— Давай! Сметай их, Лекси! — командую я, и мощнейший взрыв поглощает, пожирает пространство вокруг, и я вижу, как исчезают в огне последние из берсерков… В небе зарево пламени сменяется на подоспевший рассвет. Мы ведем бой, добивая последние болванки и не оставляя им шанса, когда эфир прорезается тоненьким голосочком…
— Папа, папочка… Это я, Люси... Я жива!
====== «Глава 38» «Просто поцелуй меня...» ======
Джай
Тяжелые подошвы отбивают дробь по каменному полу, все звуки испарились, только отдается где-то в грудине эта поступь, да частое дыхание заполняет слух. Мне попадаются навстречу люди, и я максимально бесцеремонно их отпихиваю, потому что мысленно я уже там… в реанимации… с ней…
Я всегда был уверен, что легко приму смерть любого из нас. Да, будет печально, если того, с кем ты рос, не станет вдруг… Но никогда не думал, что потеря девушки, ставшей близкой мне, испепелит в одночасье смысл жизни. Я готов был остаться там, посреди прерии, выжженный плазмзарядом или разодранный на куски гранатой… Более того, мне очень хотелось этого, потому что дальше жить так… казалось не зачем. Я совался везде, под пули, в самое пекло… Но не пришлось. И все эти дни, что мы разгребали разрушенный город, я непрерывно думал о ней. О Джил.
Что я знаю о ней? Хорошая медсестра, давняя подруга… Я как-то раньше не обращал внимания на таких девчонок, своих в доску, почти родных. Сейчас я иногда вспоминаю и думаю, что, пожалуй, она знала меня лучше всех, может быть даже лучше Сани, потому что с Джил я совершенно ничего не стеснялся… Да, она отталкивала меня, но в то же время я видел, что она принимает меня такого какой я есть и никогда не хотела меня изменить… А теперь… я бы все отдал, чтобы измениться, для нее… Ради нее…
Пришли вести, что Люси выжила, а вслед за этим и новости о погибших… Весельчак Гэб, хохотушка Иви, Арчи, Итон… Риз и Берман… Все остались там, на станции и оставалось только сжимать зубы покрепче, чтобы были силы как-то принять это, справиться с потерей.
Люси, осунувшаяся, похудевшая, зареванная, увидев меня, просто подошла и обняла.
— Я слышала о Джил… Как ты? — а у меня нашлись только силы покачать головой и горько усмехнуться. Мы с ней потеряли то, что никогда, ни за что не удаться восполнить, но она еще могла беспокоиться за меня… А вот я уже ничего не мог.
И вот теперь… В голове бьется единственная фраза, брошенная диспетчером.
«Джил Коин. Обнаружена среди других пострадавших в тоннелях подземных коммуникаций. Ранена. Большая потеря крови. Множественные переломы. Без сознания».
Когда в моей руке не стало ее ладошки, я думал, что она упала и ее засыпало обломками взорвавшегося здания. Но не учел, что мы все-таки в черте города и под нами были тоннели. Она провалилась, и после этого уже рухнуло здание, а внутри прятались люди, пережидающие воздушную атаку на город. Они-то ее и обнаружили — без сознания, переломанную, но изо всех сил цепляющуюся за жизнь… А дальше… несколько дней под обломками, в сырости и темноте, с надеждой на спасение… Но теперь все позади, все! Теперь… я никуда, никогда ее не отпущу…
— Как она? — наваливаюсь я на первую попавшуюся докторицу, и та только вздыхает.
— Джай, тут, вообще-то, стерильное отделение…
— Как Джил! — рявкаю я, не обращая внимание на бубнеж. — Она жива?
— А какой она еще должна быть? — стукнула меня по лбу врач. — Конечно, жива. Измотана, истощена, потеряла много крови, но все уже позади. Сейчас спит после ренкапсулы. Иди пока…
Но я уже не слушаю дальше, потому что увидел ее. Ту, которую думал, уже потерял… Не обращая внимания на вопли и просьбы нацепить хотя бы халат, я, не чувствуя под собой ног, бросаюсь к ней. К моей Джил…
Она действительно лежала на кушетке с закрытыми глазами, но когда я подошел и осторожно взял ее за руку, шевельнулась, проснувшись, и взглянула на меня. Узнать ее можно было с трудом: заострившиеся черты лица, сероватого оттенка губы в белой окантовке, четко выделяющиеся скулы вместо пухловатых щек, без привычно растянутых в улыбке губ, она была совсем другой… Но от этого не менее любимой. От ключиц тянулись кверху прозрачные трубки, волосы с одной стороны обриты и на их месте красовался пластырь, нежная кожа в кровоподтеках, ноги приподняты на подставках и перебинтованы. Но я настолько рад, что она жива, прохладная рука, слабо, но ощутимо сжимает мои пальцы, а запекшиеся губы пытаются растянуться в подобие ухмылки…
— Ты пришел… — просипела она, и я не узнал ее голос. Грубый, охрипший, но сейчас… мне было на это, как и на все остальное, что автоматически фиксирует сознание, совершенно плевать.
