Охота заканчивается в начале.

- В начале, - прошептал я, поджав губы. Означает ли это, что она хотела, чтобы я вернулся на поляну или домой? Это не вписывалось, так как моя ведьмочка была немного более творческой личностью.

- Начало, - произнес я снова, на этот раз понимая смысл последних слов Риддла.

После тщательного складывания записки и убирания ее в карман, я вновь очутился в ночном небе, мои мысли были сосредоточены на Старшей Школе Форкса и девушке, ждущей меня там.

Я не мог видеть сквозь стекла окон школьного кафе, когда приземлился. Они были матовыми, как стекло в душевой в ванной комнате, способное дать личное пространство. Они мягко освещались светом изнутри. Музыка наполнила мои уши – неторопливая и нежная композиция. Я узнал успокаивающие ноты Claire De Lune, когда, слушая их, с удивлением заметил, что ноги по собственной воле ведут меня в сторону звуков и красивого, сопровождающего их сердцебиения.

Дверь была не заперта, естественно. У меня перехватило дыхание, когда я, молча, приоткрыл ее.

Белла стояла в центре комнаты, освещенной свечами, босая, с закрытыми глазами, покачиваясь на цыпочках в такт мелодии, которая лилась из зачарованного фортепиано, что стояло у западной стены. Столы были убраны к противоположным стенам комнаты, оставляя широкое пространство для ее танца, которое она не в полной мере использовала. Она была одета в длинное белое платье без бретелек. Материал плотно обтягивал ее грудь, но более свободно струился в остальной части, покачиваясь, как и она.

Я никогда не видел ничего столь прекрасного за всю свою жизнь. Она выглядела такой невероятно спокойной… как ангел – даже звук ее сердцебиения был божественен – так что я просто не мог заставить себя объявить о своем присутствии. Я просто стоял в стороне и в изумлении смотрел, не веря, что она была моей.

Однако когда композиция Дебюсси сменилась моей – ее колыбельной – я сделал шаг вперед. Я тихонько позвал ее по имени, и она остановилась, открыв глаза секундой позже. Она не проявила никаких признаков смущения, свойственных ей, когда встретила меня теплой и нежной улыбкой.

Мы не обмолвились ни словом, когда я подошел, и молчание продолжалось, когда я заключил ее в свои объятия, начиная кружить нас в танце. Она положила свою голову мне на плечо, повернувшись лицом ко мне, так что ее теплое дыхание мягко овевало мою шею каждый раз, когда она выдыхала. Сохраняя жжение в своем горле, я все еще был целиком и полностью сдержан.

На протяжении получаса все, что мы делали – медленно кружились в танце по кругу, ни разу не отклонившись от центра комнаты, никто из нас не произнес ни одного слова. Единственными существующими звуками были те, которые создавали фортепиано, сердцебиение Беллы, наши ноги, наступавшие на плитку, и наше спокойное, синхронное дыхание.

С другой стороны, она опустила щит, вспомнив, что я сказал, после Чемпионата Мира по Квиддичу, о том, что она могла бы отказаться от окклуменции в качестве рождественского подарка. Ее мысли были тихими и мирными, в соответствии с атмосферой. Они действительно не отклонялись к будущему, только настоящее и то, что она ощущает, когда мы двигаемся вместе.

В конце концов, однако, она задала вопрос о том, понравилась ли мне игра.

- Мне она очень сильно понравилась, - произнес я тихо. – Это было весело, особенно учитывая, что я охотник от природы. Я должен отблагодарить тебя за твою непосредственность. Людям редко удается удивить меня.

Я рада, что тебе понравилось. Это было интересно и для меня.

- Где ты была, когда показала мне изображение поляны?

В лесу, в нескольких милях от дома, где деревья располагались часто. Я чувствовала, что ты пытаешься найти меня, и я уже оставила все подсказки к тому времени, как ты вернулся домой. Это заняло всего пять минут. Таким образом, после того как ты оказался на лугу, я переместилась сюда и занялась подготовкой.

- Фортепиано?

Позаимствовала из музыкального класса.

- А платье? В котором ты выглядишь прекрасно, кстати.

