целых двух посетителей — профессора Основ Культуры Немагического Мира и профессора Теории Боевой Магии — Иванна удивилась. Впрочем, подойдя поближе и рассмотрев, что те, с крайне суровыми и хмурыми лицами по очереди пьют из большого начищенного медного чайника, удивляться она перестала.

— Доброе утро, профессор Вирмаярви, профессор Густафссон! — бодро поприветствовала она, проходя мимо них к холодной кладовой.

Чайник с оглушительным звоном обрушился на каменный пол и покатился, теряя крышку и заливая всё на своём пути. Славные профессора моментально развернулись в её сторону, являя всю красу последствий неумеренных возлияний на одухотворённых лицах.

— Спокойно! Это же Мачкевич вернулась, — остановил Вирмаярви подслеповатого коллегу, машинально потянувшегося за тренировочным посохом, который он таскал с собою вместо волшебной палочки; теоретичность преподаваемой боевой магии выражалась исключительно в сниженной до минимума силе заклинаний. — Не ждали, не ждали. И утро добрым не бывает, к твоему сведению! — попенял он Иванне.

— Среди недели? — неодобрительно поджала губы та. — Я-то думала, вы ученикам пример положительный подаёте, не нарушаете дисциплину… Неужели за время моей экспедиции тут всё так изменилось?

— Нечего тут умничать, — прогудел Густафссон, отставляя посох и поднимая укатившийся чайник. — Лучше что дельное присоветуй, — встряхнув ёмкость и убедившись, что воды там не осталось, он с удручённым вздохом поставил её на разделочный стол и потянулся за другим чайником.

— А что, у вас зелья кончились? — не поверила Иванна; подвязав подол юбки, она взяла тряпку и принялась собирать воду с пола. Конечно, правильнее всего было бы воспользоваться волшебной палочкой, так что, поймав себя на столь нелогичных действиях, Иванна мысленно развеселилась: она уже давно вышла из школьного возраста, но до сих пор придерживалась негласного этикета, осуждающего применение мелкой бытовой магии в присутствии профессоров и просто старших.

— Мы вчера конфисковали бочонок медовухи у выпускного курса, — сообщил Вирмаярви, смущённо почесав затылок. — Внепланово. Запас зелий не успели подновить. И как раз у нас с Гуннаром зашёл разговор: а не провести ли нам совместный урок, так сказать, совместить немагическую культурологию с боевой теорией — познакомить детишек с устройством автомата Калашникова! — как всегда, стоило Вирмаярви завести разговор о немагическом оружии, у него маниакально загорались глаза, и весь он приходил в священный трепет.

— Слушайте, профессор, вы, если мне не изменяет память, уже раз шесть с идеей изучения оружия к Игорю подходили, — покосилась на него Иванна; поискав глазами какую-нибудь ёмкость и не найдя ничего подходящего, она поднялась с колен и отжала воду прямо в одну из раковин. — И все шесть раз были посланы подумать ещё. И я уверена, вы и раньше попытки делали.

— Я тебе, чёртов недоумок, так и сказал, — буркнул в сторону коллеги Густафссон. — Мачкевич, ну что ты возишься, скажи: есть у тебя антипохмельное зелье? — он приложил пустой чайник ко лбу.

— Готового, к сожалению, нет, — Иванна бросила тряпку в сушилку и вымыла руки; было очевидно, что пока она не только не «присоветует», но и сама не организует «что-нибудь дельное», позавтракать ей не дадут. — Против народных средств не возражаете?

— Главное народное средство кончилось, — мрачно отозвался Вирмаярви.

Возражений не последовало, и она, наконец, отправилась в кладовку. Пытаться апеллировать к разуму двух упрямых профессоров в состоянии ограниченной умственной активности, призывая вспомнить их проверенные способы восстановления здоровья, было сейчас явно бессмысленно. Осмотр припасов подтвердил: солёные огурцы — гордость госпожи Май, действительно уже иссякли: на дне последней бочки Иванна обнаружила три мизерных огурчика, полузавядших без рассола. Выудив их при помощи Акцио, а также прихватив свежих огурцов, помидоров, стебли сельдерея и четыре куриных яйца, Иванна покинула кладовку. На первое она сделала им по «коктейлю» из желтков и смеси вустерского соуса и табаско с каплей бальзамического уксуса, щедро приправленному порошком сладкой паприки, на второе — по огромной кружке овощного сока. Она искренне надеялась, что этого будет достаточно, и тяжёлую артиллерию в виде пельменей задействовать не придётся.