— Конечно, я пришел, Джил… Не мог не прийти… Как только узнал, что ты… Что тебя…
— И сейчас скажешь, что все это нереально…
— Мне кажется, что да, — ляпнул я первое, что пришло в голову. — Детка… Я думал, что потерял тебя…
— Я тоже думала, что потеряла себя, когда внезапно полетела вниз… — Она устало прикрыла глаза и в ту же минуту показалось, она скажет — это я виноват, что отпустил ее.
— Джил, я… Я думал, что…
— А потом все обвалилось… — помолчав, продолжает девушка. — И мне показалось, что весь этот ужас… что снаряд попал… что ты погиб, Джай… Я очнулась, вокруг темно и нечем дышать… все болит…
— Детка… Я думал, что тебя засыпало обломками! Тебя вдруг не стало и я… мне легче было самому умереть!
Она опять прикрыла глаза и из-под ресниц у нее выкатились две слезинки и застряли в бинтах. Я потянулся, чтобы вытереть их, но она только сильнее зажмурилась.
— Я… так жалела, что не поверила тебе… И не сказала, что тоже люблю, — последнее слово она прошептала так тихо, что я скорее догадался, чем услышал. Джил плачет, а я не знаю что делать, ведь она сильно ударилась головой и ей, наверное, нельзя нервничать… Она плачет, уткнувшись мне в руку, а я ощущаю себя полным болваном — так хотел ее увидеть, что наплевал на все… Но ведь столько дней, столько… я думал, что ее уже нет с нами. Смотрю на нее и не могу поверить, что она рядом, а я тут, сжимаю ее ладошку и ругаю себя на все корки за то, что не хватило терпения подождать, когда она оправится… Ноги подкашиваются, и я опускаюсь прямо на колени перед ее кроватью, не выпуская тонкие пальчики из своих рук.
— Джил… Ты прости… прости меня, я все делаю не так, тебе отдохнуть надо, а ты плачешь… Прости, что я вломился…
— Не уходи только, Джай, мне с тобой лучше становится!
— Да я вижу, ты вон плачешь все время… Голова, наверное, болит! Мне ничего больше не надо, только бы… ты была жива! — шепчу я, а горло сжимается, говорить трудно. Ни о чем другом не могу думать, просто боюсь не сказать ей самого важного. — Я люблю тебя, детка…
— И я должна тебе поверить? Разве в реальности ты сказал бы мне такое? — насмешливо протянула Джил и вздохнула. Я поднял голову и потянулся к ее щекам, расцвеченным синяками.
— Ты только останься со мной, крошка, — прошептал я, осторожно поглаживая пальцем отметины на коже. — Я смогу доказать тебе, что и в реальности такое бывает…
Джил кладет свою руку поверх моей ладони и, чуть потеревшись о нее, легонько поцеловала.
— Тебе, наверное, неприятно меня видеть такой… разобранной? — тихонько спросила она, а мне так удивительно. И странно такое слышать, потому что сейчас я был рад ее видеть… абсолютно любой.
— Ты меня видела и поразобраннее, — я чувствую такое затопляющее счастье, что она вот тут лежит и рассуждает о том, приятно мне ее видеть или нет. — Зато теперь я могу за тобой поухаживать. Ну, знаешь… могу позвать медсестру…
Джил едва заметно улыбается, поглаживая меня по щеке, и вдруг я понял, что не брился уже дня три… Отчего-то стало не по себе, и немного стыдно. Выгляжу сейчас, должно быть, как бомж — после дежурства, грязный, заросший щетиной…
— Джил… — слова даются с неимоверным трудом, но я должен, просто обязан у нее спросить, — ты выйдешь за меня? Знаю, что я не тот, за кого выходят замуж, и знаю, что урод и веры мне нет, но… я очень хочу измениться. Хочу чтобы ты меня изменила. Не скажу, что это будет просто... А ты? Ты хочешь меня изменить?