Она улыбнулась напротив мой шеи. Элис, конечно же. Она была рада, когда я попросила совета. Я думаю, она чуть не упала в обморок.

Я засмеялся, после чего повернул свою голову так, чтобы я мог видеть ее лицо. Когда веселье утихло, очередная волна нежности охватила меня. Смотря вглубь ее шоколадных глаз, я произнес:

- Я не могу поверить, что все это ты сделала для меня.

Ты должен знать уже, что я сделала бы все для тебя.

Я кивнул строго. – Я знаю. Просто… ты танцуешь.

Она запрокинула голову, позволяя мне поддерживать ее тело, и засмеялась.

- Добровольно, - добавил я, подтверждая свое высказывание.

- Правда что ли?

- Да, что полностью не соответствует твоему характеру. Я разрываюсь между тем, должен ли я или нет отвезти тебя в больницу.

Она игриво ударила по моей грудной клетке. Я поймал ее руку и задержал ее там, впитывая каждое приятное напряжение в атмосфере, которое только усилилось, когда наши взгляды встретились. Через несколько мгновений, однако, это было изменено моей Беллой, когда она встала на цыпочки, чтобы поцеловать меня.

Было пол-одиннадцатого, когда мы вдвоем отправились обратно к ней домой. Мы полетели, а не аппарировали, и набирали высоту в ночном небе, пока не оказались выше облаков. Там, наверху, в своем белом платье, освещенном серебристым светом луны и звезд, Белла действительно выглядела эфемерной.

Затуманенный пейзаж неба был настолько невероятным, что наблюдая, как искусственный свет снизу полностью блокируется белым пушистым одеялом, мы задержались немного, продлевая путешествие.

- Я уже давно подумывала воспользоваться тепловым заклинанием в постели, - сказала Белла мне, когда мы, наконец, вернулись обратно.

Я должен был с этим согласиться. Было приятно, что не надо отгораживаться от нее несколькими слоями одежды и пуховым одеялом. Я обнял ее, когда она легла рядом со мной, напевая ей колыбельную. Через пятнадцать минут после нашего возвращения, она уснула. Двадцать минут спустя, она заговорила, произнося мое имя и что-то про морковку.

Я намеревался остаться с ней до ее пробуждения, но этот план вылетел в окно, когда четыре раздражающих голоса в моей голове потребовали моего внимания.

Эдди!

Мои глаза выпучились. Что за…

Эдди, Эдди, Эдди! Ты там, чувак?

- Эммет! – прошипел я, слишком тихо, чтобы разбудить Беллу. – Что, черт подери, ты хочешь?

Эй, – обиделся он мысленно, - неужели нужен определенный повод, чтобы поговорить со своим обожаемым братом? Давай, Эдди.

Я стиснул зубы и встал с кровати, подойдя к окну и открыв его. – Ты прекратишь так меня называть! – потребовал я, глядя на своих четверых братьев и сестер. Дамы сидели на плечах у своих супругов и махали мне.

Что было венцом их очевидного нетрезвого состояния – их радужки обладали более насыщенным оттенком. Глаза Розали, например, которые были нежно-фиалкового цвета несколько часов назад, теперь были насыщенно-фиолетовыми. Глаза Джаспера были цвета серебра, а не серые. У Эммета были неестественного оттенка голубого; он походил на привидение. У Элис, как ни странно, они вновь превратились в цвет золота, так как их обычный оттенок варьировался где-то между зеленым и светло-карим.

- Пошли, старичок, - прошептала Элис, покачиваясь из стороны в сторону, ее веки были немного прикрыты, - у нас есть много, и много, и много, и много, и много…

Я слегка ударился головой о стену.

- …и много, и много, и много вещей, что нужно сделать.

- Например?

Она запрокинула голову и засмеялась. Розали сделала то же самое, прежде чем она посмотрела на меня и помахала какой-то шляпой – безголовой шляпой Беллы, если быть точным.

- У нас есть хитроумный план.

Эммет и Джаспер вновь затряслись во мраке, прижимая ладони к своим лицам, чтобы заглушить смех.

Я вздохнул, глядя на своих пьяных братьев и сестер. – Какой хитроумный план?

Дух, – подумала Розали. - Мы собираемся пойти попугать волков.